военном снаряжении. Но чуть сердце покололось, словно бы в ожидании чего-то значительного, что юноше показалось весьма подозрительным. И вдруг до тоски недиковинный голос:
— Здравствуй, брат.
Адияль не мог поверить услышанному. Принял за сон. Однако ощущение реальности перебило эту мысль. Помимо того, чуть прояснилась картина мира, звон утих.
— Да, Эди, нелегко тебе пришлось. Шевелюра отросла, подобно львиной. Что ж, ты ведь всё-таки из рода Золотых Львов. Быть может, ты и есть молодой лев, что соберет воедино разрозненное общество. — Он голову повернул, бросив добрый, нежный, тёплый родственный взгляд в сторону Адияля.
— Зендей… братец… Я столь много хотел сказать, столь многим поделиться, но прежде… Извиниться. Да, да, конечно, главное — извиниться за всё! За грубости, за непонимание, за обиды…
— Тише, тише. Не спеши, не надрывайся. Знаю, любишь ты это. Время есть, и дела подождут.
И он сел рядом. Точно такой же, как и много лет назад. Не изменился Зендей, что и верно, ведь он мёртв. Духи редко принимают облик в соответствии с возрастом тела.
— Красиво, Эди. Такая она — Северная Держава. До ужаса простая, но удивительно привлекательная чем-то большим, чем краса.
— Брат, я… я виноват! Я столько всего наделал… Прошу, дай мне шанс, хочу сказать…
Зендей лишь прильнул к брату, взъерошив волосы. И Адияль будто действительно почувствовал прикосновения. Почувствовал стройные и сильные пальцы в гуще своих волос. Почувствовал тепло в плече. Почувствовал присутствие родного человека.
— Не говори о прошлом. Этого не изменить. Все худшие ошибки человечества были совершены, исходя из воспоминаний о далёких, минувших днях. Я знаю обо всём, что тебе пришлось претерпеть. Я знаю даже все твои нынешние мысли. Ведь я лишь дух — не человек. Меня нет в живых, Адияль. Твоё сердце хочет сказать тебе одну вещь: иди вперёд, не оборачиваясь на то, что было, иди уверенно и твёрдо, верь в себя. Адияль, ты единственный, кто способен остановить эту войну. Ты знаешь, о какой войне я говорю. В это верим не только мы с отцом. Да и я говорю даже не про Джеймса, Ольгерда, Артура, дядю Фирдеса и прочих. Я говорю про тебя. Ты сам понимаешь, что никто не сможет остановить тебя, если будешь идти вперёд. Ты — луч солнца, подаренный этому миру, чтобы он наконец вышел из мрака. Адияль — глас надежды, брат мой.
— Эди, ты как? — поинтересовался Эйдэнс.
— Да неплохо, вроде… а с чего вдруг должно быть иначе?..
— Ты сегодня столкнёшься с тем, на чьих руках кровь твоих близких. Практически всей твоей семьи и друзей.
— Я это осознаю.
— Не только я, но и Джеймс, и Ольгерд, и Гебель видят твой несколько растерянный взгляд. Это бросается в глаза. Ты точно готов?..
Леонель озадаченно выдохнул.
— Последний год — если не больше — я чувствовал одно и то же каждый день. Вставал и ложился с омерзением к себе и своей жизни. Да и жил я, собственно говоря, лишь в надежде заполучить шанс отомстить Зельману. Ненависть питала меня и давала силы. Внезапный визит Джеймса и Ольгерда будто вновь показал мне, что я могу и жить… Могу ещё быть счастливым… Но что-то внутри меня… та дыра, которая поглотила меня настоящего, туманила рассудок… Она с каждой потерей разрасталась всё больше и больше и в конце концов поглотила меня. Я жил прошлым, забывая о настоящем и не видя будущего. Я хватался за любые ветки из прошлого. Хватался за тени… а те вести, с которыми пришли мои друзья, разрушили это представление, которым я жил. Это лишило меня чувств… Я чуть было не совершил ужасный поступок, который всё бы разрушил. Но я вовремя понял суть. Мы проживаем жизнь вот так. Теряем, а затем потерю покрываем новой. Но теперь я буду жить для себя. Не мешая другим. Я не стану убивать Изельгаама. Не стану порождать новый виток этой нескончаемой ненависти. Довольно. Возможно, именно из-за этих размышлений я будто бы выглядел потерянным. Но это не так. Я наоборот нашёл себя. Мир на деле слишком прекрасен, чтобы от него отрекаться ведь суть не в красе… а в глубине, Эйдэнс!.. Теперь все уже иначе, чем тогда, когда тонула моя душа.
Эйдэнс улыбнулся.
Однако вмиг весь план «Батальона мщения» провалился. Дело в том, что на улицах города было чересчур много стражи и мирного населения. Потому первоначальный план реализовать было уже невозможно.
— Делать нечего, придётся отложить… — заявил Леонардо Эйдэнс.
— Нет, — возразил Леонель.
— Что?
— Мы не можем отступить, Лео. Только не сегодня. У меня… предчувствие. Этот день нельзя упускать.
— Эди, перестань! — вставил Джеймс. — Это уже невозможно. Ты сам видел эту толпу, нам ни за что не подобраться к кортежу.
— Адияль, впереди ещё будет шанс всё исправить, — добавил Гебель.
— Слишком много крови пролито. Мы не можем рисковать, — пояснил Эйдэнс. — Я понимаю, как тебе тяжело это принимать. Но такова уж участь.
— Каждый день… каждый час, секунда нашего бездействия может обернуться новой трагедией. Как вы этого не понимаете?.. Изельгаам вернулся во дворец… значит, сейчас он собирается издать новые указы. Он уже лишил население Игъвара всякой надежды на светлое будущее. Думаете, он на этом остановится? Знаю, что это крайне опасно. Но я не прошу вас о выполнении первоначального плана. Нет. Я прошу лишь, чтобы вы поняли меня и позволили сделать всё хоть самому.
— Ещё лучше! Да ты с берёзы пал? — бросил Ольгерд.
— Ольгерд! Хватит. Да, ранее я был ребёнком, который часто поддаётся эмоциям, действует безрассудно и эгоистично. Но сейчас всё иначе. Я вырос и многому научился. Я способен на это. Поверьте мне, прошу.
— Однажды уже мы послушали тебя, Эди, — вставил Джеймс. — Тогда я чуть не погиб…
— Потому я не позволю себе вновь подвергать вас опасности. Я сделаю всё сам. Я могу! Ведь готовился к этому очень долго.
— Я не договорил, Эди. Благодаря мне ты жив. Если бы меня там не было? Сейчас ты бы тут не сидел и не обдумывал сценарий по спасению государства. Нет уж. Если ты готов отдать свою жизнь, то я и подавно.
— Солидарен с Джеймсом. Думаю, чему нас и научил дядя Эверард как следует, так это умению наспех принимать необдуманные решения, которые по итогу оказываются самыми эффективными.
— Господа, придержите коней, — сказал Гебель. — Как вы собираетесь это провернуть? Вы подумали о том, что дворец охраняется со всех сторон. На стенах высотою в ярдов шесть по десятку дозорных. Если уж и решились действовать самостоятельно, то
