— Что делать? — повторил вопрос Удалов. Он не знал, что делать.
— Я дом. Моя функция — защита и спасение. Я не могу никому отказать в помощи, — продолжала Избушка. — Но как я могу помочь жидкому фаримстоуну или личинке прафутеля? Как, если про эту личинку известно только, что она — фукает? Фукающий прафутель! Это же неприлично! Учтите, Удалов, я никогда в жизни не видела землянина. Я не знала, где у землянина сердце — в груди или в правом бедре.
— Ну, скажете такое! Разумеется, в груди!
— Для меня это не разумелось. Для меня было совершенным открытием, что «квас» пишется слитно, а «к вам» — раздельно... Конечно, мы могли бы отказывать в помощи чуждым существам. Но тогда мы должны отказаться от слова «гуманизм», мы должны отказаться от слова «дом», «убежище», «избушка»... И мы говорили себе: попал к нам под крышу, мы вернем тебя к жизни. Но раз вас так много, а я, Избушка, одна, то по мере лечения я превращаю вас в чудесного, красивого варанелеца! И лечу уже не уродливого землянина, а представителя высшей расы...
— А почему бы теперь меня обратно не превратить в человека?
— Я дом! Я убежище. Я тебя спасла и сделала лучше, чем прежде, но я не представляю себе, каким ты был до катастрофы. Принцип любого дома: я сделаю тебя таким, чтобы тебе было приятно и уютно находиться внутри меня.
Это заявление, хоть и несло в себе претензии на философское обобщение, Удалова не удовлетворило. Он почуял в голосе Избушки некую отстраненность, словно дому, спасшему и выходившему его, и дела не было до его дальнейшей судьбы. Хотя бы потому, что Избушка, воспитанная на фотографиях варанелецких кинозвезд, была уверена, что Удалов должен быть счастлив... Как Иван-дурак из русской сказки, прошедший кипящие воды и ставший царевичем.
— Кто поможет, кто поможет? — повторял уныло Удалов, уткнувшись чешуйчатой рожей в холодное стекло иллюминатора. А там, на подлете к межпланетному космопорту уже вспыхивали и таяли в черном небе огни реклам и бежали строчки новостей.
— Ваши врачи и помогут, — буркнула Избушка. — Мне грустно, что вы не осознали высокую абстракцию моих тезисов: настоящий дом призван не только сохранять и беречь человека, но и совершенствовать его, улучшать...
Тут Избушка качнулась, ударившись о причал. Путешествие закончилось. Удалов был тих и задумчив. Он послушно написал благодарственные слова в «Книге отзывов, жалоб и предложений» Избушки, оставил адрес районного Сбербанка на случай возникновения имущественных проблем и, закутавшись в плащ, подаренный его спасителем и мучителем, пошел на пограничный контроль.
К счастью, при виде него трехметровые рогатые пограничники вытянулись по стойке смирно и хором сказали:
— Паспорта варанелецев принципиально не проверяем...
Из чего Удалов заключил, что принадлежит отныне к могущественной, но не очень приятной расе.
Из космопорта Удалов сразу кинулся в земное посольство. Свои поймут и помогут. Посольство располагалось на тихой, запорошенной ранним снегом горбатой улице. Неба в этом районе не было видно из-за реклам. Когда он подошел к лестнице, ведущей к парадной двери, навстречу спускались два обыкновенных, милых на вид человека, из командировочных. Земляне.
При виде Удалова они замедлили шаги, а тот, забыв о собственном облике, воскликнул:
— Привет, земляки!
Его возглас прозвучал невнятно и приглушенно, потому что речевой аппарат варанелеца для наших звуков не приспособлен. Земляне замерли, а потом быстро побежали — так, чтобы между ними и чешуйчатым коротышкой оставалось не меньше двух метров.
Робот-швейцар распахнул дверь и склонился в поклоне.
— Добро пожаловать!
Внутри было прохладно и просторно. Скупо поблескивали мраморные полы и стены... Некогда это строение принадлежало местному князю Бору-Бару, который влюбился в нашу балеринку Настю и подарил особняк ей. Бору-Бару разорился и повесился, Настя решила вернуться домой, в деревню, к маме, но ей было сказано, что придется сделать дар родине — особняк. Может возникнуть вопрос, когда же это все было, если Удалов — наш с вами современник? Но ведь время движется по кривым, и от этого оно различно течет в разных местах Космоса. Таким образом оказалось, что посольство было укомплектовано торгпредами и стукачами задолго до войны Веллингтона с Наполеоном. А на некоторых других планетах, может быть, думают, что Земля еще не покинула каменный век...
Удалов, имевший некоторый опыт путешествий между звезд, знаком с этим коварным обычаем времени и потому, несмотря на то, что он живет на рубеже XXI земного века, всегда ищет на чужих планетах земляков-дипломатов. Правда, говорят, в этом таится и опасность для министерства. Ведь иногда бумагам приходится отлеживаться по сто лет, а иногда, наоборот, они оказываются безнадежно устаревшими еще до того, как их кто-нибудь умудрится прочесть или даже написать.
Удалов спросил у робота:
— Как пройти к консулу?
— К какому консулу, ваше благородие! — удивился робот. — Вас уже посол ожидает.
И на самом деле, посол бежал по коридору навстречу Удалову, застегивая на ходу синий мидовский мундир.
— Какое счастье! — воскликнул он. — Лично! К нам! Господин варанелец собственной персоной!
Удалову не понравился посол — перед кем заискивать захотел! Роняет достоинство нашей планеты. Поэтому он сказал прямо:
— Никакой я не варанелец, а жертва ихнего заговора. Под предлогом спасения моего тела они пошли на его подмену!
— Ах, не надо шутить, — ответил посол и, подхватив Удалова под мышку, повлек к себе в кабинет, где уже стол стоял, яствами накрыт.
— Да погодите вы! — сердился Удалов, чем все более ввергал посла в тревожное состояние. — Мне нужна клиника и материальная помощь.
— Ах, помощь! — посол втащил в комнату свою элегантную, схожую с анакондой супругу, которая возвышалась над Корнелием, как Пизанская башня над землянкой. — Ах, помощь!..
Из-за пазухи мундира посол вытащил пачку кредиток. Не считая, протянул Удалову и спросил:
— Устроит?
— Спасибо.
Удалов положил деньги себе в карман и спросил:
— А что вы так суетитесь? Чем эти варанелецы вам страшны?
— Ах, оставьте ваши шутки, — сказала посольская анаконда. — Вся Галактика трепещет при одном упоминании о вашем имени, самые гордые выи склоняются униженно в поклонах, когда слышат о вашем приближении. Покоренные вами миры спешат принести вам дань — невинных девушек и белых быков, сартинций и минский фарфор... Любая девушка нашей несчастной небогатой Земли рада была бы провести хотя бы десять минут у ваших ног...
— Только не это! — Удалов принялся поднимать анаконду с пола, но в этом не преуспел, потому что анаконда подниматься не желала. Он сам в результате упал, деньги высыпались из кармана, а посол ни ему, ни жене не помогал, потому что был рад тому, что между ними установились какие-то связи.
Удалову так и не удалось доказать посланцам нашей планеты, что он скромный пенсионер из Великого Гусляра. Потому что посол с послицей глядели на него, а видели перед собой представителя самой лучшей, нахальной и агрессивной цивилизации во Вселенной, которая настолько запугала ближних и дальних соседей, что все были готовы сдаться ей в плен, хотя варанелецы никого в плен не брали. Ну, хоть бы у него какой-нибудь документ был, с печатью!
Больше того, пришлось смириться с тем, что посол устроил обед. Ведь Удалов оказался первым варанелецем, посетившим земное посольство с неофициальным визитом. Неудивительно, что пригласили повара из ресторана «Только для чистых», и Удалов ел пышных крафний и соленых дрезит. Хорошо еще, что при переделке организма Избушка и пищеварительную систему сотворила как надо. Ихнюю.
По ходу обеда посол все пытался выяснить, будут нас завоевывать варанелецы или погодят. В конце концов Удалов сдался и пригрозил вскорости завоевать Землю.
— Ну вот, — взмахнула дрожащим пальчиком анаконда, — а вы притворялись каким-то Удаловым! Я сразу догадалась — ни один землянин не смог бы жрать эту отраву, которую вы уплетаете за обе щеки.
— Марфа! — возопил посол.
Но анаконда уже не слышала его.
— Я разговариваю с повелителем, — сказала она Удалову. — И это меня волнует.
После обеда анаконда пошла показывать Удалову место его отдыха.
Ему была выделена спальня для государственных персон. Анаконда пожелала разделить ложе с гостем — она ласкала его чешуйки, повизгивала и все пыталась, как и принято у анаконд, задушить Удалова в своих объятиях. Но варанелеца так просто не задушишь — шкура у них покрепче, чем у людей, так что анаконда только оцарапала себе руки о голубые щеки Удалова.
Когда, сраженная своим поражением, жена посла удалилась, а ее муж уселся писать отчет о достигнутой дипломатической победе, Удалов тихонько поднялся с кровати, сделал несколько шагов к двери и замер в ужасе.
