У него тоже имелась заветная мечта, о которой он думал ежечасно: ему очень хотелось получить Нобелевскую премию. Он пока что еще не решил, в какой области он хотел бы ее получить, но это было и неважно: Нобелевская премия – она и есть Нобелевская премия. Василий уже решил, как он ее потратит: на мир во всем мире, а если что останется – то купит себе мотоцикл с коляской. Приятно будет получить приглашение от шведского короля, погостить, а потом приехать в свою деревню прямиком из королевского дворца: нобелевским лауреатом, да еще и на новеньком мотоцикле!
Потому-то Василий держался с окружающими несколько высокомерно: будущим нобелевским лауреатам можно и погордиться.
– Здорово, Василий! – бодро приветствовал друга. – Привет, Варвара!
Будущий нобелевский лауреат сдержанно кивнул.
– Крынкин, булку хочешь? – спросила Варвара. – Наша смена пекла. «Плетенка новгородская» называется. Удачные булки получились, правда, Василий?
Она с надеждой посмотрела на красавца-охранника, но тот промолчал. Жуя мягкую плетенку, он размышлял о приеме у шведского короля: оказывается, нобелевские лауреаты должны были произносить речь! Следовало ее хорошенько обдумать.
– Ну, раз ваша смена пекла, то давай, – согласился Крынкин. Он уселся на скамейку и впился зубами в пышную булку.
– Гляди, Василий, что я принес, – с набитым ртом проговорил Крынкин. – Газетка свежая, «Вечерний проспект» называется. Читал? Нет? А вот гляди, написано тут… подписано «Игорь Хамер». Кто такой, не знаю.
Он прожевал кусок и торопливо зашуршал страницами.
– Про экзотического зверя он написал! Читал?
– Ну, зверь, – снисходительно отозвался приятель, отвлекаясь на минуту от обдумывания речи. – И что?
– Ну, как же! – загорячился Крынкин, немного расстроенный тем, что приятель не разделил его восторгов. – Неизвестный науке зверь, понимаешь? Как Несси!
Василий пожал плечами.
Крынкин откусил булку и задумался.
Он и сам не мог бы объяснить, посему обычная заметка в газете так взволновала его. Но какой-то внутренний голос шепнул ему, что тут таится что-то необычное, и не доверять внутреннему голосу у Крынкина не было никакой причины. Он чувствовал, знал – за скупыми газетными строчками скрывается нечто необыкновенное! Оттого-то у Крынкина уже второй день были предчувствие того, что в Городе начинают разворачиваться удивительные события.
– Как бы узнать, что за зверь это? – пробормотал он, машинально выщипывая из булки изюм.
Его приятель отвлекся от дум.
– Как думаешь, если я про деревню свою скажу, будет это шведскому королю интересно? Все-таки у нас там и рыбалка, и грибы, и ягоды… у них-то в Швеции, наверное, такого нет.
– Обязательно скажи, – посоветовал Крынкин и снова уткнулся в газету.
– Как бы узнать… как бы глянуть? Неизвестный зверь, надо же…
– Ох, а вот я недавно видела, – вдруг вступила в разговор Варвара, поглядывая на Василия. – Страшилище какое-то, то ли домовой, то ли еще какая нечисть? Иду это я дворами с ночной смены недавно, утро, часов пять, тихо. Вдруг из подвала – шасть! Да такое чудище: лапы кривые, шерсть бурая, хвост, как у крысы и рога!
– Привиделось тебе, – снисходительно обронил будущий нобелевский лауреат.
– А вот и нет! – загорячилась Варвара, с одной стороны обрадовавшись, что Василий, в кои-то веки снизошел до разговора, а с другой – расстроившись, что ей не поверили.
– Светало уже, я и разглядела. А он, зверь-то этот, на меня уставился, глаза так и горят, как красные лампочки, а в зубах-то – крыса! А потом завизжала я, он – шмыг обратно в подвал, и был таков!
Василий махнул рукой и снова погрузился в думы.
– Вот интересно, что такое «смокинг»? – пробормотал он. – Читал я, на прием к шведскому-то королю в смокинге надо.
Крынкин сдвинул кепку и почесал в затылке.
– А если в свитере скажем, или в рубахе?
– Не полагается, – твердо сказал Василий. – Там порядки строгие. Дворец, все-таки.
– М-да, – неопределенным тоном сказал Крынкин и снова уткнулся в газету, в сотый раз перечитывая скупое описание «экзотического зверя.
И вдруг он почувствовал, как сердце в груди стукнуло и появилось ощущение близкого чуда, совсем, как перед новым годом, когда встаешь утром, выбегаешь в соседнюю комнату, а там – стоит невесть откуда взявшаяся красавица-елка, вся в сверкающей мишуре и золотых шарах.
Крынкин поднял глаза на Варвару.
– А ну-ка, – сказал он. – Расскажи-ка, кого ты видела? Поподробней только. Как чудище-то это выглядело?
Примерно через час, распрощавшись с приятелем, Крынкин побрел к остановке. От волнения он почти не замечал окружающий его мир. На своей остановке он сошел и направился к дому.
Во дворе Крынкин остановился и окинул пятиэтажки задумчивым взглядом.
– У кого бы спросить… – задумчиво промолвил он, сдвигая кепку на затылок. Потом взгляд его остановился на балконе третьего этажа. – Ага… – сказал Крынкин, снял кепку, засунул ее в карман и решительно зашагал к подъезду. На площадке третьего этажа, Крынкин потоптался, поколебался, но потом все-таки решился и позвонил в дверь.
Открыл темноволосый парень в джинсах и синей футболке.
– Привет, дядя Крынкин, – весело сказал он. – Вы к отцу? Насчет батарей, наверное? А он на даче, завтра приедет.
– Нет, – Крынкин неловко кашлянул. – Слышь, студент… дело у меня к тебе есть.
Глава 3
…Почти всю ночь Тохта не спал: не до сна было. Сидел в кресле на балконе и время от времени тревожно принюхивался, не учует ли что-нибудь новенькое. Ночной ветер нес привычные уже запахи: бензиновых выхлопов, тополиной листвы, людей, человеческой еды. Но кобольду казалось, что сегодня в воздухе витает еще один запах – близкой опасности. От этого шерсть его поднималась дыбом, а по телу пробегала нервная дрожь. Он спрыгивал с кресла, просовывал морду между прутьев балконной решетки и окидывал настороженным взглядом пустой темный двор. Никого.
Но успокоиться было невозможно. Тохта ждал, что вот-вот учует магию фей: запах железа, крови и еще чего-то неуловимого и не поддающегося определению. Но еще страшней, если вдруг, среди летнего дня, повеет морозным ветром, стужей, от которой холод проберет до костей, и враз онемеют лапы – значит, где-то близко появились драконы. При одной мысли об этом, кровь в жилах у кобольда застыла.
Тохта вернулся в кресло и решил не думать пока что о драконах, а сосредоточиться на феях. Кобольда грызла такая тревога, что хоть помирай или беги, куда глаза глядят. Но и бежать особо было некуда, да и не убежишь от фей. С ними разговор короткий будет, а с драконами – и того короче.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
