Данные очерка касаются исключительно Донской армии, Донского правительства и командования, а деятельность Добровольческой армии и ее командования затрагивают только изредка. Донское правительство и командование прекрасно понимали казачий характер, казачье сердце, душу и психологию, но использовать таковые в разыгравшихся революционных событиях сознательно, с обдуманной целью не желало или не умело.
Секрет боевого успеха войны совсем не заключается в многозначащих шумных парламентах и ораторских выступлениях с блестящими речами, а в жизнеспособном творчестве каждого из нас в отдельности, в его самопожертвовании в пользу того, кто стоял ближе к смерти, мукам, голоду и холоду.
Отливы и приливы от одной личности к другой, несовместимость стремлений к разным целям, трусость ответственных казачьих вождей перед «жестами» г. Деникина, нагроможденность до невероятных размеров тыловой канцелярщины, которая служила базой для дезертиров почетного звания; отдаленность и неискреннее отношение к рядовым бойцам – все это не дало достигнуть тех желанных результатов, за которые боролись рядовые офицеры и казаки. Нужно искренне признать, что психология рядового казачества, сказавшаяся в «гражданской» войне, была так ясна, так справедлива, что оспаривать кому-либо из истинных казаков едва ли придется. Вспомните случаи, когда казаки, дойдя до границы своей родной земли, говорили: «Дальше не пойдем, так как там земля не наша и вмешиваться в жизнь и порядки русского народа мы не желаем». Эти мысли были высказаны языком простого казака, призванного на фронт из отдаленных хуторов Донских степей. Но все же, усилием политических руководителей, справедливая казачья мысль была сбита с истинного пути и направлена по пути очевидного поражения, страдания и гибели4.
Все же казаки продолжали повиноваться распоряжениям своего начальства, переносить всевозможные тяжести позиционной жизни, в судорогах предсмертных мук бороться с нашествием врага, медленно, полунагими умирать под сугробами холодного снега за пределами Казачьей Земли. За что? Кому было нужно это движение на север? Казакам ли? Казаки свято и героически исполняли свой боевой долг – долг рядового бойца. История их не осудит и не упрекнет, так как они за собой имеют страницы славных побед и неувядаемой славы. Но какое смягчающее вину обстоятельство найдет тыловая администрация для оправдания себя перед будущей историей? В то время, когда на фронте лилась человеческая кровь, вы, гг. тыловые сановники, что вы делали за спиною фронтовиков? Вы гарцевали на балах и вечерах, распевали песни на тему дня, пресыщаясь в кутежах, в первую очередь получали обмундирование, назначенное для фронта, и щедро растаскивали достояние казачества.
Ни Войсковой Круг, ни главный штаб Донской армии не приняли тех мер, чтобы как фронт, так и тыл олицетворялся именем казака, но отнюдь не бывшими чекистами императорского времени. Вот это-то очевидное зло и не было устранено вовремя. Донское правительство насаждало московского барина, испуганно вылезшего из грязной мужицкой рубахи, не только что во все ответственные тыловые учреждения, но и в ряды фронтовиков, которые на фронте среди казачьих частей не могли быть терпимы.
Последние, пользуясь приютом и чувствуя себя вне всякой опасности на казачьей земле, продолжали свое гнусное дело насилия и мщения. Высшее же командование Дона, достаточно осведомленное об их преступной деятельности, молча продолжало покровительствовать своим приятелям – коллегам по службе в императорской армии. Базируясь на дисциплине, они бросали в бой раздетые, невооруженные части с приказом: «Очистить от большевиков Дон». Но когда храбрые горсти казаков выбивали противника из пределов своей земли, то сейчас же начиналось подталкивание казаков на путь дальнейшего движения, с целью овладеть некоторыми пунктами, как бы имеющими важное стратегическое значение, где можно занять твердое оборонительное положение. С занятием первых стратегических пунктов перед глазами белых вождей открывались тысячи новых стратегических пунктов, которые неудержимо манили их к победоносному движению вперед через Москву до холодных берегов Северного Ледовитого океана.
Но ведь эти многочисленные стратегические пункты, расположенные на чужой земле, в расчет казачьих освободительных стремлений не входили, за исключением тех генералов и политических руководителей судьбою Дона, которые были казаками только по внешности (мундир!).
День ото дня собственное обмундирование у фронтовых бойцов приходило в негодность; отбираемые же у противника военные трофеи сейчас же захватывались тыловыми нарядами во главе с комиссией «по учету трофей, отбитых у противника».
Из захваченных трофеев ценные предметы, необходимые для нужд армии, целиком расхищались ловкими маклерами патентованной комиссии и множеством других лиц, которые с алчностью пригребали собственность, им не принадлежащую; всякое же барахло, непригодное к употреблению, ревностная комиссия заносила в опись учетных актов и свидетельствовала тройною подписью экспертов.
Жалованье, причитавшееся казакам, только значилось у заведующего хозяйством по отчетным листам, но фактически выдавалось не полностью, с полугодовым запозданием, а в большинстве случаев «покрывалось давностью». Обмундирование, предназначенное для фронта, тщательно сортировалось на всех пунктах интендантского ведомства, а потому из всего количества обмундирования, посланного на фронт комплектно по числу наличного состава бойцов, последние получали одну десятую долю. Очевидно, что в расчет интендантских преступников входили заблаговременно соображения, что ко дню доставки обмундирования в часть многие непременно должны быть перебиты и для них никакого обмундирования не требуется. Благодаря таким «тонким» расчетам интендантских хищников оборванные и босые казаки с каждым днем приходили в отчаяние, утрачивая боевой дух воина.
Упадок боеспособности казаков хотя и медленно, но продолжал ползти по той наклонной плоскости, которая вела к неизбежной катастрофе.
Некоторые командиры частей (как смертью павший полковник Агафонов)5 неоднократно доносили по начальству и просили принять неотложные меры, чтобы предотвратить фронт от начавшегося разложения, но все подобные крики оставались под сукном тыловых администраторов.
Наконец, боевые марши раздетых и разутых казаков довели их до крайнего отчаяния, и одна из сотен 1-го Вешенского пешего полка, не нарушая порядка воинской дисциплины, потребовала от командира сотни, чтобы последний вел сотню в ст. Вешенскую, где, получив обмундирование, она вернулась бы обратно на фронт. Но командир сотни исполнить требование сотни категорически отказался. Тогда казаки, избрав нового командира сотни, в порядке пошли в Вешенскую. Прибывши в последнюю, сотня обратилась к интенданту штаба Северного фронта полк. Артынскому с просьбой выдать им обмундирование, но полковник Артынский завопил благим матом о «взбунтовавшейся толпе» и помчался к командиру северного фронта генералу Иванову. Подтягивая на бегу амуницию, вопил: «Бунт, сволочь этакая!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
