Наконец, боевые марши раздетых и разутых казаков довели их до крайнего отчаяния, и одна из сотен 1-го Вешенского пешего полка, не нарушая порядка воинской дисциплины, потребовала от командира сотни, чтобы последний вел сотню в ст. Вешенскую, где, получив обмундирование, она вернулась бы обратно на фронт. Но командир сотни исполнить требование сотни категорически отказался. Тогда казаки, избрав нового командира сотни, в порядке пошли в Вешенскую. Прибывши в последнюю, сотня обратилась к интенданту штаба Северного фронта полк. Артынскому с просьбой выдать им обмундирование, но полковник Артынский завопил благим матом о «взбунтовавшейся толпе» и помчался к командиру северного фронта генералу Иванову. Подтягивая на бегу амуницию, вопил: «Бунт, сволочь этакая!»
Сейчас же волею командира северного фронта генерала Иванова и полковника Саватеева сотня была арестована, все «зачинщики» были изъяты и переданы в руки московской охранки (судья военно-полевого суда при штабе Северного фронта на Казачьей земле), а остальная часть сотни была отправлена в 28-й Донской казачий полк «для исправления». 28-й полк считался боевой и исполнительной частью на фронте, но отнюдь не был исправительным батальоном, как это представлял его генерал Иванов и полковник Саватеев.
Одна из доблестных сотен, которая 200 дней войны пережила в окопах, всякую минуту всматриваясь в страшный образ смерти, была объявлена взбунтовавшейся толпой. Да разве это бунт? Нет, это не был бунт, а справедливое требование оборванных и босых бойцов.
Всех «зачинщиков», которых оказалось 12 человек, военно-полевой суд приговорил к расстрелу.
Приговор о смертной казни, вынесенный над двенадцатью осужденными казаками, скрепленный подписями белых чекистов, был приведен в исполнение только через три дня, так как для подобной «операции» не находилось охотников. Но в конце концов, силою угрозы цель убийц была достигнута. Конвой с осужденными (около двух часов ночи) прибыл на место казни, где уже к этому времени трусливо пережимался взвод стрельцов из казаков Базковской гарнизонной сотни с «четой судебного ведомства».
Двенадцать осужденных мучеников были построены в шеренгу над темным рвом приготовленных могил. Тишина кругом… Взвод стрельцов, своих же братьев, волнуется, беспорядочно бряцая винтовками, вкладывая обоймы в магазинную коробку… Кривая шеренга замирает в ожидании команды. Герои кровавой тризны в офицерских мундирах с подвешенными никелированными шпагами пытаются закрыть глаза осужденным белой тряпкой, чтобы самим не стыдно было смотреть в невинные лица обреченных, но казаки мужественно срывают повязки с глаз и бросают в лицо басурманам.
Минутное молчание… Послышалась робкая команда… Сверкнули стволы винтовок, рассекая темный мрак ночи, и тихое «пли!» скользнуло по рядам. Щелкнул курок, и громкое эхо рваного залпа прокатилось по окрестности станицы.
Через мгновение взвод стрельцов беспорядочно передвигался с одного места на другое, содрогаясь от криков умирающих. Воинствующие «сигнальщики» с вынутыми шпагами бросились ко рву, но, к их удивлению, там оказались всего три тела, которые корчились в агонии предсмертных мук, а остальные же, несмотря на жгучую боль, скрылись в лесной чаще. Оторопевшие палачи спешно забросали полумертвые трупы песком и приказали расстрельщикам идти к месту расквартирования своей сотни.
Едва загорелся луч восходящего солнца, как в Вешенскую к окружному лазарету стали подходить окровавленные человеческие фигуры, которые стонали от боли ран, покрытых засохшей коркой алой крови.
Встревоженное население вереницей окружило окровавленные фигуры, то расспрашивало, то с жадным любопытством прислушивалось к рассказам казаков о минувшей кровавой ночи. Медицинский персонал сейчас же оказал надлежащую помощь и уложил раненых на свободные кровати.
Страшный рассказ казаков, которые побороли смерть, с молниеносной быстротой прокатился по всему округу, а главное, по фронту. Испуганные отцы, матери, жены и дети спешили в Вешейский лазарет, чтобы увидеть чудом спасенных. К вечеру лазарет был полон прибывшими родственниками, которые горько оплакивали недобитых мучеников.
Военная власть штаба Северного фонта пыталась предотвратить распространение сведений о происшедшем (неудачном для них «инциденте») путем строгого запрещения посещать недобитых казаков кем бы то ни было, но было уже поздно. Брешь оказалась пробитой. Брожение началось.
Враждебное отношение и ненависть к власти с каждым днем все увеличивалась. Члены военно-полевого суда, почуяв беду, поспешно исчезли с кровавого поприща на юг, где еще было тепло и безопасно для их жизни.
До сего я касался только тыловой администрации и ее деяний. Но что же делалось в это время на фронте? Казалось бы, что законное требование вышеупомянутой сотни было задушено самыми беспощадными мерами. Генерал Иванов со своими штабными соратниками как будто успокоился; начальник штаба Северного фронта генерал Замбржицкий приступил к устройству зимовой квартиры: рубили капусту, солили огурцы, помидоры, сушили фрукты, дыни и пр. Совсем укладывались сосать лапу в теплом уголке ст. Вешенской.
Раздетый фронт все больше к больше приходил в негодование. Наконец наступили холода глубокой осени, а обмундирование не доставлялось. Появившийся тиф и мороз стали косить бойцов. Ряды начали быстро редеть. Всякие жалобы, просьбы и, наконец, протесты фронтовиков не могли прожечь толстокожую штабную администрацию. Казаки взбунтовавшейся сотни, о которых упомянуто выше, разновременно вошли в состав 28-го Донского полка и своими рассказами о расстреле невинных казаков, о грабежах в тылу дали новый горючий материал для окончательного воспламенения фронта. Вот это-то и послужило главным поводом начавшихся митингов, братаний и перехода на сторону красных.
Казаки 28-го полка, распропагандированные рассказами своих станичников о бесчинствах, которые происходят в тылу, запросили штаб Северного Фронта о том, почему приведен в исполнение смертный приговор над 12 казаками 1-го Вешенского полка? Штаб ответил: «Через мертвые трупы товарищей марш вперед!»
Казаки, которые не знали уныния, с бодростью переносили до этого тяжести боевой жизни, вдруг охладели, утеряли дух воина, и пыл победоносного порыва окоченел. Казаки в обращении с начальниками вели себя вызывающе, приказания стали не исполняться, настойчивые требования командиров частей с применением дисциплинарных наказаний только увеличивали озлобление. Казаки 28-го, Вешенского, Казанского и Мигулинского полков от неповиновения и митингов перешли к открытому братанию с солдатами красной армии; растерявшиеся командиры метались из штаба в штаб, употребляя все усилия, чтобы спасти полки от окончательного разложения, но было поздно. Жирный росчерк пера членов военно-полевого суда, утвердивших силу смертного приговора над 12 казаками, возымел свое действие.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
