Час от часу не легче. Имеет ли смысл рыться в документах на артефакты? Запрещённые амулеты вполне могли проходить мимо бумаг… Примерно как научно-практические интересы их владелицы.
— А как она их получала? — подумав, спросил Мишка. Подельник в нечистых делишках — хуже, чем любимый человек, но чем чёрт не шутит?
— Через какие-то сложные схемы, — Лялина передёрнула узкими плечами под цветастой шалью. — Из-за границы, из музейных запасников, частных коллекций… Покупала у таких же одержимых, выменивала, тратила чудовищные суммы. Не спрашивайте, зачем. Это какое-то психическое отклонение. Я думаю, дельцов вы уже не накроете, Лида очень тщательно заметала следы.
И здесь тупик. Мишка напряг извилины, проматывая в голове разговор. Друзья, любовники, полулегальные продавцы артефактов — всё мимо. Тогда, может быть, семья?
— У вас есть ещё сёстры, правда? — спросил он, нащупывая очередную тонкую ниточку. Лялина уточняла, о ком именно он хотел её расспросить; стало быть, выбор был.
— Сейчас уже нет, — Надежда Андреевна снова поджала губы. Это могло означать как горечь, так и обиду.
— Но были?
— Была. Нина. Нина Николаевна, — Лялина мелко вздохнула; кажется, по этой родственнице она горевала вполне искренне. — Моя кузина, Лидина сестра. Николай Иванович не особо её любил, она же не уродилась таким блестящим магическим дарованием… У неё вообще не было никакого дара. Просто вышла замуж, просто тихо жила с семьёй. Уехала из Москвы к мужу, куда-то под Архангельск… Лида не утруждалась помочь им деньгами или связями, но Ниночка и не нуждалась в подачках. Я думаю, она прекрасно понимала, что её сестричка вообще не способна на человеческие чувства.
— Вы, наверное, ошибаетесь, — мягко предположил Мишка. — Видите ли, я работаю вместе с племянником Лидии Николаевны, и…
— Окститесь! — и без того длинное лицо вытянулось в суеверном ужасе. — Васенька, царство ему небесное, погиб в пожаре. Они все там погибли: Нина, Влад, Людочка, Маринка…
Она как-то странно всхлипнула, будто подавилась сыплющимися с языка словами, и смолкла. Шумно глотнула чаю. Выдохнула, словно вместо пахнущей плесенью бурды там был налит коньяк.
— Простите, пожалуйста. Это слишком личное, — произнесла Лялина деревянным голосом. — Вы, скорее всего, столкнулись с очередным Лидиным выкормышем. К ведьме не ходи — у вашего коллеги тёмное прошлое и высочайшее мнение о патронессе, — она нервно укусила посыпавшееся крошками печенье и сумрачно свела подкрашенные брови. — Выдавать этих оборвышей за собственную родню… Отвратительно. Мы всё-таки, знаете ли, довольно старая магическая династия…
Мишка остановил запись за пару минут до окончания разговора: старая желчная тётка ничего не сказала больше, кроме нескольких едких гадостей в адрес покойной кузины. Даже хорошо, что до Управы несколько часов дороги. Будет время помозговать перед тем, как идти к шефу.
Стрелочка на приборной панели тревожно сигналила о почти пустом баке. Мишка поискал на карте ближайшую заправку, завёл мотор и на секунду устало прикрыл глаза. За бесконечный сегодняшний день он так никуда и не продвинулся.
LV. Недомолвки
Лесок близ Березны был совсем не страшный — а может, Ира просто отвыкла бояться тёмных чащ. По пути из Вихоры доводилось забираться и поглубже, то прячась от вооружённых всадников, то срезая прихотливые извивы дороги. Здесь не водилось обширных ягодников, зато в изобилии попадались лисички и вольготно росла кислица; Ира уже научилась отличать её от других трав. Сквозь просветы между древесными стволами виднелся вдали мощный деревенский частокол.
— Гляди-кось, — Цветана склонилась к неприметным желтоватым метёлочкам, тянувшимся к свету посреди крохотной полянки. — Слезовица! Возьму, на зиму засушу, сгодится супротив лихорадки…
Она опустилась на колени, прошептала скороговоркой несколько молитвенных слов и принялась бережно срезать пушистые стебельки. Лёгким нравом и жизнелюбием девчонка напоминала Олю; позавчера отец, староста Березны, чихвостил её перед всей деревней и в наказание запер в чулане, а уже на следующее утро Цветана, как ни в чём не бывало, лезла знакомиться с чужеземной гостьей. С ней, несмотря на добрых семь лет разницы в возрасте, было удобно: непосредственная и говорливая девушка ни в чём Иру не подозревала, не намеревалась сдать каким-нибудь людоедам и не мучила расспросами, хоть порой и позволяла себе лишку. По правде говоря, Цветана принимала гостью за ровесницу; очевидно, взрослеют и старятся здесь скорее, чем по другую сторону границы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Бабке Забавке тоже отнесу, — деловито сообщила девушка, укладывая в плетёную корзинку солидный пучок поникшей травы. — Она, вишь, от грудной хвори зелье варить умеет.
— Она ведьма? — без задней мысли поинтересовалась Ира, просто чтобы поддержать разговор.
Цветана сделала страшные глаза и шикнула на неё:
— Что ж ты говоришь! Знахарка она!
Ира прикусила язык. Могла бы уже понять, что ведьм тут не очень любят; в конце концов, за что её саму сперва швырнули в вонючий сарай, а потом повезли в город, на казнь? Цветана огляделась по сторонам, без нужды отряхнула расшитый алыми узорами передник и спросила:
— А ты точно не храмовая? Знака не носишь, слова священного не говорила?
— Точно, — сдержав вздох, кивнула Ира. Единственное на ней, что можно назвать знаком, — сигнальный амулет, а священное слово ей вернули. — Не собираюсь ничего такого делать.
— Тогда слушай, — девчонка подобралась поближе, дотянулась до Ириного уха и проникновенно прошептала: — Я-то сама ведьма! Только не говори никому-никому, не то батюшка заругает.
— А что в этом плохого? — осторожно спросила Ира. — У нас… Там, откуда я родом… Там ведьм много, никто их не боится.
— Да и у нас много в самом-то деле, — доверительно сообщила Цветана, хитро улыбаясь. — Только все прячутся, потому как храмовники говорят, будто ведьмы злые. А бабка моя не была злая, она хвори лечила людские и коровьи, и знаки читать умела, и судьбу наперёд знала…
Она сделала несколько целеустремлённых шагов, тронула низко висящую ветку рябины и прибавила не без гордости:
— Дядька Влас-то глупый. Думает, я Премудрого по дурости звала, а я по умыслу! Бабка говорила, он нас бережёт; так оно и есть, чем хошь клянусь! Его потому храмовые и боятся…
Ира не без труда поняла, что речь об очередном местном боге. Их здесь хватало; все разные, у каждого — своя зона ответственности, сложный характер и непривычное уху имя. Впрочем, лишний раз звать покровителей по именам селяне избегали.
— Храмовые боятся бога? — переспросила Ира. — Почему?
— Так повелось, — важно произнесла Цветана. Её юное личико приобрело торжественное выражение. — Бабка говорила, до великой войны его пуще других почитали, потому как он в зиму луну стережёт, в самую тьму и холод. И ведьм тогда не боялись, и неживых тоже, и были ещё чародеи, и посильнее кто… А теперь храмовые всем твердят, что первая луна зимой — ничейная и что ведьмы только зла хотят. У вас не так?
— Не так, — Ира покачала головой и отвела от лица свесившийся с ветки широкий кленовый лист.
Значит, минусы когда-то в открытую уживались здесь с разномастным одарённым народом, а потом что-то сломалось. Какая же это война истребила тут магов, а колдунов загнала в глубокое подполье? А в родном мире что такого стряслось, что сообщество во главе с Управой до сих пор прячется по тёмным углам?
— Славно вам, сталбыть, — завистливо вздохнула Цветана. — А нас, вишь, только храмовые соколы от неживых и спасают… Да ещё вот вольные, как вы.
Ира промолчала. В этом мире слишком много непонятного. Кое-что она могла ещё выспросить, прикрываясь своим мнимым заморским происхождением, но только у женщин — заговаривать первой с мужчинами, равно как и проявлять непокорность, здесь считалось недопустимым. Расспрашивать без опаски можно было разве что Зарецкого, но тот за прошедшие дни едва перебросился с ней парой слов. Занят был налаживанием контакта с местными и держал конспирацию; хотелось в это верить.
