и потратим. В конце концов, мы тоже люди и человеки. Сон и личное время необходимо всем, кто хоть немного живёт личной жизнью. Кризисный момент, когда было необходимо работать на износ ради спасения, пройден. Ещё не налаживается мирная жизнь, но уже можно разжать зубы, которые бульдожьей хваткой вцепились в последний уходящий поезд.
Время позднее. Ужин, личное время перед сном, отбой. Значит, до подъёма (в шесть утра по Москве) есть почти десять часов «лички», которую можно потратить на себя. А потому я без зазрения совести (вероятно, за отсутствием таковой) решил проведать немногочисленных товарищей в этой экспедиции, коих у меня буквально по пальцам одной руки пересчитать, и то останутся лишние.
Убывая на задачу, сбагрил Томке Аньку. Очень надеялся, что медик подлатает нашего биолога. Тем паче, не за просто так. Рыкова не просто так существует и проедает свой хлеб, а имеет ценную для выживания информацию и делится ей. Если подтвердится сказанное ею в отношении того папоротника возле верфи – ей в актив упадёт лишний «плюсик». А оно, в свою очередь, будет означать, что бывшая люсианка таки-приносит пользу экспедиции.
Вот до медсанчасти и направил свои стопы, чтобы справиться о состоянии здоровья одной соратницы и между делом навестить другую.
Томка обнаружилась в здании, отведённом под лазарет, где в отдельном помещении готовилась отбыть ко сну. Беляеву застал как раз в тот момент, когда подруга детства собиралась избавиться от форменной одежды и возлечь на сонный одр.
– Привет, – махнул рукой я. – Чего так рано? Ещё даже девяти нету.
– Вымоталась, – призналась Томка. – Устала, как сучка. Вроде бы, и нагрузка на лазарет спала, а всё равно такое чувство, будто вагоны с наквадахом разгружала.
Небольшой отсек в кирпичном здании за эти дни успели обжить.
Лишённые остекления окна в количестве трёх штук забили глухарями. Света с улицы больше не поступало, зато нет сквозняка и есть защита от осадков. Кто-то из мастеровитых даже умудрился изготовить методом гибки простейшие петли на пальцах и придумал раму со ставнями. Можно открывать для проветривания. Ожидаемо, ни о какой герметичности и воздухоупорности речи идти не могло, поэтому для защиты от продувания изнутри створки обили толстой полиэтиленовой плёнкой.
В качестве источника освещения приспособили оный, снятый с «Колыбели зла». Питание у всего пункта дислокации, видимо, одно и то же, от наквадах-реактора, вот и суют светильники, куда только дотянутся. Провода, по всей видимости, тоже смотали с корабля. Мы, конечно, несли с собой ремонтный запас некоторой электрики, но не помню, чтоб у нас были прямо бухты кабеля в сотни метров длиной. А если сложить всю электрификацию лагеря, то минимум столько и выйдет.
Мебель появилась минимальная, но жизненно необходимая. Кто-то сумел сбить для Томки грубейшую, простейшую, но оттого не менее функциональную кровать. Ведь, какая задача койки? Поднять спящего над землёй или полом, чтобы тот не мёрз об холодный воздух снизу. С этим справится и армейская пружинная, и дубовая резная, и кемпинговая складная. Главное, чтоб не рухнула под тобой во время сна… или чем там люди, обычно, на ней занимаются. Также бросался в глаза грубый, но крепко сбитый стол: полтора метра на метр хватит одному человеку, чем бы он ни занимался. Если необходимо больше – то это уже верстак, а не стол.
С постельным бельём, ожидаемо, швах. Его и не было у нас с собой. Койку закрывала спущенная целиком шкура какого-то местного зверя. Судя по её размеру, зверь должен был быть размером с легковушку. На шкуре тёмно-грязного цвета лежал стандартный коврик-«пенка», поверху – армейский спальный мешок. Вместо подушки Томка сложила свой свитер.
– А у тебя тут уютно, – улыбнулся я. – Прямо домик в деревне.
Беляева горько усмехнулась.
– Я бы продала этот домик и перебралась поближе к Москве. Миллиард световых лет – слишком удалённая для меня деревня.
Ну, да. Логично. Не все разделяют романтику Дальнего Космоса. Кому-то потребны более приземлённые условия. Или, хотя бы, гарантия на возвращение домой. Чего мы, несмотря на бравурные заявление Земли об освоении технологии тоннельного двигателя «Атлантиды», пока не имеем.
Томка отошла до своего рюкзака и достала оттуда жестяную штампованную армейскую флягу. Открутила крышку, сделала три глотка и протянула мне.
– Много не пей, – предупредила медик. – Несколько глотков для твоей массы тела достаточно.
Это что же там такое, что много пить нельзя? Эликсир бессмертия, что ли?
– Это наши кашевары заделали из ягод, на которые указали твои найдёныши, – пояснила Томка, покуда я присосался к фляге. – По степени воздействия – где-то между бодрящим энергетиком и афродизиаком. Если переборщить, сердце начнёт работать на закритических режимах. Ничем хорошим не закончится. Но в малых дозах неплохо бодрит. Полковник распорядился кухне сварить в количестве и выдать всем задействованным на ответственных работах. Только велел всех проинструктировать о предельной дозе. Мы решили, что больше одной фляги в сутки не стоит. Здоровье важнее.
По вкусу варево действительно напоминало какой-то салат из разных сортов кофе. Приятного на вкус мало, невзирая на добавленный от души сахар. Может быть, тёплый, с котла, этот напиток вкуснее. Но холодный… Я-то выпил. Пять глотков, не больше. Но это определённо не то, чем хотелось бы скрашивать досуг, возливая его литрами.
– Эффект отложенный, – добавила медик. – Соединениям в составе требуется время, чтобы усвоиться организмом.
– Привыканий не вызывает? – осведомился я, возвращая флягу подруге.
Мне ещё, как пилоту, только зависимости не хватает. Ломка во время полёта – то, без чего я прямо жить не могу.
Сарказм, если что.
Подруга детства пожала плечами.
– Мало времени для исследований. Твои найдёныши питались этими ягодами какое-то время. Пока синдромов абстиненции не наблюдаем. Продолжаем наблюдение.
– Я понял.
Что ж. Небольшой бонус в случае необходимости мы получили. Приятно иметь в запасе нетронутый резерв. Кофе кончится рано или поздно. Может, его пришлёт с пополнениями запасов Земля. А, может, и не пришлёт. А эти ягоды смогут стать ему заменой, если не выкажут скрытых побочных эффектов.
– Спасибо за угощение.
Томка тепло улыбнулась.
– Обращайся, – медик убрала флягу в рюкзак.
– Как Анька, кстати?
Беляева тяжело выдохнула.
– Плохо.
Устало села на кровать.
– Экспресс-тесты показывают обширный выброс пироксинов
