class="p1">— Кто? — спросил Горбатов.
Женский голос ответил:
— Вам телеграмма.
Открыл. Вошли трое военных:
— Вы арестованы.
С гимнастерки срезали знаки отличия, сняли ордена, отобрали документы. Горбатов возмутился — его ударили так, что он чуть не потерял сознание. На допросах Горбатова избивали. Александр Васильевич ни в чем не признался и получил пятнадцать лет заключения и пять лет поражения в правах. Отправили его в Колымский край добывать золото.
Поразительным образом его дело попало в список пересмотренных решением Верховного суда весной 1940 года. Горбатова вернули в армию. Он хорошо и храбро воевал. Осенью 1941 года после ранения оказался в Москве, зашел в наркомат. Щаденко, увидев его, мрачно заметил:
— По-видимому, его мало поучили на Колыме.
Ефим Афанасьевич Щаденко не одобрял освобождения репрессированных. Раз осудили, значит, виноват...
В сентябре 1938 года по обвинению в принадлежности к военно-фашистскому заговору чекисты арестовали Максима Петровича Магера, корпусного комиссара, члена военного совета Ленинградского округа.
Следствие затянулось, волна массовых репрессий сменилась более методичной чисткой военных кадров. Чекистов, арестовавших Магера в Ленинграде, уже самих посадили. Военная коллегия Верховного суда пришла к выводу, что обвинение не подкреплено доказательствами, и вернула дело Магера на доследование. Главная военная прокуратура вообще решила, что Магер арестован необоснованно. В феврале 1940 года главный военный прокурор РККА Павел Филиппович Гаврилов распорядился Магера освободить.
Заместитель главного военного прокурора Николай Афанасьев поехал в наркомат к Щаденко.
Услышав, что прокуратура освободила Магера, Щаденко стал кричать:
— Ты что, с ума сошел? Это же враг народа, а ты пришел с ходатайством о нем. Не выйдет. А то, что ты его освободил и прекратил дело, это мы еще посмотрим. Проверим, как и почему прокуратура защищает врагов народа. Все. Больше я об этой сволочи и слышать не хочу, а с тобой поговорят кому надо в ЦК или в другом месте.
Главному военному прокурору Гаврилову позвонил сам Сталин, поинтересовался:
— Почему освободили арестованного Магера?
Гаврилов доложил:
— Дело фальсифицировано.
Сталин многозначительно заметил:
— А при царе политически подозрительных лиц ссылали в Сибирь. Гаврилов ответил:
— Нет оснований для ссылки Магера, товарищ Сталин. Разрешите лично доложить обстоятельства дела.
Вождь сказал, что докладывать не надо, а освобождение Магера из-под стражи следовало согласовать с ЦК.
В марте сорок первого Магера вновь арестовали. Постановление подготовило 3-е управление (военная контрразведка) Наркомата обороны. Утвердил арест нарком Тимошенко. Чекисты добились своего. 20 июня, за день до начала войны, Магера признали виновным и расстреляли, хотя материалы в его деле были те же самые, которые годом раньше сами судьи признали недостаточными...
В 1940 году при очередном переформировании руководящего состава Наркомата обороны Щаденко перестал быть заместителем наркома. Но после нападения немцев Сталин вернул его на прежнее место.
Мобилизацией, призывом и укомплектованием войск до войны занимался Генеральный штаб. 29 июня 1941 года было создано Главное управление формирования и укомплектования войск Красной армии. Оно ведало созданием новых частей и обучением новобранцев. 8 августа начальником управления и заместителем наркома стал армейский комиссар 1-го ранга Щаденко.
«Я все больше склонялся к тому, что одной из основных причин наших неудач на фронте, — писал генерал Горбатов, — является недостаток квалифицированных кадров командного состава: сколько опытнейших командиров дивизий сидит на Колыме, в то время как на фронте приходится доверять командование частями и соединениями людям хотя и честным, и преданным, и способным умереть за нашу Родину, но не умеющим воевать.
Все это усугубляется неумелым подбором кадров... Да и может ли быть иначе, если формированием войск руководит Ефим Афанасьевич Щаденко, который сам мало смыслит в военном деле?»
Только в 1943 году Сталин убрал Щаденко из центрального аппарата Наркомата обороны, отправил членом военного совета Южного, а затем и 4-го Украинского фронта. Щаденко получил высокое звание генерал-полковника, четыре ордена Ленина, четыре ордена Красного Знамени, полководческий орден Суворова II степени, он оставался членом ЦК и депутатом Верховного Совета СССР.
«К концу жизни он стал совершенно ненормальным, — вспоминал генерал-лейтенант юстиции Николай Афанасьев, который после Великой Отечественной стал главным военным прокурором. — К чванству и кичливости прибавились какая-то патологическая жадность и скопидомство. Щаденко остался один — жена умерла, детей не было. На собственной даче в Баковке он торговал овощами и фруктами и копил деньги.
Заболев, он повез в Кремлевскую больницу свои подушки, одеяла и матрацы. Когда он умер, в матраце оказались деньги — свыше ста шестидесяти тысяч рублей. На них он и умер. Знаю об этом потому, что о происшествии пришлось составлять акт и посылать для этого в больницу военного прокурора...»
В июле сорокового Главное политическое управление Красной армии переименовали в Главное управление политической пропаганды.
12 августа появился указ президиума Верховного Совета СССР «Об укреплении единоначалия в Красной армии и Военно-Морском флоте». Опять отменили комиссаров, ввели должности заместителей командиров по политической части.
Армейский комиссар 1-го ранга Лев Захарович Мехлис в сентябре 1940 года снял военную форму. Сталин сделал своего бывшего помощника заместителем главы правительства и поручил ему новое дело.
Еще в конце апреля 1940 года Сталин заговорил о том, что следует создать Комитет государственного контроля, который будет следить за порядком во всех наркоматах, в том числе и в армии. Поэтому наркому госконтроля нужно дать большие права. Наркомом Сталин сделал Мехлиса.
Вместо него начальником управления политической пропаганды стал Александр Иванович Запорожец. До этого он был членом военного совета Московского военного округа, членом бюро горкома партии и считался человеком вошедшего в силу хозяина столицы Александра Сергеевича Щербакова.
Запорожец обратил на себя внимание Сталина на совещании в ЦК в апреле 1940 года, когда обсуждались итоги Финской кампании. Получив слово, профессиональный политработник Запорожец стал обличать командиров, которые пытались что-то скрыть от высшего руководства:
— Я должен доложить, что на фронте творились дикие вещи. Если бы здесь было время, я бы обо всем этом доложил. Иногда было сплошное вранье.
Сталин его мягко поправил:
— Может быть, не так надо сказать, не вранье.
— А как надо сказать? — преданно поинтересовался Запорожец.
— Преувеличение, — предложил Сталин.
— Преувеличение, — согласился Запорожец. — Никто из командиров, товарищ Сталин, не докладывал без преувеличения. И напротив, иногда командиры докладывали в преуменьшенном виде, что отошли не на семьсот метров, а на пятьсот.
Запорожец критическим отношением к командным кадрам понравился Сталину (такой будет обо всем сообщать, ничего от вождя не скроет). В марте сорок первого Александр Иванович стал еще и заместителем наркома обороны, и
