class="p1">Валентин Андреевич Трифонов, бывший член Всероссийской коллегии по организации и управлению Красной армии, бывший помощник военного атташе в Китае, к лету 1936 года закончил книгу «Контуры грядущей войны». Ознакомившиеся с рукописью военные специалисты оценили работу так же высоко, как и книгу начальника оперативного управления Штаба РККА Владимира Триандофилова «Характер операций современных армий». Но трифоновская работа свет так и не увидела.
Валентин Трифонов призывал анализировать опыт западных армий, писал о роли новой техники, но главное — о важнейшей роли обороны. Отстаивая свои взгляды, он в декабре 1936 года обратился с письмом в ЦК, обеспокоенный тем, что армию воспитывают только на идее наступательной войны:
«Обороне и защите границ придается второстепенное значение. Эта концепция не учитывает, что в грядущей войне наш наиболее вероятный и самый могущественный противник на западе — Германия, которая будет иметь перед нами крупное преимущество внезапного нападения. Это преимущество можно компенсировать только одним путем: созданием мощной обороны вдоль границ... Оборона является наиболее результативным способом действий и более полезна, чем наступление, для государства, располагающего обширной территорией».
Слова Валентина Трифонова оказались пророческими. Но в те годы к нему не прислушались. Он был включен в очередной список «врагов народа». 22 июня 1937 года Трифонова арестовали. Его долго избивали, прежде чем он подписал все, что от него требовали. 15 марта 1938-го его приговорили к смерти и расстреляли. Его сын, известный писатель Юрий Валентинович Трифонов, в своих книгах постоянно возвращался к трагической судьбе отца и всего этого поколения...
В конце 1938 года, выступая на заседании Военного совета при наркоме обороны, маршал Шапошников говорил:
— Вся система нашей подготовки в будущем году в основном должна быть насыщена не оборонительными тенденциями, а идеей наступательной операции. Обороне должно быть уделено внимание постольку-поскольку.
В проекте полевого устава РККА 1939 года говорилось:
«Войну мы будем вести наступательно, перенеся ее на территорию противника. Боевые действия Красной Армии будут вестись на уничтожение с целью полного разгрома противника малой кровью».
Но летом сорок первого наступать не получалось, а обороняться — и уж тем более организованно отступать — не умели, потому что отступление считалось позором. В результате отход часто превращался в беспорядочное бегство.
Современный военный теоретик генерал-майор Иван Николаевич Воробьев (в серии статей, опубликованных журналом «Военная мысль», издаваемым Генштабом. 2002. № 6) отмечает недостатки в подготовке командиров и штабистов, которые оказались гибельными в сорок первом:
«В довоенное время командиры и штабы учились управлять войсками преимущественно в наступлении, в благоприятной обстановке при наличии превосходства над противником в силах и средствах и сохранении за собой инициативы».
Реорганизация армии накануне войны ухудшила управляемость армии. Были расформированы корпусные управления (из шестидесяти двух осталось шесть), и командующие армиями не справлялись с руководством войсками, которые действовали на различных направлениях.
Излишняя централизация управления, когда высшие командиры без нужды вмешивались в действия подчиненных, лишала офицеров инициативы и привычки принимать самостоятельные решения. Только в 1943 году Ставка приняла директиву, запрещающую старшим командирам без надобности вторгаться в действия подчиненных, управлять войсками «через их голову».
Немцы высоко оценивали качества русского солдата, но считали, что командование Красной армии склонно действовать по шаблону и беспомощно в неясной обстановке.
Страшным злом была шаблонность в планировании боевых действий. Этот недостаток советской тактики отметил немецкий генерал Курт фон Типпельскирх, который был начальником оперативного управления Генерального штаба сухопутных войск:
«Разведка боем являлась верным признаком того, что на другой день последует ожидаемое наступление противника. Одновременно это служило сигналом для нашей артиллерии и расчетов тяжелого пехотного оружия — занимать подготовленные позиции, для пехоты — покидать первую траншею и отходить на вторую, чтобы снизить эффективность артиллерийской подготовки противника».
Предвоенные уставы требовали строить оборону в один эшелон, выделяя очень небольшие резервы, пишет доктор военных наук, профессор Михаил Чернышев. А с началом войны командующим армиями запрещалось держать в резерве даже один батальон. Это было самоубийством в ситуации, когда противник быстро переносил направление удара, находил слабое место и вводил в прорыв танки, разрезая фронт на большую глубину.
При построении армий, дивизий и полков в одну линию командиры Красной армии не могли маневрировать своими частями, чтобы остановить прорвавшегося противника. Прорыв на одном участке приводил к прорыву всего фронта, целые части оказывались в окружении и вынуждены были пробиваться назад с боями. Вот цена неразработанной стратегии и привычки действовать по шаблону!
Только при обороне Москвы стали создаваться резервы, а стрелковым дивизиям придавали танки.
По-настоящему противостоять вермахту Красная армия научилась к 1943 году, когда появились свои танковые и воздушные армии, когда была освоена стратегия оборонительного боя. Поэтому на Курской дуге смогли выдержать невероятный напор вермахта, а потом начать наступление.
Особисты переходят в подчинение армии
25 мая 1940 года новому наркому Тимошенко докладывал председатель военной коллегии Верховного суда армвоенюрист Василий Васильевич Ульрих. Он сообщил, что за истекший год значительно возросло число дел военнослужащих, совершивших «опасные государственные преступления — измена Родине, шпионаж, диверсии, террор». По этим статьям военные трибуналы за год отправили за решетку десять тысяч человек. Иначе говоря, чистка армии продолжалась.
Но кое-кого из уже посаженных выпустили, свалив вину за «перегибы» на бывших и уже расстрелянных руководителей НКВД во главе с Ежовым. В армию вернулись больше двенадцати тысяч военнослужащих, чьи дела пересмотрели. Освободили двести пятьдесят арестованных командиров, среди них будущего генерала армии Горбатова. В марте сорок первого его принял Тимошенко. Сказал сочувственно:
— Отдыхайте, поправляйтесь. Я дал указание о восстановлении вас в кадрах армии и о выплате содержания по занимаемой должности за все тридцать месяцев.
Горбатов с женой получили путевки в санаторий «Архангельское», потом поехали в Кисловодск.
Вернувшись в Москву, опять пришел к наркому. Семен Константинович любезно поинтересовался:
— Нужен ли еще отдых?
— Нет.
Горбатов не хотел отдыхать. Он мечтал вернуться на военную службу. Тимошенко предложил ему должность заместителя командира стрелкового корпуса на Украине. Горбатов поспел к месту нового назначения как раз накануне войны. Первая мысль, которая у него возникла: «Как же мы будем воевать, лишившись стольких опытных командиров еще до войны? Это, несомненно, была по меньшей мере одна из главных причин наших неудач, хотя о ней не говорили или представляли дело так, будто тридцать седьмой — тридцать восьмой годы, очистив армию от «изменников», увеличили ее мощь».
В сорок втором, во время Сталинградской битвы, на фронт прилетел Маленков. Георгий Максимилианович пригласил к себе Горбатова для откровенного разговора. Главный партийный кадровик производил впечатление растерянного человека.
