Вот-вот. Я оказался не готов. Может, в своей наивности я рассчитывал встретить ту же испуганную молодую женщину, которая семь лет назад впервые появилась на пороге моего дома в Сан-Тропезе? Теперь она совершенно переменилась. Стала настоящей дамой, прекрасно владевшей собой. И жизнь она знала не хуже меня, если только не лучше.
— Прости, — сказал я запинаясь. У меня кое-какие проблемы, я никак не могу выбросить их из головы.
— Знаю, — ответила Марлен. — Читала в газетах. — Она сделала еще один глоток. — Но дело не только в этом, правда? Ты похож сейчас на человека, которого, как говорят американцы, заставили держать свечку.
— И это тоже есть.
— Я так и подумала. Мне это хорошо известно, я ведь и сама прошла этой дорогой. И ты решил, что лучшее средство — другая женщина, а очутившись в Париже, вспомнил обо мне. — В ее глазах я заметил странную симпатию. — Но это не сработало, а?
— Не сработало.
— И это я знаю. То же самое было со мной, когда уехал Джереми. Я просто не знала, что мне делать, так я была в него влюблена. Мне-то следовало понять еще в самом начале, что наш союз невозможен. Во-первых, из-за его политики, во-вторых, из-за его семьи. Но зато я все время была самой собой. Я — немка, а для некоторых людей война так и не кончилась, да и не кончится никогда.
Марлен возвращалась в своих воспоминаниях в забытые закоулки прошлого.
— Когда я выходила замуж, я была еще совсем ребенком — мне не исполнилось и восемнадцати. Фриц для меня был героем, о котором я всегда мечтала, — высоким, красивым, богатым. Откуда же мне было знать, что он на самом деле из себя представляет. Я ничего не знала о его «мальчиках», о том, что он не может испытать оргазм, не причинив своему партнеру боли. Поэтому, когда появился Джереми, не было ничего удивительного в том, что я сразу влюбилась в него. Он казался таким простым, откровенным, без комплексов И мне сразу же стала понятна моя женская сила, у меня появилась возможность отстаивать свои интересы.
Марлен посмотрела на меня.
— Это звучит странно. Но до тех пор я ничего этого не знала. За свою неудачу с Фрицем я винила только себя. Я, я всему причиной — стучало у меня в голове. Да и сам он так часто говорил об этом.
Несколько мгновений мы просидели в полной неподвижности, а потом Марлен, не говоря ни слова, вновь наполнила наши стаканы. Только снаружи едва слышно доносился неясный шум машин, объезжающих по кругу Триумфальную арку.
— У тебя тоже так было? — спросила она.
— Нет. Но итог был таким же. Марлен смотрела на меня испытующе.
— И она любит тебя?
— Думаю, да.
— Тогда она дура! — решительно заявила Марлен. — Что же она получила взамен, отказавшись прийти к тебе?
— Ты же читаешь газеты. Фамилия ее отца Гуайанос.
— Вот оно что.
— Да, и позвонил я тебе отчасти поэтому. Оружие, которое контрабандой провозится к нам, поступает с бывших заводов фон Куппена в Восточной Германии. Если поставки не прекратятся, в стране начнется война, снова будут гибнуть женщины и дети. Я пытаюсь найти способ положить этому конец. Но это невозможно до тех пор, пока я не узнаю, кто играет оружием, кто за него платит. Если я смогу это узнать, то, возможно, дело еще можно будет поправить. Я надеялся на то, что ты знакома с кем-нибудь, кто окажется в состоянии предоставить мне такую информацию.
— Не знаю, — заколебалась Марлен. — Прошло столько лет.
— Я буду благодарен тебе за самый крошечный кусочек информации. В своей жизни я уже достаточно насмотрелся на войну.
— Я тоже, — ответила Марлен низким голосом. — Я была маленькой девочкой, когда союзники бомбили Берлин. Я молчал.
Глаза ее стали печальными и задумчивыми.
— Там был такой человек, Брауншвейгер, он швейцарец. Он жил в Цюрихе, я помню, что несколько раз видела его в компании Фрица. Официально мы, естественно, не имели ничего общего с фабриками в Восточной Германии. Но Брауншвейгер в точности знал о тамошнем положении дел и слал Фрицу об этом регулярные доклады.
Я почувствовал волнение.
— Сможет он поговорить со мной, как ты думаешь?
— Не знаю. Я не уверена даже, что он еще жив.
— Но попробовать стоит. У тебя есть его адрес?
— Не помню, Дакс. Все это тщательно скрывалось. По-моему, его имя даже не упоминается ни в одном городском справочнике. Но я знаю, где расположен его дом. У него над окнами еще какие-то странные наличники. Думаю, что могу отыскать его.
— После нашего вечера у меня нет права обращаться к тебе с подобными просьбами, и все же я спрошу: не согласишься ли ты поехать вместе со мной в Цюрих, чтобы разыскать его?
— У тебя есть такое право. — Марлен не сводила с меня взгляда. — Если бы не ты, я никогда не смогла бы избавиться от Фрица.
— Спасибо тебе, — поблагодарил ее я, поднимаясь. — Я позвоню тебе завтра, после того, как закажу билеты на самолет.
Марлен поднялась с кресла, приблизилась ко мне, заглянула в лицо.
— Сегодня уже завтра, хотя до рассвета еще так далеко. Нас обоих свела судьба, лишив всяких иллюзий, опустошенных и одиноких.
Неожиданно я увидел в ней то, что столько раз видел в себе самом. Может, потому что она так сказала? Эта пропасть одиночества, жажда прикосновений, стремление разделить себя с кем-то, пронизывающая потребность в другом человеческом существе, страх перед темнотой ночи. А может, причиной тому был исходящий от нее аромат, дивное тепло, которое источало ее тело, роскошь ее плоти, которую даже бархат не мог скрыть. Я поставил на столик стакан с бренди и обнял ее.
Она оказалась сильной. Гораздо сильнее, чем я думал. И мы долго испытывали силу друг друга, до тех пор, пока, отдав всю энергию, не вытянулись рядышком на постели. Наши объятия, тепло наших тел позволяли нам чувствовать себя так спокойно и безопасно, словно мы были два животных, свернувшихся клубочком во сне.
21
У нас ушло три дня на то, чтобы разыскать дом. Три дня езды вверх и вниз по горбатым улицам, по широким проспектам, по запутанным переулкам. Подобно другим городам мира, Цюрих тоже менял свой облик. Старые дома исчезали, на их месте возводились другие здания. В конце концов то, что нам было нужно, мы обнаружили совершенно случайно.
Время уже близилось к вечеру, город окутывала прохлада. Лицо Марлен было усталым. Протянув руку, я постучал в стеклянную перегородку, отделявшую нас от шофера.
— Отвезите нас в гостиницу и побыстрее!
Откинувшись на спинку сиденья, я закурил. Похоже, мы искали иголку в стоге сена. Я прикрыл глаза, чтобы дать им отдохнуть, и тут она коснулась меня.
— Да! — взволнованно произнесла Марлен. — Та улица... Я уверена, что это она!
Я вновь постучал в стекло. Водитель остановил машину у тротуара. Я повернулся к Марлен.
— Ты не ошиблась?
Она обернулась к заднему стеклу.
— Не знаю... Мне показалось, что это там. Мою усталость как рукой сняло.
— Давай проверим, — сказал я, открывая дверцу. — Пойдем взглянем.
Водитель тоже выбрался из машины, чтобы открыть дверцу для Марлен.
— Подождите нас здесь, — сказал я ему, протягивая Марлен руку.
Вернувшись к перекрестку, мы остановились. Эта часть города когда-то знавала лучшие времена, сейчас же в ней располагались главным образом недорогие пансионы для туристов.
— Ну, что скажешь?
Марлен была явно возбуждена.
— Боюсь быть категоричной, но место очень похожее. Припоминаю, что его дом отстоял от дороги больше соседних. Взгляни, вон там, в центре того квартала одного дома явно не видно — его загораживает стоящий рядом.
Быстрым шагом она направилась вдоль улицы. Я последовал за ней.
Мы остановились перед фасадом. Да, это был он. Из серого камня, над окнами — напоминающие наполеоновскую треуголку наличники.
— Пойдем.
Я взял ее под руку, и мы направились ко входу. Я нажал кнопку звонка, в тот же момент дверь отворилась, и мы увидели пожилую женщину, одетую как прислуга.
— Да?
— Можем мы видеть герра Брауншвейгера? Она окинула нас подозрительным взглядом.
— Кто спрашивает?
Голос Марлен приобрел ту властность, с которой в Германии только представители высших слоев общества общались со слугами.
— Фрау Марлен фон Куппен, — ледяным тоном ответила она.
Имя фон Куплена решило все. Услышав его, женщина едва не распростерлась ниц перед нами. Вводя нас в небольшую прихожую, она беспрестанно бормотала извинения за то, что заставила нас ждать. Затем она со всех ног бросилась известить хозяина о приходе гостей.
Услышав его тяжелые шаги, я отступил в темный угол комнаты. Дверь раскрылась, и вошел Брауншвейгер, крупный плотный мужчина, которому было уже далеко за пятьдесят.
— Фрау фон Куппен, — произнес он, прищелкнув каблуками и сгибаясь в поклоне, чтобы поцеловать руку Марлен. — Искренне рад вновь встретиться с вами. Мне лестно сознавать, что вы еще помните меня.
Его несколько фатовская улыбка исчезла, когда я выступил из своего угла.
