Митин перевел взгляд на его правую руку. На тыльной стороне пальцев красовались крупные синие буквы, составлявшие имя Сиротиной. Татуировка была старая, вероятно тюремная. Ах, Таня, Таня, милая доверчивая женщина, о ком ты волнуешься, о ком тревожишься! Знала бы ты, что эта рука, на которой запечатлено твое имя, била молотком женщину по голове…
Словно угадав, что следователь думает о Тане, Воронов спросил, показав на сумку в руках Бабина:
— Почему взяли сумочку у Тани?
— А вы не догадываетесь?
Воронов подумал, взгляд его стал острым.
— Я один отбирал машину. Она тут ни при чем. Я ей подарил сумочку, и что из этого? Разве не могу дарить?
«Ага, значит, ты делаешь вид, что тебя взяли только за „Москвича“? Старый прием. Конечно, лучше держать ответ за то, что отнял машину, чем за грабеж с тяжелым ранением головы. Понятно. Подумаешь, избил парня! Машину-то ведь бросил, она опять у владельца».
— Дарить можно. Вы где взяли эту сумочку?
— Купил.
— В каком магазине? Сколько заплатили?
— Двенадцать рублей. На Сретенке, в галантерейном. А-а, ну вас! — Он откинулся на спинку сиденья. — Будут тут всякие еще допрашивать! Ваше дело — доставить меня куда следует.
Он не догадывался, что рядом с ним сидит следователь, который еще не раз будет учинять ему допрос.
Глава пятнадцатая
Во время позднего обеда жена позвала Сергея Петровича к телефону. Звонил неутомимый Бабин. Оказывается, он уже побывал на Сретенке в галантерейном магазине и видел там сумочки, стоимостью двенадцать рублей.
Ну и что из этого? Воронов еще до грабежа мог подбирать подарок для своей Тани, видел сумку в магазине, приценивался. А потом такая же сумка оказалась у Укладовой. Зачем еще тратить деньги? «Можно подарить ее, — думал Сергей Петрович, опять усаживаясь за обеденный стол. — Поэтому и цену назвал правильно, и адрес магазина. А такие же сумочки могли быть и в магаданских магазинах. И Укладова, собираясь на курорт, естественно, захотела купить новую».
Рассуждение казалось вполне логичным, но на всякий случай он все же подверг его сомнению. «А не подтасовываю я факты, не подыскиваю хитрые объяснения там, где все может быть значительно проще?» И тут же решил: «Нет, нет и еще раз нет! Совсем уж невероятным совпадением будет, если Воронов купил в магазине такую же сумочку. Это было бы уж слишком! В жизни так не бывает».
Утром, прежде чем ехать в больницу, он побывал в следственном отделе, чтобы сообщить Владыкину об аресте Воронова. Но тот, оказывается, уже все знал.
— Вас с Бабиным можно поздравить, я слышал? — встретил его начальник.
— Пожалуй, можно, — с наигранной скромностью согласился Сергей Петрович.
— Молодцы, ничего не скажешь! А что показывает Воронов? Еще не снимал допроса? Что он из себя представляет?
— Впечатление, должен сказать, производит крайне невыгодное. Угрюмый, грубый парень… Довольно примитивный. Да я еще и не говорил с ним, в сущности. Хочу сначала в больницу съездить.
— Сумочку показать?
— А ты откуда знаешь про сумочку? От Бабина? — удивился Митин.
— Я все знаю. — Владыкин улыбнулся с загадочным видом. — А твоей Укладовой перевод пришел из Магадана. Двести рублей, как она просила. Можешь получить.
— Отдать ей? Как считаешь? Зачем ей сейчас деньги?
— Это уж пусть она решает. Деньги ее.
Укладова повертела в руках сумочку, вздохнула и сказала?
— Нет, не моя. Вообще-то похожа, конечно, но вот эта штука, — она показала на золотистый обод, — у моей светлая. И сумка не такая новая.
«Значит, все-таки бывают в жизни невероятные совпадения. Так тебе и надо! Вперед наука, не будешь торопиться с выводами…» — с досадой на себя думал следователь.
Он был так убежден, что сумка принадлежит Укладовой, что в этот раз даже не позаботился о том, чтобы сумок было несколько. «И правильно сделал, — успокаивал он себя, — раз не признала эту, другие были ни к чему. В сущности, если рассуждать здраво, то действительно Воронов не должен был дарить Сиротиной такую прямо уличающую его вещь как сумка, отнятая у Укладовой. Скорее всего, уничтожил бы ее».
А золотые часы? Тоже улика, однако он подарил их Симуковой. Интересно, подтвердит Воронов, что подарил их ей ко дню Восьмого марта или наплетет что-нибудь другое? Возможно, что они не успели договориться о единой версии происхождения часов?
— Меня должны скоро выписать, чувствую себя значительно лучше, — бодро говорила Укладова. — Надоело тут, домой хочу. А деньги эти, Сергей Петрович, оставьте пока, пожалуйста, у себя. Зачем они мне тут? У вас сохраннее будут, — улыбнулась она. — А какие хорошие люди у нас на заводе! Валерий Иваныч такой внимательный. И в завкоме тоже… Обещают новую путевку, подумать только! Эта телеграмма, не поверите, мне дороже денег!
Она еще раз перечитала телеграмму и передала соседке по койке.
Из больницы Митин поехал в тюрьму. Укладовой он умышленно не сказал, что Воронова удалось задержать, хотя его так и подмывало похвастаться. Она бы взволновалась, стала нервничать, это могло повредить ее здоровью. А ей и так в скором времени предстояло встретиться с бандитом на очной ставке. Поэтому он и промолчал.
Воронов вошел в следственную камеру боком, будто в троллейбусе протискивался сквозь толпу. Щеки и подбородок его покрылись короткой темной щетиной, веки глаз покраснели, были воспаленными: вероятно, не спал всю ночь.
— Здравствуйте, Воронов! Мы уже знакомы. Я ваш следователь, зовут меня Сергеем Петровичем, фамилия Митин. Садитесь, пожалуйста.
Воронов молча поклонился, сел. И стулья и стол в камере были привинчены к полу.
Быстро покончив со вступительными вопросами протокола, следователь приступил к допросу:
— Скажите, Воронов, вы знаете шофера Астахова?
— Астахова?! — Парень мастерски изобразил удивление. — Вот те на! А он тут при чем? В Рузе ведь его не было. И никакого отношения он не…
— Вот что, гражданин Воронов, — прервал его Митин, — давайте сразу условимся: про то, что вы натворили в Старой Рузе, поговорим потом. А сейчас разговор будем вести по другому делу. И я прошу вас отвечать на мои вопросы. Знаете вы Астахова Семена Афанасьевича?
— Это еще по какому другому? А если я не хочу отвечать? — с вызовом сказал тот. — Кроме машины, за мной ничего нету.
— Не хотите отвечать? Пожалуйста. Но, по-моему, в ваших же интересах выяснить, за что вас задержали.
Воронов выпрямился. Теперь лицо его уже не казалось невыразительным. Взгляд стал настороженно точным. Будто человек ожидал, что его сейчас ударят, но не знал, с какой стороны.
