Это были уже не просто пятна на щеках. Кируна и Бера покраснели до корней волос, их взгляды заметались, избегая встречи с другими. Даже Дайгиан изумленно вытаращилась на них.
Прекрасная, дивная волна облегчения затопила Мерану. Ей не придется объяснять Кадсуане, как именно Хранительницы Мудрости истолковали этот дикий приказ ал’Тора – чтобы сестры повиновались им. Никакими ученицами они, конечно, не были; ни о каких уроках никто и не заикался. Чему могли все эти дички, эти дикарки, даже насильно научить Айз Седай? Дело всего лишь в том, что Хранительницам Мудрости хотелось знать, какими способностями обладает каждая из них. Всего лишь? И Бера, и Кируна могли подтвердить, что ал’Тор рассмеялся – рассмеялся! – и сказал, что он не видит тут разницы и надеется, что они будут послушными ученицами. Невозможно чувствовать себя хорошо с согнутой шеей, и меньше всех на это способна Кируна.
Однако Кадсуане ничего не потребовалось объяснять.
– Я предполагала, что дела у вас идут неважно, – сухо сказала она, – но чтобы докатиться до такого дерьма... Позвольте мне называть вещи своими именами. Вы, дети мои, взбунтовались против законно избранной Амерлин, а потом так или иначе связались с этим мальчишкой ал’Тором, неудивительно, что вы ходите на цыпочках не только перед этими айилками, но и перед ним самим. – В ворчливом тоне Кадсуане звучало такое отвращение, точно она съела какую-то тухлятину. Покачав головой, она заглянула в свою чашку и снова перевела взгляд на пришедших. – Ну, что полагается изменницам? Совет может продержать вас на коленях до самой Тармон Гай’дон, а то и просто снять головы с плеч. А что с теми, которые в айильском лагере? Все они, я полагаю, сохранили преданность Элайде. Они тоже... стали... ученицами? Ближе первого ряда палаток никого не подпускают. Эти айильцы, похоже, не жалуют Айз Седай.
– Не знаю, Кадсуане. – Лицо Кируны так пылало, что казалось, вот-вот вспыхнет. – Нас держали отдельно.
Глаза Мераны широко распахнулись. Никогда прежде ей не доводилось слышать, чтобы голос Кируны звучал почтительно. Бера глубоко вздохнула и подтянулась, будто готовясь к выполнению неприятной задачи:
– Элайда не...
– Элайда честолюбива сверх всякой меры, почти в той же степени, в какой я лишена этого, – прервала Беру Кадсуане, наклонившись вперед так неожиданно, что и Мерана, и Анноура отшатнулись, хотя она смотрела не на них. – И она может быть фатально несдержанной, но она все еще на Престоле Амерлин, избранная Советом Башни в полном соответствии с ее законом.
– Если Элайда законная Амерлин, почему ты не выполнила ее приказание вернуться в Башню? – Догадаться о том, что Бера вне себя, можно было лишь по рукам, противоестественно неподвижно повисшим вдоль тела. Только титаническое усилие, которое требовалось для того, чтобы все время не теребить и не разглаживать юбки, могло сделать ее руки настолько неподвижными.
– Выходит, хотя бы у одной из вас есть характер, – мягко рассмеялась Кадсуане, но в глазах у нее не было и тени веселья. – Садитесь. У меня накопилось множество вопросов.
Мерана и Анноура поднялись, чтобы предложить свои места на постели, но Кируна стояла, с тревогой глядя на Кадсуане, а Бера не отрывала взгляда от подруги; потом обе покачали головами. Кореле округлила голубые глаза и по какой-то непонятной причине снова усмехнулась, но Кадсуане, казалось, их отказ ничуть не обеспокоил.
– Половина слухов, которые дошли до меня, – сказала она, – о том, что Отрекшиеся освободились. Этому вряд ли можно удивляться, учитывая все остальное, но я хотела бы знать, есть у вас какие-либо свидетельства за или против.
Как никогда прежде, Мерана очень охотно осталась сидеть; как никогда прежде, она понимала теперь, что чувствует белье под вальком прачки. Кадсуане продолжала задавать свои вопросы, перепрыгивая с одного на другое, так что невозможно было догадаться, о чем будет следующий. Кореле держала язык за зубами, лишь время от времени посмеиваясь или покачивая головой, Дайгиан, конечно же, не позволяла себе и этого. Больше всех досталось Меране, Бере и Кируне, но и Анноуре, конечно, пришлось несладко. Стоило советнице Берелейн расслабиться, полагая, что она уже свободна, как Кадсуане опять насаживала ее на вертел.
Эта женщина хотела знать все. Насколько велика власть этого мальчишки ал’Тора над айильцами и зачем Госпожа Волн Морского Народа встала на якорь на реке? На самом ли деле погибла Морейн, и действительно ли этот мальчишка вновь открыл талант Перемещения, и затащила ли уже Берелейн его к себе в постель или только собирается? Как Кадсуане воспринимала ответы? Понять это было невозможно, за исключением момента, когда она узнала о том, что Аланна связала ал’Тора узами, и о том, как это произошло. Губы у нее сжались в ниточку, она хмуро уставилась в окно, но в то время, как на лицах остальных отразилось явное отвращение, Меране показалось, что Кадсуане обдумывает, не взять ли еще одного Стража ей самой.
На многие из ее вопросов никто просто не мог ответить, что, однако, не умерило ее аппетита; она буквально выдирала из человека те клочки и крупицы знания, о присутствии которых в своей памяти тот зачастую даже не догадывался. Они ухитрились кое-что скрыть, в основном то, о чем и следовало умолчать, тем не менее благодаря настойчивому допросу наружу выплыли некоторые удивительные вещи, весьма удивительные. Анноура, например, как оказалось, получала от Берелейн подробные письма начиная почти с того самого дня, как Первая ускакала на север. Кадсуане требовала все новых ответов, но никто их не знал, и это начало беспокоить Мерану. Она видела, как на лицах все чаще появляется загнанное, обиженное, виноватое выражение, и очень хотела бы знать, выглядит ли точно так же ее собственное лицо.
– Кадсуане! – Мерана должна была попробовать еще раз. – Кадсуане, почему ты появилась здесь именно сейчас?
На мгновение немигающий взгляд той встретился с ее взглядом, а затем Кадсуане вновь обратила внимание на Беру и Кируну.
– Значит, они ухитрились выкрасть его прямо из дворца, – промолвила седовласая женщина, протягивая Дайгиан пустую чашку, чтобы та наполнила ее.
Никому другому чаю не было предложено. По выражению лица и тону Кадсуане настолько ничего нельзя было понять, что Меране захотелось рвать на себе волосы. Ал’Тор был бы не в восторге, узнай он, что Кируна проговорилась о похищении, пусть даже неумышленно; Кадсуане использовала любую оговорку, чтобы вытянуть то, что стояло за случайно оброненными словами. Хорошо еще, что не выплыло наружу в деталях, как с ним обращались. За это он уж точно не погладил бы их по головке. Мерана возблагодарила Свет за то, что Кадсуане не способна долго задерживаться на одном предмете.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
