Толпа немного подалась назад, сквозь нее пробился директор завода Савельев, мокрый и бледный, в незастегнутой шинели. Он повернулся к людям, сдернул шапку, вытер ею потное лицо.
— Товарищи! Товарищи! — прокричал он, взмахивая шапкой. — Без паники! Там людей достаточно… Прошу всех отойти!
— Антон Силантьевич! Антон Силантьевич! — кинулась к нему Наташа, схватила за руку. Рука его дрожала, он скользнул по девушке взглядом, не узнал, видимо, ее, вырвал руку, оставив в Наташином кулаке шапку, и, не заметив этого, побежал в ворота, бросив охранникам:
— Никого не впускать! Отогнать людей подальше!
— Осади! Осади! — раздалось у нее над ухом. — Передавят вас.
Охранники кричали, а толпа все напирала с нарастающим ревом, пытаясь прорваться в ворота. Некоторые побежали вдоль высокого дощатого забора, пытаясь перелезть через него. Забор был высоким, удавалось это не многим.
Послышались сирены пожарных машин, люди расступились. Не сбавляя скорости, три или четыре красные машины пронеслись мимо, а с ними вместе, рискуя попасть под колеса, хлынули и люди. Толпа, как щепку, подхватила Наташу, занесла ее в ворота.
На территории завода творилось невообразимое. Все цехи ночной смены побросали работу, беспорядочные толпы кипели и метались повсюду между недостроенных корпусов и груд строительных материалов. Люди куда-то бежали, что-то кричали, но что — понять было невозможно. Все висел и висел в воздухе надсадный, раздирающий душу вой гудков. «Зачем гудят? Зачем гудят? Хватит уж…» — подумала Наташа, ударилась обо что-то мягкое, отлетела в снег.
— Не надо лестницы, не надо! Багры только, багры берите! — услышала она и почувствовала рядом тяжелое дыхание.
Возле нее топтался на снегу пожилой мужчина, в котором она с трудом узнала Савчука. На его взмокшей щеке плясали отсветы пламени, отчего правый глаз будто подмигивал.
— Что болтаешься под ногами, как… Раздавят, и спросить не с кого! — прохрипел он. — Уходи сейчас же отсюда!
— Что случилось? Что горит?
— Столярный цех. А рядом склад номер восемь, на него галки летят…
— Какие галки? Отчего загорелось?
— Хорошо, что ветер несильный. Восьмой склад лишь бы отстоять, иначе… — будто про себя вымолвил Савчук и закричал, срываясь с места: — Багры, говорю, багры только!
Вой гудков наконец смолк, мимо Наташи бежали люди, тащили багры. Она все еще сидела в снегу, в голове стучало облегченно: «А я думала — склад, этот ужасный склад… Хотя ведь он рядом, совсем рядом со столярным цехом. И если загорится…» Ее опять обдало холодом.
Что ей делать, она не знала, зачем так рвалась на территорию завода, было непонятно. Что она могла тут сделать, чем помочь? О Семене она теперь не думала, забыла о нем. Наташа вдруг с удивлением обнаружила в руках мужскую шапку и никак не могла сообразить, откуда она у нее.
Все, что произошло потом, восстановить в памяти во всех подробностях Наташа никогда не могла. Она помнила лишь толпу беспомощных людей, огромным полукругом волновавшуюся вокруг горевшего смоляным факелом столярного цеха. Собственно, столярка — огромный бревенчатый сарай — уже сгорела. Когда Наташа подбегала к пожарищу, над толпой взметнулся гигантский столб искр — это рухнула крыша. Пробившись через стену людей, Наташа увидела облитые огнем бревенчатые стены и высокие штабеля горевших снарядных ящиков. Пустые ящики полыхали особенно сильно, от них шел испепеляющий жар, несколько пожарников в блестевших касках поливали стены и груды ящиков из шлангов, но огонь от этого, казалось, становился лишь сильнее. Еще она помнила, как откуда-то из самого пекла выбежали в дымящейся одежде директор завода и Семен.
Они волочили длинное, безжизненное тело главного инженера Нечаева в обгоревшей одежде.
— С ума сошел! — прокричал директор завода, когда Нечаева положили на землю. — Еще бы секунда — и крыша на тебя бы рухнула! — Волосы его были спутаны, с лица катились грязные капли.
— Восьмой, восьмой прекратите обливать водой! — задыхаясь, прохрипел Нечаев. Он попытался встать, но, застонав, откинулся навзничь.
— Федор! Федор! — затряс Савельев его за плечи. — Если не обливать, склад загорится…
Столярный цех и склад № 8 стояли под углом друг к другу, почти соприкасаясь дальними торцами стен. Несколько пожарников беспрерывно поливали из шлангов коробившуюся от жара тесовую крышу склада и черную бревенчатую стену, доставая струей воды до самого дальнего угла. И Наташа тоже понимала: если не обливать водой, склад неминуемо загорится, прежде всего вспыхнет крыша и дальний угол.
— Тогда… тогда отключить третий кабель! — слабо воскликнул главный инженер, неимоверным усилием воли заставив себя опять приподняться. — Немедленно…
Наташа увидела — все лицо Нечаева было в волдырях, кожа на щеках висела лохмотьями.
— Какой кабель? Зачем? — Директор завода опустился перед Нечаевым на колени. — Федор, объясни же!
Семен стоял возле них, прижав ладонью правую щеку. Он морщился, будто у него болели зубы.
— Я установил — загорелось от электропроводки. Там стена промерзла, отсырела… — тяжко дыша, заговорил Нечаев. — От сырости замкнуло. Проводка в восьмом складе тоже плохая, в спешке все делалось. Вода через крышу попадает на нее, и может… А если загорятся провода… Немедленно отключите третий кабель! Третий! Вон в том трансформаторе. Я сейчас, сейчас…
Нечаев встал на колени, попытался разогнуться. Но, тихо охнув, ткнулся головой в утоптанный снег.
И в эту секунду над толпой разнеслось, как эхо:
— Восьмой гори-ит!
Толпа, в которой стояла Наташа, невольно дрогнула и отхлынула. Наташа осталась одна напротив Савельева, Семена и Нечаева, зачем-то глупо улыбнулась, протянула директору шапку. Но тот не видел ни шапки, ни самой Наташи, он стоял и тупым взглядом глядел в сторону склада № 8. Наташа тоже повернула голову, увидела все тех же пожарников, поливавших из шлангов крышу и стены склада. И стена и крыша дымились, но Наташа понимала, что это был не дым, а пар. «Где же горит? Он не горит…» — подумала она и услышала:
— Внутри горит!
И только теперь различила, что сквозь щели окованных крест-накрест полосовым железом ворот склада, как сквозь крышку кипящего чайника, вырываются тугие черные струи. Там, у ворот, в отблесках пламени мелькнула сгорбленная фигура Савчука и еще чья-то, до боли знакомая.
— Отходи-и! Рване-от! — опять истошно закричал неизвестно кто.
Наташа хотела бежать, но ноги ее не слушались, будто приросли, потому что во втором человеке у ворот склада она узнала Семена. Как он там оказался так быстро, было непостижимо. Тяжелым ломом он колотил по воротам, пытаясь, видимо, сбить запор. И сбил, тяжелые ворота будто сами собой распахнулись, из склада выперло, клубясь, черное облако. Оба — сперва Савчук, а потом Семен — отступили, но в следующее мгновение в той же очередности, сперва Савчук, а потом Семен, кинулись в наполненный дымом склад и, задыхаясь от кашля, скрючившись, выбежали оттуда, упали на снег. Но тут же Семен вскочил, схватил валявшийся на земле лом, побежал куда-то прочь.
Все это произошло в считанные мгновения. Возглас: «Восьмой горит!» — снова привел Нечаева в чувство. Упираясь в землю руками, он начал приподниматься.
— Этого я и боялся, — прохрипел он и, увидев, что парторг с Семеном кинулись в склад, а потом, кашляя, выбежали оттуда, закричал, стоя на коленях: — Что они делают! Отравятся! Надо просто отключить кабель… Антон! Решают секунды…
Директор завода, однако, никак не реагировал на эти слова. Он стоял все неподвижно, все так же тупо глядел в сторону восьмого склада. «Действительно, что он стоит? — мелькнуло у Наташи. — Ведь надо что-то делать…»
Едва она подумала об этом, Нечаев проговорил вроде облегченно:
— Ага, он к трансформатору побежал… Молодец твой племянник, догадался. Если успеет… — Но тут же захлебнулся и свистящим голосом закричал: — Он же без электрозащиты! И не знает, какой рубильник! А там шесть тысяч вольт! Шесть тысяч… — И опять повалился на снег.
И только эти последние слова будто вернули директора завода к действительности.
— Где, где этот чертов кабель?! — затряс он Нечаева. — Какой рубильник?
— Там… — выдавил еще Нечаев из себя, теряя, видимо, сознание, а может умирая. — Скорее! Каждая секунда… Все взлетит к черту!
И умолк.
…И еще Наташа помнила, как она бежала куда-то по снегу за директором завода, а в мозгу, разламывая голову, колотилось: «Если успеет… Все взлетит к черту! Шесть тысяч вольт! Он без электрозащиты!» Все это были слова Нечаева, оставшегося лежать без движения возле штабелей пылающих ящиков. Эти слова, казалось, не угрожали никому — ни ей, ни бегущим за ней и обгоняющим ее людям, ни директору завода, ни Савчуку даже, который, как в последнее мгновение заметила Наташа, опять бросился в склад, в освещаемый изнутри бледными дрожащими вспышками дым, будто в черной глубине склада кто-то вел сварку металла. Эти слова чем-то страшным и неотвратимым грозили только Семену, ее Семену! Чем конкретно, она даже и не понимала, не могла до конца уяснить, не было для этого времени. Но она всем существом своим чувствовала и знала, что вот сейчас Семен еще есть, а через мгновение его не будет, не будет!
