Сергей Иванов
ОСТРОВ НЕВЕЗЕНИЯ
Почём Фунт £иха or Who'll Stop The Rain
… An island lost at seaAnother lonely dayno-one here but memore lonelinessthan any man could bearrescue me before I fall in despair.I'll send an SOS to the worldI hope that someone gets myMessage In a Bottle.I hope that someone gets my…I hope that someone gets my…[1]
«Message In a Bottle» Sting/The Police
Реальность больших перемен я по-настоящему осознал только перед входом в открытую для меня камеру, когда сопровождающий полицейский сделал мне странное предложение: разуться и оставить обувь у входа. При всей их казенной вежливости, резкий металлический звук захлопнувшейся тяжелой двери невольно вызвал у меня чувство неприязни к ним.
Благодаря их служебной заботе я оказался в одноместной камере полицейского участка городка Кроули, что неподалеку от Лондона, графство Саррэй. Мне предоставили весьма благоприятные условия подумать. Пространство, в котором я оказался, ограничивалось площадью не более семи квадратных метров. Окно, из которого ничего не разглядеть сквозь матовое стекло, умывальник, унитаз, жесткое спальное место и глазок видеокамеры в углу под потолком. Монотонный шелест поступающего в камеру кондиционированного воздуха, приглушенные голоса и лязг дверей за пределами камеры.
Еще час назад я был свободен и находился в многолюдном зале международного аэропорта Гэтвик с билетом на самолет авиакомпании Верджин рейса Лондон — Торонто. Билет купил там же, в аэропорту, на свой голландский паспорт, и был полон планов. В аэропорт я прибыл не один. Мой попутчик Владимир также имел паспорт гражданина Голландии (только с именем, украшенным приставкой van, что означало его благородное социальное происхождение и вызывало у меня товарищескую зависть). Теперь же, он, предположительно, находился неподалеку от меня, в этом же полицейском участке; и мне было, искренне его жаль. Я испытывал некоторое чувство ответственности и вины за случившееся, но уже ничем не мог ему помочь. Мне следовало подумать о собственном интересном положении.
В коридоре послышался шум. Свеже доставленный очень истерично и нецензурно выражал своё несогласие и нелюбовь к полицейским. Процедура его водворения в камеру сопровождалась особым шумом «борьбы за свободу». Двери камеры всё же захлопнулись, но обувь у буянившего арестанта не отобрали, и несколько секунд спустя, всё пространство временного содержания сотряслось от мощных ударов в дверь. Я понял, почему задержанным предлагают разуться перед входом в камеру.
Этот парень местного британского разлива хотя и был не в меру энергичным и шумным, но все же, он мне понравился. Мощные удары ногой в дверь он сопровождал отчаянно-возмущенным криком-требованием: Let me out, fuck'n bastards![2] Его крик и грохот окончательно вернули мои мысли к реальности. Я вдруг почувствовал некую солидарность с совершенно чужим мне человеком, и болезненно осознал собственное поражение, зависимость и несвободу. Возникло желание присоединиться к его одинокому шумноватому бунту и выкрикнуть всё накопившееся. Но я лишь молча, с неким остервенением, стал отжиматься от пола, как делал это когда-то в молодости, в камерах армейских гауптвахт. Беспорядочный грохот протеста обрёл устойчивый ритм, который я неосознанно подхватил телодвижениями. А истеричные ругательства в адрес уродов полицейских и системы, придали мне злобной энергии. В своём молчаливом бунте я просопел над полом более сотни раз, чему и сам с удовлетворением удивился. Наконец, обессилив, я вскочил на ноги уже в ином состоянии: физическом, моральном и правовом. Крепло чувство сопричастности и близости с людьми, которых я ещё вчера лишь наблюдал со стороны. Я был пассивным свидетелем того, как первого мая в центре Лондона собирались тысячи чудаков, называвших себя антиглобалистами, анархистами, либералами-демократами, сексуальными меньшинами, и шумно проявляли своё недовольство системой. Теперь я был узником этой системы. Меня уже тщательно обыскали, разули, закрыли и обещали продолжение этих процедур.
Тяжело дыша после проделанного упражнения, я ходил по камере под завывания брата по классу и осознавал факт свершённого мною обряда. Это было моё посвящение и приобщение к социально неприемлемой категории the scum.[3] Так как, до криков и стука в дверь я ещё не созрел в моём новом социальном статусе, то свой бунт проявил нажатием на кнопку вызова. Пару минут спустя, окошко моей двери открылось — и вежливый полицейский спросил: чем он может помочь. Я попросил бумагу и ручку. Моя просьба не вызвала удивления, и, несколько минут спустя, он принёс всё, что я просил.
— Enjoy, mate![4] — пробубнил полицейский, и захлопнул окошко.
1
Откуда и почему? Куда и зачем?
Что вам надо на нашем острове?
Я ехал к этому издалека и долго. Полтора года назад, в начале января 2000 года, я, и ещё пару подобных мне попутчиков, выехали из заснеженного, любимого мне Кракова автобусом до Лондона. Холодная и снежная восточная Европа скоро сменилась унылыми моросящими дождями Запада. Во время коротких остановок в Бельгии и Франции мы вживались в мягкий, влажный климат и более высокие цены. Польские водители автобуса большую часть пути развлекали пассажиров видеофильмами. Почти весь путь по территории Польши они демонстрировали нам длинный и слишком кровавый, исторический фильм «Огнём и мечом» который плохо воспринимался в дорожных условиях и вызывал у меня чувство безнадежности и неприкаянности к настоящему и прошлому Украины. Далее, они безвкусно сменили славянский исторический фильм на голливудские комедии, которые меня никогда не веселили, но укрепляли мысль о глобальной деградации человечества.
К тоннелю во Франции мы добрались в середине дня. Перед тем, как доставить нас к пункту паспортного контроля, водители припарковали автобус на просторной автостоянке и предоставили пассажирам время для посещения французских дорожных услуг. Там был огромный супермаркет, где можно было найти качественные санитарные удобства, а так же продовольственные и промышленные товары.
О паспортном контроле со стороны французов нечего сказать, его фактически не было. Но подъехав к пункту британскому, нетрудно было заметить озадаченность многих польских пассажиров. Сопровождавшая нас пани серьёзно инструктировала пассажиров о предстоящих процедурах.
Всем было предложено выйти из автобуса и пройти в небольшое застеклённое помещение, разделённое посередине условной линией государственной границы. Не было лишь натасканных на туристов овчарок, в общем, контроль был организован в духе «что вам надо на нашем острове?»
Моё прохождение на британскую территорию контролировала и оформляла мелкая, неопределённого возраста мадам, улыбчивая вежливость которой меня совсем не грела, скорее настораживала. Моего паспорта с британской студенческой визой в нём и подтверждения таковой её компьютером, оказалось недостаточно. Спросила, в какой колледж я собрался, и где таковой находится. Я не удивлялся её служебному рвению, так как уже заметил, что на других подобных пунктах некоторых польских гостей тщательно допросили и почему-то завернули на французскую сторону. Мои ответы её не удовлетворили, и она пожелала взглянуть на приглашение колледжа. Изучив таковое, она с нескрываемым удовольствием обнаружила, что меня пригласили лишь на пару недель. Из допустимых моей визой шести месяцев, мадам определила мне срок пребывания на острове лишь в один месяц, о чём влепила в паспорт трудно исправимую печать. Но меня, всё же пропустили, и я перешёл на другую сторону, неся в себе чувство вины нежеланного гостя и дискомфорта носителя украинского паспорта.
Не успел я полностью осознать последствия этой негостеприимной формальности, как заметил свою попутчицу смущённую и увязнувшую в затянувшейся беседе с миграционным чиновником. Соучаствовать я мог лишь на расстоянии, и понял только то, что её по каким-то причинам не пропустили. Она потерянно присоединилась к группке польских отказников.
Помочь я ей ничем не мог. Как только появилась возможность, спросил у польской пани проводницы о перспективах в отношении отказников. Она очень успокоила меня, поведав о традиционных заморочках, чинимых британскими миграционными чиновниками. В общем, предполагалась необходимость подтверждения факта приглашения гостя, и в случае положительного ответа на запрос, пришельцу позволят посетить королевство. Пассажиров, успешно прошедших контроль, призвали занять свои места в приопустевшем автобусе, чтобы поскорее отъехать от этого пункта и освободить место для прибывающего транспорта. На месте моей попутчицы осталась её сумка, а в памяти, её длинная, грустная история о неудавшейся попытке выживания в мелком украинском бизнесе и отчаянных планах — материально поддержать своих детей и мать пенсионерку. Вопросы о том, что она предпримет, если её так и не пропустят, и как мы найдём, друг друга, если всё же пустят, отвлекали моё внимание от внешних наблюдений. Польские пассажиры были так же озадачены потерей коллег, но они обсуждали эту проблему между собой на своём щебечущем языке и, насколько я понял, имели какое-то представление о перспективах. Им было гораздо легче.
