Разволновался шаман. Зря он показывал камень жене. Только разброд внесла в его мысли. А вдруг это знак, тот самый знак? Вдруг вовсе не Режущий Бивень, вдруг – Пёстрый Фазан?! Холодеет в груди у шамана, спазмы пошли. Вроде как задыхается. Вроде как не справляется с поручением духов. Вроде как обессилел шаман. Вроде как пора на покой старику. Пора на покой.
Улеглись однако страсти. Щемит в груди по-прежнему, но дышать всё же может шаман. И думать тоже может. Но опять о том же думает. Вдруг всё-таки ошибся с Режущим Бивнем. Вдруг это обманка. Вдруг останется кто-то другой. А если и вовсе останется женщина, одна только женщина останется от их племени и после встретит чужого охотника… Почему шаман был так уверен в Режущем Бивне… А тот даже боится выйти на льва. Тянет и тянет. Значит, не Режущий Бивень. Но кто?.. Кто же тогда? Как узнать? Что придумать? Похоже, придётся к кому-то обращаться за помощью, не справится шаман один сам со своею задачей. К старейшине, может быть, нужно ему обратиться, к Бурому Лису. Но как тот поможет? Чем?
Болен шаман. Совсем захворал. Плохо ему. Стар он уже. Силы не те. Один тут лежит и даже жена куда-то ушла. Хоть бы вернулась старуха. Где там Большая Бобриха? Хоть кричи.
Нет никого. Очаг погас. Холод пробрался к шаману в гости. Холод теперь не только в груди, и вокруг тоже холод. Со всех сторон обложил. Поймал в западню. Может быть, пора уходить. Может быть, зажился уже старик Еохор на этом свете. Состарился и ни на что не способен. Кому он тогда такой нужен? Совсем никому.
Повернулся набок шаман, лицом в стеновую шкуру уткнулся, не видит теперь никто его глаз, не сможет увидеть, даже если захочет. А он… ему плохо совсем. Ему надоело. Он, может, умрёт. Раньше срока. Может быть, духи позволят такое. Может быть, просто забудут о нём, как все люди забыли. Пусть позабудут. Пускай.
Нет, не позабудут. И люди тоже не позабыли. Скрипит свежий снег. Большая Бобриха шагает назад. Возвращается к мужу. Соскучилась всё же. А он вот будет спать. И она его не разбудит. Он спит.
****
Режущий Бивень сидит на покрытом шкурой камне возле своего жилища, коротает время. Рано утром, едва он вышел из чума, как столкнулся с дряхлой старухой, ходившей в кусты. После такого знака все дела на сегодня ему пришлось отложить. И, конечно, охоту.
Небо вздулось пузырями белёсых туч, громадными волдырями, к ночи, непременно, опять повалит снег. Завтра, когда Режущий Бивень выйдет охотиться, все следы будут перед ним, как на ладони. Но только свежие следы. Если снегу навалит много, он возьмёт с собой снегоступы.
Посередине стойбища шумят дети. Вставив палочку в трухлявую щепку, они наперебой её трут, желая извлечь огонь. Но им не хватает терпения. Едва из щепки появляется дым, как бурная радость гасит усердие. Все рвутся повращать палочку, чтобы огонь родился именно от его усилий, но пока ссорятся, дым угасает.
«Так зачастую действуют и взрослые, – думает Режущий Бивень, глядя на детские забавы. – Много дыму и мало огня». Он должен убить Рыжегривого – дым это или огонь? Дым, конечно же, дым, как и вся эта жизнь только дым, который щиплет глаза солнечным светом, – размышляет охотник. Но ведь дымом управляет огонь. Огонь порождает дым. Огонь заставляет биться сердца и чувствовать дым.
Дети наконец-то сумели добыть огонь. Подожгли длинную щепку и, хохоча, быстро передают друг другу, приговаривая: «Берегись, чтобы он не погас! Берегись!»
Если бы Режущий Бивень думал только о Чёрной Иве, ведь он бы забыл об огне и задохнулся в дыму. Разве не об этом толковал ему шаман Еохор? Не потому ли он должен теперь убить Рыжегривого, чтобы вернуться к огню, почувствовать силу раскалённых языков пламени, ощутить жар? Он не знает, не может оплести мягкий проросток понимания сетью своих дымящихся мыслей, но что-то внутри него подтверждает правоту его смутных догадок.
Девочка Маковый Лепесток неслышно подходит к охотнику. Её румяные щёки зарделись смущением, в её руке детская добыча, пойманная в силки куропатка. «Это тебе, Режущий Бивень», - предлагает она свой подарок и тотчас же убегает.
Режущий Бивень провожает дочку Пёстрого Фазана улыбающимся взглядом. Он даже не сердится за её несуразную выходку. Красивая девочка, стройная, скоро вырастет и станет прекрасной женой какому-нибудь молодому охотнику, подарит кому-то счастливые дни. Как дарила счастливые дни самому Режущему Бивню Чёрная Ива.
Вернулись охотники с утренней охоты, добыли лошадь. Все мужчины сразу кучкуются возле большого костра в центре стойбища, Режущий Бивень тоже подходит туда, чтобы послушать новости.
Главная новость о последнем мамонте.
Одинокий мамонт, Мудрый Лоб, бродит к полудню от стойбища. Его дела плохи. Веки вздулись и спрятали глаза. Он не замечает охотников, не пугается и не нападает. Он ищет смерти, но у людей и так полно мяса мамонтов, мамоны запасено до весны, они не могут помочь мамонту в поисках смерти. Все согласны, что Мудрого Лба незачем убивать. Будь он поменьше размером и помоложе, люди тогда могли бы поступить так, как делали предки, как делают иногда с лошадьми. Они бы привели мамонта в стойбище, спутали ноги, и пусть бы он пасся рядом с жилищами. Раньше так делали с беспризорными жеребятами. Они росли вместе с людьми, но когда грозил голод, их убивали. Однако воровки-гиены убивали таких спутанных приёмышей прежде, чем люди, от пятнистых не было спасу. Потому охотники неохотно приводят живых жеребят в своё стойбище. Зачем приманивать гиен? Это их добыча, когда у людей достаточно мяса.
Другая новость про львов. Их следы видели неподалёку, много следов, но никто из охотников не может сказать, был ли там Рыжегривый или же только львицы. Не присматривались особенно, что им за дело до львов. В любом случае, Рыжегривый придёт к своим подругам, непременно вернётся, и Режущий Бивень знает теперь, где того поджидать.
Повалил густой липкий снег. Рои жирных мух садятся на головы, на плечи, на шкуры, на сухую траву и на голую землю. Белые-белые мухи. Белая поступь зимы.
Дети, раскинув руки, босиком носятся по свежему снегу, подставляют лица метели, кричат: «Саранча, саранча, облепи, чтобы был он богатый, чтобы был он пузатый!» Их всклокоченные волосы полны снежинок, головы будто седые. Они смеются и не хотят слышать ругань взволнованных матерей. Им так хорошо.
Охотники разошлись по своим чумам, расселись возле тёплых очагов, готовят еду. Режущий Бивень тоже занялся жарить свою куропатку. Не смутился. Сразу надо было смущаться, не брать от ребёнка добычу. Но уж коли взял – не выбрасывать же. Нежное мясо вкусно дымится, наполняя жилище восхитительным ароматом. Ароматом сильнее запаха одиночества.
