зубы, сжал кулака, но чуть охладел, когда тёплая женская ладонь коснулась его собственной.
– Не злись. Ты знаешь, что делать, просто прими решение. Прими самостоятельное решение. Ты же мужчина! – На этих словах Катя сжала его ладонь. Любой, кто сейчас бы посмотрел на её лицо, либо отвернулся бы от отвращения, либо закричал от ужаса. Но только не Женя. Он видел перед собой не изуродованное чудовище, а женщину, красивее которой на свете не было. От одного её взгляда злость потухла, оставив после себя жалкий пепел. – Перестань трястись и паниковать! Я полюбила тебя не за это.
– Хорошо. – Женя тоже выдавил из себя улыбку. – Я знаю, что делать.
Он отпустил ладонь Кати – нехотя, с трудом – и повернулся к шатающемуся на двух тоненьких ножках скелету, обличённому в окровавленную одежду. Влада пыталась самостоятельно добраться до выхода из комнаты – силы воли ей не занимать, – но при всём этом Женя видел, что ещё два-три подобных шага, и она вновь грохнется на пол и уже точно не поднимется. А познакомившись с характером одной особы, можно было предположить, что даже под угрозой мучительной смерти она вряд ли попросит помощи.
Женя подошёл к Владе и без спроса обнял её, снова накрыв ладонью маленькую грудь, которую облепила мокрая ткань. Прижал её бедро к своему как пылающий от страсти любовник, уже уставший от прелюдий и перешедший к действиям. Влада, конечно, попыталась вырваться, но с самого начала эта попытка была обречена на неудачу. Руки Жени могли сравниться с прочными, очень прочными цепями.
Он уже собрался повернуться к Кате, когда почувствовал, как её тёплые пальцы сплелись с его собственными. Тепло… приятное тепло глубоко в груди… Женя легонько сжал Катину ладонь, и именно в этот момент – в момент обмена двух энергий совершенно разных судеб – Женя почувствовал, что сможет сделать всё. Возможно это прозвучит банально и до жути избито, но то ощущение, что зародилось где-то внутри от простой женской поддержки, нельзя было назвать ничем другим, кроме как уверенностью. Казалось, Катя подобно долгожданному солнцу поцеловала горизонт души Жени и положила начало рассвету – там, где в последнее время тьмы становилось всё больше и больше.
– Здесь есть лифты, – заговорила Катя. – Я это услышала по рации, после того как…закончилось. На них можно перемещаться по всему Чистилищу, выход и вход на кухнях.
Женя не удивился, когда услышал эти слова. Он узнал о лифтах несколькими секундами ранее, в момент соприкосновения его кожи с Катиной. В это время в голове яркой алой вспышкой появилось несколько образов, которые мозг воспринял мгновенно, буквально в ту же долю секунды, в какую они возникли. Женя услышал треск помех (прерываемый звоном цепей), услышал грубый мужской голос, сообщающий о погрузочных лифтах на кухне и о том, что нужно скорее валить отсюда, «пока эти сумасшедшие ублюдки не поджарили нам задницы». В момент, когда Женя и Катя сжали друг другу ладони, он увидел перед собой изуродованное, просто чудовищное лицо с тремя огромными дырами – с двумя пустыми глазницами и раскрытым ртом. Непонятно отчего он резко испытал такую ненависть, какой вообще не должно существовать в мире. И возненавидел он именно это лицо, эти отвратительные дыры, зияющие чернотой на фоне свежей, ослепляюще-красой крови.
И одно слово. Лжец.
Лжец.
Оно блеснуло в голове Жени самой яркой вспышкой.
Может, это была телепатия, может, он просто сошёл с ума, может, все они сошли с ума – об этом можно подумать потом. Сейчас проблемы гораздо важнее каких-то случайных картинок в голове.
– Пойдём. – Женя медленно зашагал к дверному проёму, помогая идти Владе и держа руку Кати, совсем позабыв о только что подаренном медальоне. А он тем временем прислонялся к груди, будто пытаясь установить контакт со стучащим сердцем. – Сейчас всё вроде бы тихо, криков не слышно, похоже, тот хаос, который был, уже закончился. Если нам повезёт, по пути мы никого не встретим. – Он обратился к Владе, стараясь говорить мягче, чем в прошлый раз. – Где сейчас находится Алёна? Тремя этажами ниже ты сказала?
– Да, тремя этажами ниже. Она, наверное, в комнате, хотя я не уверена.
– Далеко комната от кухни?
Несколько секунд Влада молчала. За это время все трое успели выйти в коридор – до сих пор пустой и до сих пор залитый лужами крови.
– Если учесть то, что мы ползём как черепахи, то да, далеко. Примерно такое же расстояние, как отсюда до поворота коридора. Метров двести, думаю.
– Хорошо. Поступим так: дойдём до лифта, спустимся на три этажа, а дальше… ну, раз через него ввозят продукты, значит там должно быть что-то вроде склада, хотя бы небольшого. Вот там ты нас и подождёшь, Катя. А мы с Владой быстренько найдём Алёну и прискочим обратно уже с ней. Конечно, если нам никто не помешает. Тогда…будем действовать, исходя из ситуации.
– А ты уверен, что лифт в той стороне, куда мы идём?
Женя вспомнил треск помех, доносящихся из рации, пристёгнутой на форме (Лжеца) одного из Святцев. Вспомнил, как он уже шёл по этому коридору, совсем недавно, в другую сторону, как раз-таки выйдя из лифта. Вот только в этих воспоминаниях шёл он не в своём теле. Окружение будто бы было больше, да и дышал он по-другому…
Похоже, я реально схожу с ума.
– Да, лифт в той стороне. – Женя сильнее сжал ладонь Кати. – Ты жди нас там, где я сказал. На кухне точно есть ножи, возьми один из них себе. Надеюсь, не пригодится, но… короче, лучше возьми, не помешает.
Они продолжали идти вдоль коридора – одной тройкой, превратившейся в единое целое. Каждый был испачкан кровью и больше напоминал выжившего на поле боя солдата, которому чудом не снесло голову и не оторвало ноги. Рука Влады лежала на плечах Жени, другая сжималась в кулачок и разжималась, вгоняя в ладонь ногти. Сам Женя старался идти в одну ногу с Владой, но как можно быстрее, потому что он уже успел увидеть, что делают Святцы с теми, кто пытается сбежать – просто-напросто расстреливают на месте, даже не предупреждая. Катя же спокойно шагала, держа Женю за руку. Она была предельно спокойна, и это самое спокойствие слегка напрягало. В такой ситуации, когда всё вокруг рушится, а люди убивают друг друга, оставаться спокойным невозможно. Судя по виду Кати, она ещё и дралась – не на жизнь, а насмерть. То, что, будучи с ног до головы в собственной и чужой крови, Катя оставалась спокойной, не могло не пугать.
Где-то в подсознании Жени билась мысль, что она, его любимая Катя, так и не очнулась, вернее, не
