— Выгнал — правильно сделал бы. Чего это я эту криворукую кормить должна?
— Тут я вопросы задаю! А что в клинике сделала? Да это же вредительство натуральное: из-за тебя люди могут умереть, потому что врачам позвонить не смогут. Из-за твоей жадности! Тебе плевать на людей, лишь бы заработать побольше!
— Людям на фей плевать, а мне чего не плевать на людей должно быть? — обозлилась в конец фея. — И вообще, чего ты решил, что я из-за жадности? Я своих соплеменников спасаю от вас, сволочей. Справились, да? Заточили, а потом еще и кричат! Ну, ничего, дайте только время! Весь мир насилья мы разрушим! До основанья! А затем…
Кажется, пора вмешаться.
— Что тут происходит? — спросил я громко.
Только сейчас на нас обратили внимание. До этого они нас напрочь отказывались замечать, даже Вэнди, которая смотрела на перепалку Илиса и Фьюарин с открытым ртом.
— Шеф, это она телефоны ломала, — сообщил мне Илис. — Из-за жадности. Если телефон сломан, то человек позвонить не сможет, он ее позовет и через нее письмо передаст или на словах. Жадюга!
— Ябеда! — парировала Фью. — Ничего не из-за жадности! Я — борец за свободу, а не воровка какая-нибудь! И скажите своему этому, из семейства псовых, что нечего на меня орать!
— Я не из семейства псовых, это псы из семейства лисьих, — обиженно возмутился Илис.
— А чего тогда псы вас, рыжих, не любят?
— Уроды потому что. Пословицу знаешь? — ответил Илис.
— Я вот сейчас возьму и улечу, — заявила вдруг Фью.
— Не можешь ты улететь, — ответил Илис убежденно.
— Это еще почему?
— Потому что ты арестована! — ответил оборотень.
— Да? Да ты что? И ты думаешь, что сможешь меня удержать? — насмешливо спросила фея, упирая руку в бок. — Ты в курсе, что я могу в любую секунду отсюда телепортироваться, и вы никак не сможете меня удержать?
Судя по лицу Илиса, он об этом не думал.
— Сам факт ареста тебя, может быть, и не удержит, — вмешался я. — Но если ты сбежишь, то твой счет в гномском банке будет конфискован в пользу города.
Фея картинно закрыла глаза, схватилась за сердце и упала в обморок прямо на моем столе.
— Вот до чего жадность доводит! — злорадно сказал Илис.
— А чего это вы тут с Фьюарин делаете? — поинтересовалась Селена, заходя в кабинет.
— Они меня пытают, — слабым голосом произнесла фея из обморока. — Сатрапы…
Селена де Трие, вампир, следователь-капрал Стражи
«Сымпровизируешь». Нормальный ход, ничего не скажешь. Если бы не народ в кабинете, честное слово, я бы все ему высказала. Но при Бригире делать этого совершенно не хотелось: он не фанат строгой субординации, но пререкания с начальством не одобрил бы. А поспорить надо было: мне совершенно не хотелось идти обвинителем в суд. Тем более обвинителем Сырюка. Я встретилась взглядом с Эриком, было видно, что он расстроился.
Из кабинета я вышла вместе со всеми, спустилась на первый этаж, распрощалась с Бригиром и отправилась в канцелярию, где Рыф встретил меня своей приятной улыбкой, а Саора — кивком головы. Кстати говоря, тот кто видел де Рыфа улыбающимся, как правило, описывали эту улыбку как смущенную, но Бригир утверждал, что более решительного человека на самом деле еще поискать. И вообще он как-то по-особенному к нашему страж-канцлеру относится. Во всяком случае, в шахматы он только с ним играет.
— Привет, ребята, — сказала я. — Где-то тут у вас лежит копия обвинительного заключения по делу Сырюка. Будет очень хорошо, если вы мне ее дадите, потому что шеф отправил меня в суд, а я это заключение еще в глаза не видела.
— Привет, — сказал де Рыф, — тогда тебе стоит поторопиться, потому что суд будет через полчаса, а тебе до Дворца Правосудия ехать минут двадцать. Саора, там, в шестнадцатой ячейке должна быть синяя папка.
У меня появилось желание развернуться, подняться в кабинет и стукнуть Квентина чем-нибудь тяжелым. Неужели он мне до сих пор мстит за то, что я Бригира выбрала, а не его? Эльф ушастый…
С заключением пришлось знакомиться в экипаже. Надо отдать шефу должное, тут он был краток, перечислил все основные моменты преступления и не забыл упомянуть и о той помощи, которую Сырюк добровольно оказал Эрику. Видимо, эта часть была дописана недавно — чернила слегка отличались по цвету. Просил Квентин одно замещение в Последних Покоях — минимально возможное наказание за убийство, совершенное посредством сверхъестественного дара. Мог просить и больше, статья предусматривала до десяти.
Я вздохнула. Все равно, это — смертный приговор. В Ицкароне давным-давно не отрубают головы, не вешают, не сжигают на кострах и других способов отъема жизни не практикуют. Осужденных за тяжкие преступления оставляют в особой тюрьме для смертников, которая и называется «Последние Покои». Осужденного забирает не палач, а замещение. Конечно, если осужденный переживет все замещения, к которым его приговорили, то его отпускают. Вот только случается это крайне редко.
Зал, в котором судили Торвальда Сырюка, был почти пуст. Кроме меня, двух стражей охраны, самого Торвальда, его племянника, судьи, судебного секретаря и какой-то молоденькой журналистки в зале никого не было. Даже адвоката — Сырюк от него отказался. Судья Юлий Тетчер хмуро осмотрел зал, треснул деревянным молоточком по столу и открыл судебное заседание. Вкратце сообщив собравшимся, чего ради мы тут все собрались, он передал слово представителю обвинения, то есть мне. Я встала и с выражением зачитала обвинительное заключение, подготовленное Квентином.
— Признаете вы себя виновным в предумышленном убийстве с применением сверхъестественных способностей? — поинтересовался судья у Сырюка.
— Да, признаю, — ответил тот.
— Вам есть, что заявить суду? — спросил судья.
— Только то, что я хотел бы принести извинения, за доставленные мною неудобства, — сказал Сырюк. — А так же попросить еще раз прощения у моего племянника, которого я так подвел. Все, собственно.
— Вы раскаиваетесь? — спросил судья.
— В том, что убил Александра Свита? Нет, извините. Я бы его еще раз его убил бы. Это был плохой человек. В том, каким способом я это сделал — раскаиваюсь.
— Занесите в протокол, — сказал судья секретарю. — У кого-нибудь есть, что сказать по этому делу?
— У меня, если позволите, — пискнул Лоурент.
Судья позволил. Говорил Лоурент долго, дольше меня. В своей речи он расписал, какой его дядя хороший человек, как не просто ему пришлось в жизни и как он лично жалеет, что дяде так не повезло. После чего попросил суд отнестись к Торвальду со всем снисхождением, какое только возможно. Судья выслушал Лоурента довольно равнодушно, после чего дал задание занести ходатайство в протокол.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
