Германская пехота оборонялась умело, используя особенности местности, свои и советские оборонительные сооружения, средства заграждения и подбитые танки в качестве бронированных огневых точек.
12 сентября «непобедимый» Жуков доложил Сталину, что ничего у него не вышло:
«Москва, тов. Сталину.
…2. Начатое наступление 1, 24 и 66-й армий мы не прекращаем и проводим его настойчиво. В проводимом наступлении, как об этом мы вам доносили, участвуют все наличные силы и средства.
Соединение со сталинградцами не удалось осуществить потому, что мы оказались слабее противника в артиллерийском и авиационном отношении. Наша 1-я гв. армия, начавшая наступление первой, не имела ни одного артиллерийского полка усиления, ни одного полка НТО, ни ПВО.
Обстановка под Сталинградом заставила нас ввести в дело 24-ю и 66-ю армии 5.9, не ожидая их полного сосредоточения и подхода артиллерии усиления…
Такое вступление в бой армий по частям и без средств усиления не дало нам возможности прорвать оборону противника и соединиться со сталинградцами, но зато наш быстрый удар заставил противника повернуть от Сталинграда его главные силы против нашей группировки, чем облегчилось положение Сталинграда, который без этого удара был бы взят противником»
Особый отдел Сталинградского фронта в этот день тоже отправил в сто лицу свое донесение. В нем сообщалось
«В последние 3 дня, несмотря на издание штабом фронта ряда приказов о наступлении, прорыве линии обороны противника и соединении обеих группировок, руководящие работники штаба не верят в реальность своих же приказов и считают, что войска при теперешнем их состоянии не смогут прорвать оборону противника.
Так, заместитель начальника оперативного отдела штаба фронта подполковник Крамар заявил: «Я не верю в реальность приказа».
В дивизиях 1-й Гвардейской армии насчитываются большие потери».
«Облегчив положение», Жуков укатил обратно в Москву. Между тем Паулюс не только успешно отбивал натиск четырех советских армий на своем левом фланге, но на следующий день после жуковского доклада начал штурм Сталинграда.
Тяжелые бои на участке Самофаловка, Ерзовка продолжались до конца октября. Наши войска атаковали непрерывно, но единственное, чего им удалось добиться, — это вынудить Паулюса повернуть фронтом на север часть своих сил.
Свою неудачу наши полководцы объяснили, как водится, численным превосходством врага. Главный маршал бронетанковых войск Ротмистров сообщает, что «немецко-фашистское командование сняло некоторые танковые и моторизованные дивизии со Сталинградского направления и бросило их навстречу нам». Трудно спорить с маршалом и доктором военных наук, вот только у Паулюса здесь была всего одна танковая и две моторизованные дивизии, и все они входили в корпус генерала Хубе, который и держал полукруговую оборону на северном фланге 6-й армии.
По воспоминаниям маршала Москаленко, уже в первые же часы боя он выяснил, что у противника «…огромное превосходство в силах и средствах, в особенности в артиллерии, танках и авиации». А как же при таком соотношении сил он собирался его «отсекать» и «уничтожать»? [534]
Можно задать и такой вопрос: каким образом три немецкие дивизии, полтора месяца не выходящие из боев, при 200 танках умудрились иметь «огромное превосходство» над двадцатью свежими советскими дивизиями, поддержанными 500 танками? Не задумываясь над этим парадоксом, маршал Москаленко объявил, что советское наступление было не просто успешным, но и является «одной из самых блестящих страниц (!!!) эпопеи города на Волге».
* * *
Подводя итоги первого этапа Сталинградской битвы, можно суверенностью сказать, что советское военное руководство бездарно его проиграло. В течение двух месяцев Паулюс и Гот вели успешное наступление, имея в своем распоряжении 18 немецких и 4 румынские дивизии, в том числе 3 танковые и 3 моторизованные. Генералы Гордов и Еременко, Василевский и Жуков за эти же 2 месяца, заботами товарища Сталина, смогли ввести в сражение в районе Сталинграда более 60 стрелковых дивизий, 8 танковых корпусов, 12 отдельных танковых бригад, несколько отдельных танковых батальонов, около 2500 танков! Один только 13-й танковый корпус за 3 месяца боев четырежды комплектовался до штатной численности, получил за это время и снова потерял 550 боевых машин.
И вот враг стоит на берегах Волги, а украшенные большими звездами и килограммами орденов полководцы рассказывают нам сказки о четырех — и шестикратном превосходстве противника и о том, что
«в ожесточенных боях на подступах к Сталиграду… советские военачальники многое усвоили в трудной школе современной войны».
С одной стороны, товарищу Сталину можно посочувствовать, с другой — он сам растил эти кадры.
«Время — кровь»
12 сентября Паулюс и Вейхс прибыли в ставку Гитлера под Винницей. На совещании фюрер потребовал скорейшего захвата Сталинграда и под занавес заявил: [535]
«Русские на грани истощения своих сил. Сопротивление под Сталинградом следует оценивать лишь как местного значения. К ответным действиям стратегического характера, которые могли бы быть для нас опасными, они больше не способны. Кроме того, северный фланг на Дону получит значительное подкрепление со стороны союзников. При этих обстоятельствах не вижу серьезной опасности для северного фланга. В остальном надо заботиться о том, чтобы скорее взять город в свои руки, ане допускать его превращения, во все пожирающий фокус на длительное время (курсив наш. — Авт.)».
Командующий 6-й армией попросил дополнительно три дивизии и пообещал управиться за десять дней.
С военной точки зрения в этом не было никакой необходимости, поскольку основная стратегическая цель — обеспечение северо-восточного фланга при наступлении на Кавказ — была достигнута. Немецкие войска вышли к Волге, и она не могла больше использоваться как водная магистраль, а Сталинград перестал быть узлом коммуникаций. Его промышленные предприятия частью были эвакуированы, частью разрушены. Овладение самим городом ничего не меняло.
Задача, поставленная Паулюсу, носила, таким образом, тактический характер, но имела огромное пропагандистское значение:
«До тех пор пока русские сражались западнее Волги, Сталин мог утверждать о героической обороне своего города. Гитлер не хотел успокаиваться, пока его войска не захватили последний клочок земли, называвшейся Сталинградом. Политика, пропаганда и чувства взяли верх над трезвой оценкой полководца».
Правда, высшее германское командование считало, что операция не займет много времени.
