Они шли. Быстро. Во всю ширину просеки.
Завыла обезьяна высоко над головой. Воплем загремел весь город.
Колька дал еще очередь и каждый раз видел, как отшатывается чудовищная безглазая голова, а они шли. Как во сне. Оставалось три патрона, но уже не было сил наводить пистолет. Колька застонал. Это было вне реальности, и он пытался проснуться. Шаги приближались с тяжелым шлепаньем. Как спасенье и счастье он увидел, что между чудовищами проскочила тонкая человеческая фигура и вскинула руки.
— Безумец, — проговорил человек. Чудовища стояли за его спиной.
— Зачем ты привел их? — сухими губами прошелестел Колька.
— По воле Нараны.
— Зачем?
— Чтобы вы ушли к железному дому.
Перехватило горло. Он просипел «ле — е…» — первый слог слова «зачем», но за него спросила Дхарма:
— Зачем привел ты нардиков? Пришельцы спешат уйти, они сами спешат.
— Возможно и так, о Врач… Однако Равновесие прекрасно, а железо несъедобно — ты слышала, как пугал он посланцев Великой?
— Как и вы тщились испугать его — глупцы!
Колька молчал.
— Я спрашиваю Пришельцев: согласны ли вы уйти?
— Согласны, — выдавил Колька.
— Слово сказано. До рассвета вы опуститесь у железного дома.
— Хорошо. Но пусть Врач будет с нами. Наш друг все еще болен.
— Ваше желание справедливо, — ответил человек. — Врач полетит вместе с вами, если захочет.
Колька был еще сжат, заморожен ужасом, который вызывали в нем чудовища. Он обходил их взглядом, как мог. Знал, что это из — за Дхармы он не бросает пистолет и не кидается на землю, закрыв руками голову. Хорошо, что Володька не выскочил на выстрелы.
— Поспеши, — сказал человек. — Птицы ждут.
— Пусть уйдут эти.
Человек пропел на языке Памяти: «Возвращайтесь к Наране». Чудовища качнулись, растворились в лунной тени; мерно, глухо вздрагивала земля. Человек улыбался, как ни в чем не бывало. Когда он повернулся к свету, Колька узнал его — один из тех, кто сопровождал старого Хранителя Памяти. Жук на его груди казался черным.
— Поспеши. Птицы Рокх уже накормлены.
Они вошли в лечилище.
Розовый, очень живой Рафаил сидел на боковой скамье и громко смеялся.
— Свисток, дружище! Где бегал, что видал? И ты голый!
Он был слишком шумлив и весел. Колька покосился на Дхарму — она медленно прикрыла глаза — все хорошо.
— Все хорошо, Рафа. Отбываем. Выдворяют нас, как персону нон грата.
— Пинком в задницу, — сказал Рафаил. — Двери отворяют, бандитов выдворяют… У — ах — ха — ха!! — Он заржал с тупой жеребячьей радостью, рассыпая бахуш из кулечка: — У — ах — хаха — ха!!
— Что это?! — вскрикнул Колька. — Он болен!
Володя с мучительной гримасой помотал головой.
— А ты, болван, зачем пришел? — Рафаил обращался к посланцу Нараны. — Голый, черномазый! и девка голая!
Колька вдруг понял, что сидит на скамье, а девушка обнимает его и гладит по щеке. И быстрым, острым шепотом утешает:
— Он здоров, Адвеста, он здоров… Успокойся, успокойся…
— Обнимаются, — удивленно заметил Рафаил.
— Здоров… Я закрыла, его лоб, Адвеста. Володия понял. Я закрыла память во лбу… К утру она откроется.
— Обнимаются… — бормотал Рафаил.
Человек, стоявший у входа, сделал нетерпеливый жест.
— Память во лбу? Володь, объясни, — изнеможенно попросил Колька.
С той же мучительной гримасой Володя стал объяснять, что Дхарма сделала Рафаилу нехирургическую лоботомию, то есть отключила каким — то образом лобные доли мозга. Без этой процедуры Рафаил не мог бы ходить от боли, а сейчас он чувствует боль, но не сознает, что чувствует…
— Так, — вздохнул Колька. — Дхарма… Уверена ли ты, что к утру намять во лбу откроется?
Она погладила его по щеке. Он был так выжат, что не отстранялся — гладит нежной ладошкой, хорошо… Рафаил от возбуждения перешел к тупой флегме. Жевал сушеных термитов, икал. Бледный Володя сунулся в блокнот.
— Поспешите, — сказал человек с черным жуком. Врач Дхарма, ты с ними?
Руки разжались. Девушка поднялась с кален и сурово спросила:
— Кузнец, почему ты распоряжаешься в лечилище?
— Я — Хранитель Памяти, — ровным голосом возразил человек. — По воспитанию я действительно Кузнец, но здесь представляю Нарану. Ты полетишь с больным пришельцем?
— Я — Врач, — сказала девушка.
— Ты полетишь вместо меня и передашь по пиши, когда все кончится.
— Хорошо. Колия, больного надо вести под плечи, я понесу лекарства. Иди, Кузнец…
Все. Больше она не смотрела на него. Утром они расстанутся. Колька поднял себя с беспощадным усилием воли — в этой драке не было гонга на перерыв, и секундант бросил его в последнюю минуту. Он подсунул плечо под Рафкину вялую руку, пробормотал: «Взяли…», и они поплелись к выходу. Волоча ноги, Рафаил хныкал: «Не хочу, не хочу, не хочу!» Человек с черным жуком повел их в черную молчаливую ночь, закрытую сверху куполом лунного света.
Глава 3
Получасом раньше Ахука попрощался со старым Хранителем Памяти на перекрестке трех дорог. Потеребил бороду пятерней, собрал животных на поводки, приласкал Тана, успокоил собак. Он не собирался задерживаться до утра в поселении и идти к Наране, как просил старик, и в то же время не знал, куда себя девать. На Границу он решил не возвращаться по крайней мере еще несколько дней. У него есть дела поважнее, чем возня с пожирателями крыс. Отряд будет выжимать их из Равновесия. Он прикинул, что обезьянолюди прорвались вчера утром. Их отогнали сегодня к ночи.
Ахука еще помнил, как он впервые вышел с Джаванаром на Большезубых, и Охотник уступил ему первую стрелу по матерому самцу с клыками в локоть длиной… Нет, во имя Равновесия! Он еще может действовать. Привычное, собачье подчинение Наране — превозмочь! Он — человек, Головастый… Он дернул поводки — звери остановились. Тан сейчас же спрыгнул с дерева и попросил ласки и сочувствия, глаза у него слипались, как у человека. Обезьяны должны спать много…
«Рр — а–асс! Рра — асс!» В лечилище трижды и еще трижды ударил гром, сопровождаемый короткими пронзительными свистками.
…Впоследствии Ахука очень удивлялся своей наивности. Услышав громы, он подумал, что их издали нардики, пугая пришельцев. Создание нардиков — гигантов само по себе было событием неслыханным и позволяло ожидать других небывалых событий. Намеренное исправлялось сверхнамеренным — высшим авторитетом Великой Памяти. Ахука вновь заколебался. Стоял на перекрестке, глядел в небо. Утренняя звезда была яркой, близкой… Не вернуться ли к месту ночлега, чтобы взять с собой трубу? Хотя бы узнать, откуда они — свою планету они могут отличить, наверное, от других звезд. О — ах, он потерял время, пока ткал, как паук, непрочную паутину. Великая порвала ее одним движением… — Во имя Равновесия, вот они!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
