Точнее и не скажешь… Но сообщение Бера относительно снабжения Сталинграда все-таки произвело некоторое впечатление на фюрера. На другой день, 14 января, он даже приказал Герхарду Мильху, не ставя об этом в известность рейхсмаршала, взять под личный контроль снабжение осажденной группировки и наделил его всеми необходимыми для выполнения этой задачи полномочиями… Конечно, Мильх и без того уже был статс-секретарем Министерства авиации, главным авиационным инспектором, заместителем главнокомандующего люфтваффе, руководил авиационной промышленностью и компанией «Люфтганза». Но, в отличие от своего тщеславного начальника, он не ограничивался коллекционированием должностей: он исполнял служебные обязанности…
И для начала генерал-фельдмаршал Мильх предпринял то, что рейхсмаршал Геринг сделал бы в последнюю очередь: он немедленно отправился на место. Приземлившись 16 января 1943 года вместе со своим штабом на берегу Азовского моря около Таганрога, Мильх отправился в штаб фон Рихтгофена, где ознакомился с ситуацией. Разумеется, не было никаких 600 способных летать машин. Имелись 140 самолетов Ю-52, из которых всего 15 могли подняться в воздух. Из 143 самолетов Хе-111 исправной оказалась 41 машина. А из 20 самолетов ФВ-200[481] можно было использовать всего одну единицу! Долгожданные новые бомбардировщики До-217 уже поступили в войска, но они так плохо переносили холод и для их взлета и посадки требовалась такая ровная взлетно-посадочная полоса, что их пришлось отправить назад в Германию! Аэродром в Сальске немцы оставили из-за приближения частей Красной армии, а на аэродроме Зверево самолеты стояли в сугробах высотой в 2 метра, их моторы замерзли, меры, необходимые для запуска двигателей в холодное время года, не соблюдались, запасные части большей частью терялись в пути. Катастрофически не хватало механиков, ничего не было сделано для организации отдыха летчиков между вылетами, которые осуществлялись при сильном ветре и температуре около 25 градусов ниже нуля. Кроме того, «Питомник» уже захватили русские, и оставалось лишь летное поле в Гумраке, не приспособленное для посадок ночью, очень плохо оборудованное для посадок днем и не имевшее никакого оборудования для разгрузки самолетов на полосе…[482] Поэтому большинство летчиков, многие из которых были в срочном порядке набраны из числа гражданских пилотов, спешно сбрасывали груз и улетали, спасаясь от адского огня зенитной артиллерии и от советских истребителей. Когда же Мильх приказал вскрыть несколько контейнеров, он обнаружил внутри перец, майоран и рыбную муку… Генерал-фельдмаршал приказал немедленно отправить мешки назад и повесить офицера интендантской службы![483]
В течение последовавших за этим дней он успел много сделать, в частности приказал расчистить аэродром в Гумраке и установить там радиомаяки, срочно прислать в Таганрог большую группу авиационных механиков, прислать из Польши эскадрилью истребителей Ме-109Г, а из Германии 200 транспортных планеров, доставить по железной дороге в Новочеркасск контейнеры с продовольствием, приборы для разогрева двигателей и сборные деревянные бараки, оборудованные печками. Для пользы дела Мильх рекомендовал фон Рихтгофену снять с должности его начальника штаба[484], пригрозил отдать под трибунал летчиков, которые отказывались садиться в Сталинграде, и расстреливать офицеров, которые будут медлить с исполнением его приказов. Благодаря этим мерам снабжение 6-й армии значительно улучшилось: 19 января Сталинграда достиг 51 самолет, 20 января – 67, 22 января – 81, а 23 января – 116 самолетов…[485]
Следует признать, что Мильха всецело поддерживал фельдмаршал фон Манштейн. Поскольку командующий группой армий «Дон» уже потерял всякую надежду деблокировать окруженную в Сталинграде группировку, он был весьма заинтересован в том, чтобы она сопротивлялась как можно дольше. Манштейн, будучи настоящим стратегом, рассматривал эту отчаянную битву, развернувшуюся между Доном и Волгой, в связи с остальными событиями. Ведь 120 000 укрывшихся в развалинах Сталинграда немецких солдат оттягивали на себя 107 дивизий противника в тот момент, когда группы армий «Дон» и «А» оказались в угрожающей ситуации между Ворошиловградом, Ростовом, Моздоком и Майкопом. На огромном фронте, протянувшемся от Донца до предгорий Кавказа, более чем миллиону немецких солдат грозило окружение и уничтожение в том случае, если бы затянулся их отход и если бы сталинградская группировка перестала оказывать сопротивление советским войскам, позволив им продолжить наступление дальше на юг. Это стало бы более масштабной трагедией, чем потеря остатков 6-й армии – по сути на этом русская кампания могла завершиться.
Особенно опасным оказалось положение тылов группы армий «А» на Кавказском фронте. Командующий 1-й танковой армией генерал фон Клейст вспоминал: «Хотя наше наступление на Кавказе остановилось в ноябре 1942 года, Гитлер настоял на том, чтобы мы удерживали опасные передовые рубежи в горах. В начале января большая опасность контратак русских против моих передовых частей у Моздока стала угрожать всему моему флангу, когда русские начали наступление из Элисты на запад за южный край озера Маныч. Однако наступление русских пошло […] вдоль Дона до Ростова далеко позади моих арьергардов, что представляло собой еще более серьезную угрозу. Когда русские находились всего в 70 километрах от Ростова, а мои армии располагались в 65 километрах от этого города, Гитлер прислал мне приказ не отходить ни под каким предолгом. Это было равнозначно смертному приговору».
Так и было. Впрочем, мы знаем, что к этому фюреру было не привыкать. Но фон Манштейн не мог с этим смириться. Отдав приказ своей 4-й танковой армии отходить на запад и перекрыть Красной армии путь на Ростов, он тем самым выполнил сложную задачу – прикрыл тылы группы армий «А». Однако это была временная мера, так как советские войска продолжали натиск, и Манштейн убедил начальника Генерального штаба сухопутных войск Цейцлера добиться от Гитлера согласия на отход к Ростову группы армий «А»[486]. Цейцлер, прекрасно понимая всю сложность обстановки, согласился с доводами фельдмаршала. Это подтверждает следующая запись в дневнике адъютанта фюрера фон Белова: «27 декабря Цейцлер потребовал от Гитлера отвода войск с Кавказа. Фюрер согласился, но вскоре отозвал свой приказ. Но Цейцлер уже передал по телефону первое решение Гитлера, так что движение войск остановить уже оказалось невозможно». Действительно, фон Клейст получил лишь приказ об отходе. «Эта полная рисков операция осложнялась еще и суровостью русской зимы, – вспоминал генерал. – […] Воспользовавшись поддержкой фон Манштейна, мы смогли проскочить через ростовскую горловину до того, как русские перерезали нам пути отхода. В какой-то момент фон Манштейн оказался в опаснейшем положении, и мне пришлось направить несколько дивизий ему на помощь, чтобы он смог сдержать наступление русских вдоль Дона на Ростов. Отход миновал критическую стадию во второй половине января»[487].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
