— Я говорил только с уважением, — возразил Медузон.
— Ты выказал чрезвычайно мало уважения Совету, — произнес Аан Колвер, Отец клана Унгаварр.
— Именно так, потому что вы его и не заслуживаете, — заявил Шадрак. — Я говорил с уважением к нашему генетическому повелителю.
— Немедленно выведите капитана отсюда, — приказал Виркул, обращаясь к Аугу. — Ему нужно время, чтобы успокоиться и смирить непослушный язык.
— Что за игру ты ведешь? — спросил Ауг, окруженный аурой гнева, словно силовым щитом. Они с Шадраком стояли на едком берегу серного озера, и кислотная дымка клубилась вокруг, как дым над полем боя.
— А что? Надо было язык прикусить? Даже сейчас, в нынешнем положении?
— Отца клана Сорргол здесь нет, — напомнил Джебез. — Ты опозорил нас на глазах…
— Я тебя опозорил? — Медузон покачал головой. — Это действительно имеет значение сейчас? В чем постыдность открытого выступления? Судьбы на небесах, мы уже достаточно опозорились! Отцы кланов слепо шарят вокруг, пытаясь найти то, что мы утратили навсегда. Пока они примут решение, нас уже обнаружат и перережут. Или, если они всё-таки примут решение, оно окажется неверным, и нас всё равно перережут!
— Нам нужно объединиться, Шадрак, — ответил железный отец. — Хотя бы ради боевого духа.
— Согласен. Но под одним военачальником, с единой целью.
— Единый лидер? — горько усмехнулся Ауг. — И кто же?
— Может, ты?
Джебез сплюнул и отвернулся.
— Никто не хочет, — сказал Медузон. — Никто из нас. Ни один капитан, ни один железный отец. Вот почему Отцы кланов приняли командование — от них исходит ощущение безопасности, цельности, скрепленное нашим кровным родством. В нынешние времена потерь мы ищем уверенность в братских узах. Но Отцы принимают групповые решения, поэтому никто не взваливает груз ответственности на себя одного. Никто, чтоб их, не хочет! Потому-то никто и не выступает вперед, и не призывает собраться вокруг него.
Шадрак посмотрел на Ауга.
— Никто не хочет, чтобы в нем увидели человека, который пытается заменить Горгона. Никто не желает заменять Амадея ДюКаина. Никто не хочет показаться настолько дерзким и нахальным. И я это понимаю.
Медузон помолчал.
— Но нам нужно снова поднять бурю. Никто не желает командовать. Никто не хочет показаться высокомерным наглецом, вообразившим, что справится с ролью примарха. Но речь идет не о желаниях, или гордости, или тщеславных амбициях. Речь идет о необходимости.
— Такие разговоры погубят тебя, терранец, — заметил Джебез.
— Нет! — рявкнул Шадрак, указывая в сторону монастыря. — Такие разговоры погубят всех нас!
Он опустил руку. Плоть в месте сращения ещё не зажила окончательно и до сих пор ужасно болела, а Медузон растревожил её резким жестом.
— Согласно заявлению одного медицинского эксперта, голову пересадить невозможно, — сказал он.
Джебез Ауг, в котором осталось очень мало плоти, издал сухой смешок. Переступив с ноги на ногу, он вытер губы тыльной стороной ладони.
— Не нужно быть медицинским экспертом, чтобы знать это, — ответил железный отец.
— Я не имею в виду, что кто-то должен претендовать на место Горгона. Я не предполагаю, что кто-то должен счесть себя командиром, равным Феррусу Манусу, или попытаться стать таковым. Просто говорю о необходимости сосредоточения власти. Единый разум, единая воля, единый железный напор, достаточно сильный, чтобы направить нас…
— Куда?
— К тому, что необходимо сделать.
— А именно? Выжить?
— Нет, — Шадрак посмотрел вдаль, над затуманенным озером. — Нельзя пересадить голову, но можно отсечь ту, что сидит на плечах.
Он повернулся к железному отцу.
— Нам нужно продержаться вместе достаточно долго, чтобы прикончить Гора. Отсечь ему голову. Обезглавить изменников. Сделать с ними то же, что они сделали с нами. Мы расколем их, развеем по ветру. Мы покончим с этим предательством.
Помолчав немного, Медузон добавил:
— А потом можно и умереть, мне уже будет безразлично.
Прозвучал приказ о погрузке. «Грозовые птицы» и транспортники, поднявшись с поверхности Этерии, устремились к ждущим на орбите кораблям.
Шадрака перевели на ударный крейсер «Железное сердце», которому предстояло сопровождать флагмана флотилии, «Корону пламени». Перед отправлением офицеров Сорргола собрал железный отец Ауг, уважаемый ветеран, на которого Отцы кланов возложили командование сородичами.
— Есть новость, за которую надо сказать спасибо Медузону, — начал он.
— Что я опять натворил?
— Наш клан самый малочисленный после Аверниев, — ответил Джебез, — поэтому Совет приказал нам принять в свои ряды посторонних. Кроме того, позже на борт поднимутся Саламандры и Гвардейцы Ворона, с которыми тоже предстоит скоординироваться.
— Значит, нам испортили кровь, а остальные клановые роты остались более или менее прежними? — спросил капитан Ларс Мехоза.
— Никто не остался прежним, — прошептал Шадрак.
— Я бы попросил тебя следить за словами, брат, — сказал Мехозе капитан Лумак. — Вы приняли и моих Аверниев. Значит, мы тоже испортили вашу кровь?
— Нет, вы просто лишили нас отца, — зарычал Ларс. — Где были его любимые Авернии на Исстване? Спасали Горгона? Как же! Они подыхали у его ног!
— Лопни твои глаза! — заорал Аугос, поднимаясь со стула.
— Сядь, Лумак! — рявкнул Джебез. — Капитан Лумак из Аверниев, немедленно сядьте! В этом клановом подразделении командую я!
— Так приструни своих грязноротых псов, железный отец! — огрызнулся Аугос. — Если хочешь, чтобы я признавал твою власть, то, черт подери, покажи её и поставь Мехозу на место!
— Капитан Лумак…
— Или я сам это сделаю, — добавил аверний.
— Что, правда? — поинтересовался Ларс. — Хотел бы я посмотреть, как у тебя это получится, шавка беззубая.
Аугос схватился за меч, но чья-то рука сжала кисть капитана, не давая ему вытащить клинок.
— Не надо, Лумак, — произнес Медузон сквозь сжатые зубы. — Я серьезно, не надо.
— Отпусти меня, — ответил аверний, глядя Шадраку в глаза.
— Да-да, отпусти его! — насмешливо крикнул Мехоза. — Мне не терпится повеселиться!
— Не доставай меч из ножен, — прошептал Медузон в лицо Лумаку. — Только не здесь. Только не против брата. Как только ты вытащил клинок, обратно его уже не убрать.
— Вы, ублюдки сорргольские, — прорычал Аугос, — прикрываете друг друга, позорите…
— Моя верность клану Сорргол слабеет с каждым часом, — возразил Шадрак. — Возможно, я отрину её и откажусь от принятого имени Медузона. Вернусь к терранской фамилии, полученной при рождении. Я верен только Десятому и памяти Горгона.
— Тогда отпусти меня.
— Мы в самом центре гражданской войны с изменившими легионами, — медленно произнес Медузон. — Неужели сейчас самое время начинать новую, междоусобную?
Он посмотрел на Мехозу.
— Извинись, немедленно.
Ларс опустил глаза, ничего не говоря.
— Гражданская война — величайшее преступление, известное человечеству, — сказал ему Шадрак. — Брат, предающий брата? Меня тошнит от одной этой мысли. А что насчет тебя, Мехоза? Или ты того же нрава, что и они? Ты готов без раздумий поднять меч на сородича?
Соррголец поднял на него пламенный взгляд.
— Будь ты проклят, Шадрак.
— Спасибо, я уже, — ответил Медузон, который так и не ослабил хватку на деснице* Лумака.
— Я не предатель, — произнес Ларс.
— Тогда перестань вести себя так, будто собираешься стать им.
Мехоза откашлялся.
— Брат Лумак, я приношу извинения за свои слова. Мы перенесли столько всего, нервы у всех расшатаны… А, я не хочу оправдываться. У меня не было причин так поступать.
Аугос посмотрел на Шадрака.
— Отпусти меня, брат.
Медузон разжал хватку. Лумак убрал ладонь с рукояти меча, обошел стол кругом и протянул руку Мехозе.
— Я бы предпочел умереть вместе со всеми Аверниями, если бы это спасло нашего генетического отца, — сказал Аугос. — Тебя там не было. Ты ничего не видел. Мы не бежали. Мы сражались изо всех сил — но этого не хватило. Случившееся будет преследовать меня до того дня, когда я погибну, окруженный изрубленными трупами предателей.
Ларс принял его руку.
— Я не сомневаюсь в этом. С радостью присоединюсь к тебе в такой смерти.
Все офицеры снова заняли свои места, сел и Шадрак. Плоть у импланта пульсировала болью от усилия, с которым он сжимал руку Лумака.
Из-под обшлага брони сочилась тонкая струйка водянистой крови.
Кто-то постучал кулаком во входной люк каюты. Медузон встал, продолжая перематывать окровавленный бинт на запястье. Легионер был обнажен до пояса, на его туловище и плечах виднелась сотня старых шрамов, а в теле здесь и там выделялись аугментические вставки. Всю правую сторону сращенной грудной клетки занимала имплантированная пластина, приживленная к очищенным от плоти костям. Она была частью Шадрака со времен битвы за Ржавь.
