это знал. Он был столь же далек от самоубийства, как и от изнасилования. Он даже вообразить не мог, как сделал бы то или другое. Однако ему нравилось воображать себе писателя-самоубийцу, который с улыбкой думает, как он удачно всех обманул, а сам тем временем читает и переписывает свое предсмертное послание — записку, которую больно читать, ибо в каждом ее слове сквозит отчаяние. Гарп любил, хотя и не без горечи, представлять себе тот миг, когда предсмертное послание доведено до совершенства, писатель берет в руки револьвер или яд или с бритвой в руках погружается в полную горячей воды ванну и смеется ужасным смехом, понимая, что уж теперь-то обеспечил себе полный успех у читателей и рецензентов. Одна из таких воображаемых Гарпом предсмертных записок гласила: «В последний раз вы, идиоты, меня не поняли!»
— Какая отвратительная идея! — сказала Хелен.
— А по-моему, идеальная смерть для настоящего писателя, — не согласился Гарп.
— Поздно уже, — сказал им Джон Вулф. — Вы не забыли, что вам завтра лететь?
В гостевой комнате, мечтая завалиться спать, Джон Вулф обнаружил совершенно бодрого Дункана.
— Что, предвкушаешь радости путешествия? — спросил Вулф мальчика.
— Да, я еще не бывал в Европе. А вот отцу приходилось, — сказал Дункан.
— Я знаю.
— А что, мой отец скоро кучу денег заработает? — спросил Дункан.
— Надеюсь, — кивнул Джон.
— Только они нам, в общем, не очень-то и нужны, — сказал Дункан. — У бабушки их много.
— Так ведь приятно иметь собственные деньги, верно?
— Почему? — Дункан, казалось, был удивлен.
— Ну, приятно быть знаменитым, — сказал Джон Вулф.
— А вы думаете, мой отец станет знаменитым? — спросил Дункан.
— Думаю, да.
— У нас уже бабушка очень знаменитая, — сказал Дункан.
— Я знаю.
— И, по-моему, ей это совсем не нравится.
— Почему ты так думаешь? — спросил Джон Вулф.
— Слишком много чужих людей в доме, — сказал Дункан. — Я сам слышал, как она говорит: «В доме слишком много чужих».
— Видишь ли, твой отец, возможно, будет знаменит совсем иначе, чем бабушка, — вздохнул Джон Вулф.
— Сколько же существует разных способов стать знаменитым? — спросил Дункан.
Джон Вулф с тяжелым вздохом стряхнул сон и принялся рассказывать Дункану о различиях между книгами популярными и просто достаточно успешными. Он говорил о книгах политических, о книгах спорных, о художественной прозе. Излагал мальчику тонкости издательского дела и выдал ему куда больше профессиональных секретов, чем его отцу. Да, собственно, Гарп этим никогда по-настоящему не интересовался. Дункан, впрочем, тоже вряд ли запомнит хотя бы один из секретов Джона Вулфа, потому что сразу уснул, едва Джон начал свои объяснения.
Дело в том, что Дункану нравилась манера Джона говорить неторопливо, подробно все объясняя. И голос у него был такой же спокойный, как у Роберты Малдун, или у Дженни, или у матери, или у Гарпа, когда они рассказывали ему перед сном всякие разные истории в Догз-Хэд-Харбор; от этих историй он всегда засыпал спокойно и крепко, без кошмаров. Дункан так привык к размеренному тону таких рассказов, что и в Нью-Йорке не мог без них заснуть.
Утром Гарп и Хелен были прямо-таки поражены содержимым платяного шкафа Джона Вулфа. Там обнаружилась прелестная ночная рубашка, несомненно принадлежавшая одной из прилизанных подружек Джона — одной из тех, кому прошлой ночью не довелось побывать у него дома. Еще там было штук тридцать темных костюмов, все в тонюсенькую полоску, все чрезвычайно элегантные, и брюки у всех дюйма на три длиннее, чем нужно Гарпу. Гарп надел один из них к завтраку, подвернув штанины.
— Господи, сколько же у тебя костюмов! — сказал он Джону Вулфу.
— Можешь взять себе любой, — великодушно предложил тот. — Или даже два-три. Если хочешь, возьми тот, который сейчас на тебе.
— Брюки длинны, — сказал Гарп, приподняв ногу.
— Отдай укоротить, — посоветовал Джон Вулф.
— Вот именно. У тебя-то вообще ни одного костюма нет, — сказала Хелен.
Гарп решил, что, раз этот костюм так ему нравится, он в нем и поедет в аэропорт, подколов штанины булавками.
— О господи! — вздохнула Хелен.
— Хелен права, — сказал Джон. — Я немного стесняюсь показываться с тобой на людях. — Но в аэропорт он их все-таки повез. Ему хотелось быть абсолютно уверенным, что Гарпы наконец убрались за пределы страны.
— Ой, твоя книга! — воскликнул Джон Вулф в машине, оборачиваясь к Гарпу. — Опять я забыл отдать тебе сигнал!
— Я заметил, — сказал Гарп.
— Ладно, пришлю, — пообещал Джон.
— Я так и не видел, что там на супере, — сказал Гарп.
— На задней стороне — твоя фотография. Одна из старых.
— А на передней?
— Ну… там название романа, — сказал Джон Вулф.
— Правда? — обрадовался Гарп. — А я уж думал, ты решил обойтись без названия.
— Просто это название, — спокойно продолжал Джон Вулф, — написано как бы поверх фотографии.
— «Фотографии»? — повторил Гарп. — И что же это за фотография такая?
— Возможно, у меня в портфеле все-таки найдется экземпляр. Я в аэропорту поищу, — пообещал Вулф.
Он был предельно осторожен и уже как бы невзначай обронил, что считает «Бензенхавера» первосортной мыльной оперой. Гарпа это, похоже, ничуть не задело. «Имей в виду, роман написан просто потрясающе, — сказал ему тогда Вулф, — но все-таки чем-то смахивает на мыльную оперу: понимаешь, все это как-то слишком!» Гарп только вздохнул и сказал: «Так ведь и жизнь, в конце концов, всего лишь первосортная мыльная опера, Джон».
В портфеле у Джона Вулфа нашелся оттиск передней стороны супера «Бензенхавера», однако ни фотографии Гарпа, ни клапанов там не было. Этот оттиск Вулф запечатал в конверт, а этот конверт вложил в другой, тоже запечатанный; он собирался вручить оттиск Гарпу в самый последний момент, надеясь, что у того не будет возможности распечатать конверты, пока он спокойно не усядется в самолетное кресло.
Остальные части суперобложки Вулф вышлет Гарпу в Европу. Вряд ли Гарп настолько разозлится, что немедленно вылетит домой.
— А наш самолет больше, чем тот, — сообщил отцу Дункан, сидевший у окна по левому борту, почти напротив крыла.
— Он и должен быть больше, ведь ему над всем океаном лететь, — сказал Гарп.
— Пожалуйста, не напоминай мне об этом так часто, — попросила Хелен. Стюардесса приладила забавный гамачок для малышки к спинке кресла перед Хелен, и Дженни висела в этом гамачке, точно индейский ребенок, точно она вообще не имела отношения к их семейству.
— Джон Вулф сказал, что ты скоро будешь богатым и знаменитым, — сказал Дункан.
— Да? — неопределенно буркнул Гарп. Он был занят: распечатывал конверты, полученные от Джона, и уже совершенно с ними замучился.
— Это правда? — спросил Дункан.
— Надеюсь, — ответил Гарп. Он наконец увидел переднюю сторону суперобложки «Мира глазами Бензенхавера», и его вдруг
