— Бывают такие вещи, о которых хочется узнавать все больше и больше, и ты не заметишь, как они заберут тебя без остатка, поэтому лучше вообще ничего не знать.
— Вы так и делали все эти годы? — глухо спросила Кира, схватила со стола бокал и сделала большой глоток. — Делали вид, что ничего не знаете… не замечаете… И ты тоже… Ты ведь не был таким, когда приехал сюда. Что заставило тебя измениться?
Вадим выпустил из губ клуб дыма, проводил его взглядом и раздраженно заметил:
— Влада слишком много языком трепет!
— При чем тут Влада? — Кира ошеломленно моргнула.
— При том, что остальные бы тебе этого не сказали. Даже Нина. Даже эти две молодые гусыни! А Влада могла бы — она всегда была слишком сама по себе. В последнее время она начала с тобой здороваться, и на это нужны очень серьезные причины. И она заходила к тебе в дом — я видел в окно. Не сомневаюсь, что оказавшись там, она языка не удержала.
— Из-за чего сошла с ума ее мать?
— Кир, я же не психиатр! — Вадим наклонился вперед и посмотрел на нее — резко, остро, незнакомо. — Почему ты так отчаянно роешься во всем этом, почему выспрашиваешь меня? У тебя есть для этого повод? Может, ты что-нибудь видела?
Кира, не ожидавшая этого вопроса, быстро облизнула губы, и в ее мозгу знакомо загорелась яркая надпись.
Психушка.
— Нет.
— Я наблюдаю за тобой с самого первого дня. Я помню, какая ты была — яркая солнечная девочка, а сейчас словно превратилась в тень… И это произошло гораздо раньше того несчастья. Кира, я не буду тебе ничего рассказывать, но если ты мне что-то расскажешь, я смогу тебе помочь.
— Вот мне-то как раз рассказывать нечего, — с холодком ответила она.
— Это точно? — в его голосе появилось отчетливое волнение.
— Да точно, точно.
— Знаешь, лучшее, что ты могла бы сделать — это отказаться от этой квартиры. Бросить ее к черту!
— Вадим, квартира — это деньги! Они мне очень нужны! И я не могу отказаться от них без видимых причин.
— Раз вы ее все равно продадите, то почему бы до середины августа тебе не пожить где-нибудь в другом месте?
— Где — у тебя?
— Черт, да хотя бы и у меня! — неожиданно рассвирепел он. — Ты не должна жить там!
— Потому что это опасно для меня? — Кира склонила голову набок. — Или для окружающих?
— Это не опасно. Но это может стать опасным, если ты и дальше будешь в этом рыться, — Вадим устало вздохнул и провел ладонью по своим серебристым волосам. — Кира, если вдруг что-то… хоть что-то… обязательно скажи мне. Обязательно — слышишь? В любом случае я на твоей стороне. Я хочу, чтоб ты это знала.
— А есть и другая сторона?
— Не придирайся к словам!
— И почему же ты именно на моей стороне? — она выставила вперед ногу и провела ладонями по бедрам. — Потому что я вся такая из себя?
— Потому что я знаю, на какой стороне должен быть, — ответил Вадим без улыбки, и внезапно Кира почувствовала себя очень глупой и очень маленькой. Ее губы дрогнули.
— Если бы это было так, ты бы мне все рассказал, а не отделывался туманными фразами и недоговорками. Предупрежден — значит, защищен!
— Ты защищена. И для этого тебе вовсе не обязательно быть предупрежденной.
Она мотнула головой, снова отодвинула штору и взглянула на истончавшуюся ночь. Произнесла деревянно:
— Уже светает… Думаю, мне…
— Иди сюда, — негромко сказал Вадим и встал. Кира обернулась и увидела, что он улыбается, и в улыбке была тайна, и был призыв, и было желание, и она была намного красноречивей протянутых навстречу рук.
— Но…
— Иди же! — повторил он — уже нетерпеливо. — Далеко еще до рассвета!
V
Лето разгоралось — прозрачное крымское лето, когда ярко-голубое небо поднимается все выше и выше, море становится все теплее, и на пляжах днем не протолкнуться от приезжих — местные приходят позже, когда солнце уже незаметно склоняется к горизонту, или ранним утром, когда даже край его не виден над темной сине-зеленой водой, и возле пляжа ворота в древний город распахнуты для любого — с восходом солнца появляются контролеры, и ворота уже открываются только за плату, и вспотевшие патрули с мегафонами перекрывают все лазейки и отгоняют всех, кто пытается пройти просто так. В старых районах дома порой почти не видно из-за листвы, коты и бездомные псы, обалдевшие от жары, безвольно валяются в тени, где попрохладней. Над рынками кружатся стаи ос — пока их еще не так много, счастливое время для ос наступит в конце июля, когда пойдут арбузы, и они будут самозабвенно пировать в их бархатистой мякоти. А пока кругом клубника, и черешня, и уже подешевели огурцы и помидоры, уже выстраиваются горками на прилавках крепкие нежно-зеленые кочанчики молодой капусты, и в салатах можно себе не отказывать.
Кира почти перестала бывать дома. Утром уходила на работу, после работы иногда шла на танцы, где проводила не больше часа, а потом возвращалась в свой район, забегала на рынок или в магазин, наскоро ужинала и, едва во двор прокрадывались сумерки, уходила на море, где ее всегда ждал один и тот же человек. Иногда они проводили там много часов, почти до утра, иногда возвращались с наступлением ночи и поднимались в квартиру Вадима, откуда Кира частенько уходила почти с рассветом и потом половину дня отчаянно зевала на рабочем месте, делая вид, что не замечает насмешливо-понимающего взгляда Егора.
Кира упивалась этой летней жизнью и упивалась человеком, с которым проводила вечера и ночи, упивалась жаркой бурностью их свиданий, которым потаенность придавала особую остроту. Каждая ночь была совершенно непохожа на предыдущую, каждая ночь словно была первой и каждую ночь они проживали так, словно утром должен был наступить конец цвета. Но при свете солнца потаенность превращалась для нее во что-то мучительное и даже болезненное. Так трудно было, случайно встретив Вадима по дороге на работу или в выходной день удержаться и не схватить его за руку, не прижаться к его губам, не обнять при всех. И ужасно трудно было сдержать ухмылку, когда он шел ей навстречу в облике сгорбленного прихрамывающего старика, вспоминая, как всего несколько часов назад они вместе проделывали такое, что не назовешь даже словом „вытворяли“. Князев старался избегать ее в такое время, но они все равно встречались, словно их против воли притягивало друг к другу, и когда он здоровался с ней, Кира чувствовала и в его голосе, и в его движениях нечто агонизирующее, и видела, как он с трудом усмиряет свои руки, упорно тянущиеся ей навстречу.
Одно раздражало ее во время их свиданий — то, что Вадим, так ничего и не объясняя, упорно уговаривал ее куда-нибудь переехать, а иногда, лежа рядом с ней, смотрит как-то странно, словно прислушивается к чему-то внутри нее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
