и набрал номер Веника.
Я показал пропуск и протиснулся через турникет проходной. Нахмурился. Что-то было не так. Как-то странно на меня оглядываются. Хихикают. Пришлось стряхнуть задумчивость и оглядеться. И сразу понял, в чем дело. Плакат на доске объявлений. С большими буквами «ПОЗОР ДРАЧУНАМ». Хм. Интересно, кто рисовал? Довольно талантливо ухвачены черты, в двух сцепившихся фигурах рядом с прямоугольником двери с табличкой «СТОЛОВАЯ» несложно опознать меня и Мишку. Правда, чтобы никто не ошибся, участники были подписаны.
А внизу печатными буквами сообщение:
«В среду в четырнадцать ноль-ноль состоится товарищеский суд в кабинете номер двести шесть».
Ну зашибись, блин.
Всю жизнь мечтал.
Значит сегодня ЭсЭс устроит мне головомойку, а завтра меня будут стыдить все активисты коллектива.
Ну что ж, соберись, Жан Михалыч, придется тебе стряхнуть пыль со своего дара красноречия.
Я взбежал по лестнице и распахнул дверь редакции.
— Мельников, восемь сорок семь, — голосом отличницы сообщила Даша. — Рановато сегодня, душа моя!
— Дома не сиделось, хотелось срочно взяться за работу, — в тон ей ответил я, бросив взгляд на уткнувшегося в ворох каких-то бумажек ЭсЭса. Тот едва заметно кивнул и больше никак на мое появление не отреагировал. Они что, не заметили плакат на проходной?
Я пожал плечами и критически изучил список своих заданий. За которые я пока что не принимался.
Тэкс.
О пользе рацпредложений.
Производственная гимнастика — залог здоровья работников.
Обзор международных отношений по материалам советских газет.
Передовой опыт санаторно-курортного лечения.
Скукота… Впрочем.
Я опять встряхнулся. Скучных тем не существует, вот что. И подобный список — это вовсе не повод писать левой задней пяткой, а вызов моему журналистскому профессионализму. Давай, Жан Михалыч, покажи высший класс! Ты же можешь на любую тему писать так, чтобы у читателей подгорело, чтобы им хотелось поспорить, чтобы они продолжения ждали, как манны небесной…
Буквально на днях в курилке обсуждали прохладную историю про мастера цеха вулканизации, который придумал какую-то присадку или что-то такое, но сделал это втихаря, потому что человек необщительный и хмурый, а какой-то ушлый Петрович подсмотрел, оформил рацпредложение, получил надбавку… Блин, ни черта не разбираюсь пока что в производстве, надо бы в цехе вулканизации о подробностях расспросить. Кажется, эти двое потом подрались. Или просто поспорили на повышенных оборотах… Пальцы зачесались. Я достал из ящика стола лист бумаги, взял ручку, посмотрел на потолок для вдохновения и вывел:
«Главному редактору газеты „Новокиневский шинник“.
Заявление.
Я, Мельников Иван Алексеевич, прошу выделить мне рабочее время вне редакции на сбор материала о статье про рационализаторов. Примерный маршрут моего движения по заводу таков:
Пункт первый. Редакция газеты.
Пункт второй. Цех вулканизации.
Пункт третий. Редакция газеты.
Примерное время отсутствия в редакции — один час.
Дата, подпись…»
Я встал из-за стола и положил перед редактором свое заявление. Прямо поверх писем, которые он читал. О, только сейчас понял, что именно он читает! Это же мои «девочки», которые не нашли в выпуске свежего номера рубрики с письмами. И слезно просят вернуть ее обратно. «…настоящая отдушина», «хочется знать, что ты не одна такая», «помогает взбодриться и чувствовать себя хорошо…» Неужели Нонна подсуетилась? Или это собственная инициатива читательниц? Второе было бы предпочтительнее, конечно. Хотя рубрика молодая, по-настоящему привыкнуть еще не успели.
— Мельников? — ЭсЭс пробежал глазами по моему заявлению, поморщился. — Сядь.
— Сергей Семенович, но мне и правда нужно собрать материал для статьи! — с энтузиазмом возразил я. — Не могу же я писать про рацпредложения из головы, мне надо пообщаться с рационализаторами, и только потом…
— Сядь, Мельников! — повторил ЭсЭс уже громче.
«Черт, наверное сейчас все-таки устроит головомойку насчет драки…» — подумал я и опустился на стул перед столом главного редактора.
— Ты знаешь, что это такое? — раздраженно сказал ЭсЭс и хлопнул ладонями по столу, заваленному письмами.
— Редакционная почта? — с невинным видом спросил я.
— Здесь семьдесят два письма, — сухо сказал он. — И семьдесят из них просят, требуют и умоляют вернуть рубрику про… — он сделал паузу и скривил презрительную рожу. — Про семейные отношения.
— Сергей Семенович, а вы женаты? — с тем же невинным видом поинтересовался я.
— Нет! — ЭсЭс грозно сверкнул глазами. Ах да, как я мог забыть! Он же женился на Торопыговой и быстро с ней развелся, только чтобы фамилию сменить. Потому что под прошлой фамилией у него имелся диагноз, с которым бы его никогда не допустили к должности с управлением людьми.
— Понимаете, Сергей Семенович, — начал я задушевным тоном. — Хорошая и крепкая семья — это, можно сказать, залог хорошей работы. Человек, у которого неладно дома, у станка тоже будет халявить, потому что в голове у него будет каша. А задача нашей заводской газеты прежде всего в том, чтобы учитывать все, так сказать, аспекты…
— Да что ты в этом понимаешь, мальчишка! — взорвался ЭсЭс. — Аспекты у него! Учить он меня тут будет, что важно, а что не важно! Говори, это ты все устроил, да? Подговорил своих друзей, чтобы они меня завалили письмами, чтобы я…
— Вы слишком хорошего мнения о количестве моих друзей, Сергей Семенович, — усмехнулся я.
— Сергей Семенович, но ведь Иван правду говорит, — сказала со своего места Даша. — Мы же в газете публикуем кроссворд и колонку юмора. А ведь это тоже никак не отражает наше производство…
— Кроссворд — это гимнастика для ума! — резко бросил ЭсЭс.
«Все-таки он тупой…» — подумал я. И посмотрел на редактора с отеческой нежностью.
— Так что вы предлагаете, Сергей Семенович? — спросил я, едва заметно улыбнувшись. Понятно же, что он хотел сорвать на мне злость, и не более чем. Пристыдить зарвавшегося молокососа, на сторону которого неожиданно встали работники завода. На самом деле, количество писем меня тоже удивило. Как-то даже не думал, что их окажется так много…
ЭсЭс уставился на меня. Ноздри его раздувались, на шее проступили красные пятна.
— Вы же опытный газетчик, — сказал я почти подобострастно. — Может быть, вы напишете для этих читателей в слове «От главного редактора»?
Суровая непримиримость на лице ЭсЭса сменилась задумчивостью. Вообще-то, в нашей газете не было колонки редактора. Ее заменяла сухая передовица, составленная из лозунгов и перечисления наших достижений. Текущих и будущих, к которым мы только стремимся. Культ личности редакторов был обычно свойственен скорее журналам, чем многотиражкам. Но ничего не мешает же воздвигнуть этот нерукотворный памятник…
— Интересная мысль, Мельников, — после долгой паузы сказал ЭсЭс. — Так я и поступлю.
— А что с моим заявлением? — живо поинтересовался я, пока на его лице снова
