В 1485 году каменные хоромы стали строить большие бояре.
Итальянские мастера параллельно со строительством Кремлевской крепости возводили на территории Кремля Набережную палату, Грановитую палату…
В 1492 году Иван III наконец-то решил строить каменное здание для жилья, переехал на время с семьей во двор Ивана Юрьевича Патрикеева, затем, когда началась разборка деревянных хором, построил себе временное жильё за восточной стороной Архангельского собора. Два пожара 1493 года в Кремле на шесть лет приостановили работы, и закладка каменного дворца произошла лишь в 1499 году. Возведением так называемого Теремного дворца руководил Алевиз Фрязин. Он закончил работу уже после смерти Ивана III, в 1508 году.
В середине лета 1506 года Василий III заложил в Кремле кирпичную церковь Николая Чудотворца на месте деревянной церкви Николы Льняного. Через девять недель, 1 октября, храм был освящен. Его назвали Николой Гостунским по чудотворной иконе, которую поставил в церкви великий князь.
Василий III в 1514 году приказал Алевизу Фрязину построить каменные и кирпичные церкви на Посаде.
В 1508 году великий князь переселился в кирпичный дворец и повелел расписать дворцовую церковь Благовещения мастеру Феодосию Денисьеву с братией. После этого Василий приказал «украсить стенописью» Успенский собор. Работа была закончена 27 августа 1515 года. Церковь Благовещения расписал русский мастер Федор Едикеев.
В столицу русской державы продолжали прибывать выписываемые из Италии мастера: архитекторы и пушечные литейщики, техники по металлическому производству (литья колоколов, украшения икон окладами, изготовления церковной и домашней утвари), серебряных и золотых дел мастера.
Большое внимание Василий уделял развитию искусства литья колоколов. В 1503 году Петр Фрязин отлил колокол, на который, не считая олова, пошло только меди 350 пудов. В 1532 году Николай Фрязин отлил колокол уже в 500 пудов. На следующий год отличился Николай Немчин: его колокол весил 1000 пудов.
Понимая, что пришла пора переустройства многих русских городов, Василий III организовал и в значительной степени финансировал строительство каменных стен в Нижнем Новгороде, Туле, Коломне и Зарайске.
В 1543 году Петр Фрязин (Малый) возвел церковь в Кремле при колокольне Ивана Великого (Святого), заложенной ещё в 1532 году, но окончательно построенной в 1600 году: храм Воскресения, который достраивали уже русские зодчие, в 1552 году приделав к храму лестницы. К этому времени отечественные строители, переняв секреты мастерства у зарубежных архитекторов и инженеров, «выработали свой самобытный, своеобразный русский стиль церковных построек, превращая старозаветные типы и образы своих деревянных строений в кирпичные сооружения с прибавкою к ним фряжских образцов, что касалось мелких деталей по преимуществу в так называемых обломах по отделке и украшению поясов, карнизов и всяких подзоров».
В 1561 году Иван IV Васильевич возвел для сыновей во дворце особые хоромы с храмом Сретения Господня.
В 1563–1564 годах над папертями Благовещенского собора были надстроены четыре придела.
В 1565 году неподалеку от колокольни Ивана Великого построена Посольская палата.
Во времена Ивана Грозного было основано много городов в разных районах и областях.
ХРАМ ВАСИЛИЯ БЛАЖЕННОГО
В 1550 году Иван IV организовал поход на Казань. Взять мощную крепость по неопытности не смог, снял осаду, вернулся в Москву.
В 1552 году царь вновь отправился на Казань. Военные действия продолжались с 13 августа по 2 октября, когда Казань в результате прекрасно подготовленного штурма пала. За это время произошло много боев и крупных сражений.
Каждая победа русских под Казанью отмечалась в Москве возведением рядом с церковью Троицы-на-Рву деревянной церкви, посвященной тому святому, день которого совпадал с днем сражения. То были первые крупные победы страны Московии после Куликовской битвы и «безбитвенной» победы во время «стояния на Угре». Строители понимали величайшую значимость событий, качественно преображавших русское государство. Победы расковывали творческую мысль зодчих и строителей. Они рубили небольшие храмы с невиданным воодушевлением, что отражалось на внешнем облике церквей. Семь крупных побед одержали воины Ивана Васильевича под Казанью. Семь церквей возвели мастера.
Царь подивился смелой красоте сооружений и комплекса церквей в целом и приказал Барме и Постнику Яковлеву (некоторые ученые считают, что это одно лицо — Иван Яковлевич Барма) построить вместо деревянных точно такие каменные храмы. Мастера соорудили одно общее для всего комплекса основание и возвели вокруг центрального храма на месте деревянных каменные церкви и еще одну — восьмую — тоже каменную церковь. Получился храм «оригинальнейший во всем свете по своей архитектуре». Действительно — уникальное творение разума, рук человеческих. Построить такое чудо на склоне холма, на «горке», могли исключительно смелые люди. Сотворить такие неожиданные формы могли только гении и только в момент исключительного вдохновения. Любой читатель может убедиться в этом, пройдя неспешно вокруг храма Василия Блаженного и осматривая его «пошажно» со всех сторон. Что ни шаг, что ни ракурс, то новый сюжет, новая мысль, новая идея. И никакого давления, полное ощущение свободы. Свободы, которая способна творить чудеса. В общих контурах храма ни одной симметричной фигуры. Тем не менее ощущается в любом ракурсе завершённость, внутренняя сила, устойчивость, надежность и одновременно крылатость, легкость, невесомость.
Многоликость храма на едином основании — не идея ли многонациональной державы, на пути к которой был сделан первый шаг: к Московии присоединено Казанское ханство.
Движение истории земного шара удивительно логично. В истории создания Москвой евразийской державы много логичного. Храм Василия Блаженного, построенный «на горке», на склоне Боровицкого холма, в самом начале сложного движения национального русского государства к Российской империи, являет собой, помимо всего иного, еще и запечатленную в камне идею империи. Даже сам склон символизирует некую энергетическую линию, соединяющую Европу, в те времена мощную, потенциально более сильную, чем другие части света, и Сибирскую Азию, которая в предыдущие века растеряла могучий потенциал…
Четвёртый подвиг России
РУССКАЯ ИКОНОПИСЬ
ПРОЗРЕНИЕ
О XIX веке мы ещё поговорим. Мудрые люди жили в тот век в Российской империи. Мудрейшие из них обратили внимание на почти всеми забытые шедевры русских мастеров-иконописцев XII–XVI веков. В 1849 году в Санкт-Петербурге вышла книга И. П. Сахарова «Исследования о русском иконописании». В 1856 году там же вышла работа Д. А. Ровинского «История русских школ иконописания». В 1866 году в Москве вышла работа Ф. И. Буслаева «Общие понятия о русской иконописи» («Сборник общества древнерусского искусства»). В этих трудах авторы не исследовали художественные стороны древнерусской иконописи, но уже Буслаев, например, определил место русского иконописания в мировой живописи: «Искусство русское, самими недостатками к развитию удержанное в пределах религиозного стиля, до позднейшего времени во всей чистоте, без всяких посторонних примесей, осталось искусством церковным. Со всею осязательностью внешней формы в нем отразилась твердая самостоятельность и своеобразность русской народности, во всем ее несокрушимом могуществе, воспитанном многими веками коснения и застоя. В ее непоколебимой верности однажды принятым принципам, в ее первобытной простоте и суровости нравов» («Сборник общества древнерусского искусства», М., 1866, стр. 24). Запомним, что эти мысли были написаны задолго до того, когда восторженным взглядам знатоков и специалистов откроется «Троица» Андрея Рублева, перевернувшая представление многих русских не только об искусстве иконописи, но и о себе самих, русских.
Как бы то ни было, а трое вышеперечисленных авторов заявили во всеуслышание о высокой проблеме, проблеме древнего русского иконописания.
Во второй половине 1872 года мудрейший русский писатель, знаток русской «человечкиной души» Н. С. Лесков пишет рассказ «Запечатленный ангел», вышедший в «Русском вестнике» в январском номере 1873 года. И проблема вдруг высветилась изнутри, из глубин русской доброй души — самой первой, преданной и верной «заказчицей» русского чуда, русской иконы. И проблему, а точнее говоря, незаслуженно забытое искусство древних изографов, увидели все: от тихого простолюдина, вдохновенно молящегося пред дивными образами, до крупных художников и искусствоведов. «Рассказ Лескова… оказал несомненно влияние на начавшееся в России в конце XIX — начале XX веков действительно научное изучение русской иконописи как одного из важных явлений истории искусства, а не только памятника религиозной мысли» (И. З. Серман. Примечания к тому четвертому собрания сочинений в одиннадцати томах Н. С. Лескова, стр. 543).