Рейтинговые книги
Читем онлайн Двенадцать подвигов России - Александр Торопцев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 80

Во второй половине 1872 года мудрейший русский писатель, знаток русской «человечкиной души» Н. С. Лесков пишет рассказ «Запечатленный ангел», вышедший в «Русском вестнике» в январском номере 1873 года. И проблема вдруг высветилась изнутри, из глубин русской доброй души — самой первой, преданной и верной «заказчицей» русского чуда, русской иконы. И проблему, а точнее говоря, незаслуженно забытое искусство древних изографов, увидели все: от тихого простолюдина, вдохновенно молящегося пред дивными образами, до крупных художников и искусствоведов. «Рассказ Лескова… оказал несомненно влияние на начавшееся в России в конце XIX — начале XX веков действительно научное изучение русской иконописи как одного из важных явлений истории искусства, а не только памятника религиозной мысли» (И. З. Серман. Примечания к тому четвертому собрания сочинений в одиннадцати томах Н. С. Лескова, стр. 543).

Не в этой работе заниматься литературоведческим и человековедческим анализом «Запечатленного ангела», но не процитировать некоторые абзацы я просто не могу. Лесков, великий Лесков, «кудесник слова», того стоит.

«Лука Кирилов страстно любил иконописную святыню, и были у него, милостивые государи, иконы все самые причудные, письма самого искусного, древнего, либо настоящего греческого, либо первых новгородских или строгановских изографов. Икона против иконы лучше сияли не столько окладами, как остротою и плавностью предивного художества. Такой возвышенности я уже после нигде не видел!

И что были за во имя разные и Деисусы, и нерукотворенный Спас с омоченными власы, и преподобные, и мученики, и апостолы, и всего дивнее многоличные иконы с деяниями, каковые, например: Индикт, праздники, Страшный суд, Святцы, Соборы, Отечество, Шестоднев, Целебник, Седмица с предстоящими; Троица с Авраамлиим поклонением у дуба Мамврийского, и, одним словом, всего этого благолепия не изрещи, и таких икон нынче уже нигде не напишут, ни в Москве, ни в Петербурге, ни в Павлихове; а о Греции и говорить нечего, так как там эта наука давно затеряна. Любили мы все эту свою святыню страстною любовью, и сообща пред нею святой елей теплили, и на артельный счет лошадь содержали и особую повозку, на которой везли это божие благословение в двух больших коробьях всюду, куда сами шли. Особенно же были при нас две иконы, одна с греческих переводов старых московских царских мастеров; пресвятая владычица в саду молится, а пред ней все древеса кипарисы и олинфы до земли преклоняются, а другая ангел-хранитель, Строганова дела. Изрещи нельзя, что это было за искусство в сих обеих святынях! Глядешь на владычицу, как пред ее чистотою бездушные древеса преклонились, сердце тает и трепещет; глянешь на ангела… радость! Сей ангел воистину был что-то неописуемое. Лик у него, как сейчас вижу, самый светлобожественный и этакий скоропомощный; взор умилен; ушки с тороцами, в знак повсеместного отовсюду слышания; одеянье горит, рясны златыми преиспещрено; доспех периат, рамена препоясаны; на персях младенческий лик Эмануилев; в правой руке крест, в левой огнепалящий меч. Дивно! Дивно!.. Власы на головке кудреваты и русы, с ушей появились и проведены волосок к волоску иголочкой. Крылья же пространны и белы как снег, а испод лазурь светлая, перо к перу, и в каждой бородке пера усик к усику. Глянешь на эти крылья, и где твой весь страх денется: молишься „осени“, и сейчас весь стишаешь, и в душе станет мир. Вот это была икона! И были-с эти два образа для нас все равно что для жидов их святая святых, чудным Веселиила художеством изукрашенная. Все те иконы, о которых я вперед сказал, мы в особой коробье на коне возили, а эти две даже и на воз не поставляли, а носили: владычицу завсегда при себе Луки Кирилова хозяйка Ми-хайлица, а ангелово изображение сам Лука на своей груди сохранял. Был у него такой для сей иконы сделан парчевой кошель на темной пестряди и с пуговицей, а на передней стороне алый крест из настоящего штофу, а вверху пришит толстый зеленый шелковый шнур, чтобы вокруг шеи обвесть. И так икона в сем содержании у Луки на груди всюду, куда мы шли, вперед нас предходила, точно сам ангел нам предшествовал. Идем, бывало, с места на место, на новую работу степями, Лука Кирилов впереди всех нарезным саж-нем вместо палочки помахивает, за ним на возу Ми-хайлица с богородичною иконой, а за ними мы все артелью выступаем, а тут в поле травы, цветы по лугам, инде стада пасутся, и свирец на свирели играет… то есть просто сердцу и уму восхищение!..» (Н. С. Лесков. Собрание сочинений в одиннадцати томах. Том четвертый. М., 1957, стр. 323–324).

«…Светскому художнику… и в переводе самого рисунка не потрафить. Потому что они изучены представлять то, что в теле земного, животолюбивого человека содержится, а в священной русской иконописи изображается тип лица небожительный, насчет коего материальный человек даже истового изображения иметь не может» (там же, 348).

«Англичанин с удовольствием все эти мои доклады выслушал и улыбнулся, а потом отвечает:

— Довольно дивные, — говорит, — вы люди, и как послушаешь вас, так даже приятно делается, как вы это всё, что до вашей части касается, хорошо знаете и даже искусства можете постигать.

— Отчего же, — говорю, — сударь, искусства не постигать: это дело художественно божественное, и у нас есть таковые любители из самых простых мужичков, что не только все школы, в чем, например, одна от другой отличаются в письмах: устюжские или новгородские, московские или вологодские, сибирские либо строгановские, а даже в одной и той же школе известных старых мастеров русских рукомесло одно от другого без ошибок отличают» (там же, 349).

«Англичанин … тихо молвит, что у них будто в Англии всякая картинка из рода в род сохраняется и тем сама явствует, кто от какого родословия происходит.

— Ну а у нас, — говорю, — верно, другое образование, и с предковскими преданиями связь рассыпана, дабы все казалось обновленнее, как будто и весь род русский только вчера наседка под крапивой вывела.

— А если таковая, — говорит, — ваша образованная невежественность, так отчего же, в которых любовь к родному сохранилась, не позаботитесь поддержать своего природного художества?

— Некем, — отвечаю, — нам его, милостивый государь, поддерживать, потому что в новых школах художества повсеместное растление чувства развито и суете ум повинуется. Высокого вдохновения тип утрачен, а все с земного вземлется и земною страстию дышит. Наши новейшие художники начали с того, что архистратига Михаила с князя Потемкина Таврического стали изображать… Чего ещё от таких людей ожидать?..» (там же, стр. 350).

Из процитированных отрывков любой человек может понять и суть проблемы, и весьма доходчивый, живой метод подачи сложного историологического материала, и душевную боль Лескова, чувствующего и знающего русского человека и его беды как никакой другой русский писатель. Не зря же специалисты считают, что этот рассказ Лескова оказал заметное влияние на начавшееся в России в конце XIX века научное изучение иконописного искусства.

В коротком очерке нет возможности рассказать даже о самых знаковых вехах этого мощного явления в русской истории, в мировой истории живописи в целом. Поэтому я ограничусь лишь яркими эпизодами этого движения духа, движения русской души.

ДРЕВНЕРУССКОЕ ГОСУДАРСТВО XI–XIII ВЕКОВ

Киевская Русь занимала огромную территорию, включавшую на севере Новгородскую землю, на северо-востоке, на Волге, — Ярославскую, на северо-западе — Полоцкую, на юге — степные и лесостепные области. Как уже было сказано, единое государство, Киевская Русь, просуществовало только до 1054 года, когда умер Ярослав Мудрый. Нетрудно посчитать, что христианство к этому времени существовало на Руси чуть более полувека. Срок очень небольшой для того, чтобы скрепить единым духом, единой верой столь огромные территории, столь сложные в социальном, политическом и историческом смыслах земли. Но это произошло! И объяснить это чудо можно только так: восточноевропейскому люду пришлась по душе вера православная. Он принял ее, он оставался верен ей в самые трудные времена распри, во времена данной зависимости от Орды. И одним из проявлений преданности русского народа православной церкви является его отношение к иконе.

Русская иконопись берёт своё начало из византийской иконописи. Более того, последняя стала для русских мастеров эталоном. Но, получив в качестве образца, шедевры византийской иконописной культуры, русские мастера, не отходя от основных заповедей, основных направляющих линий своих учителей, творили не византийскую икону на Руси, а свою, русскую икону, которая в первые века знакомила верующих с основами христианской догматики и являла им образцы глубокой религиозной морали, христианской, а в более поздние столетия помогала русским людям справиться с бедами, достойно оценить достижения и победы.

1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 80
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Двенадцать подвигов России - Александр Торопцев бесплатно.
Похожие на Двенадцать подвигов России - Александр Торопцев книги

Оставить комментарий