венка. Чтобы развлечь меня и скоротать время, отец всегда напевал что-то незамысловатое, и я неосознанно принялся мурлыкать случайную мелодию себе под нос. Музыка всегда завораживала меня, а процесс ее создания и вовсе казался мне чем-то невероятным, подвластным разве что самым талантливым из живущих. Однако все попытки научиться петь – и уж тем более играть на инструментах – оборачивались крахом, из-за чего пел я редко, стараясь избегать наличия зрителей.
Плетение венков, как оказалось, тоже требовало определенного опыта, но я точно знал, у кого его было в избытке. Сестер ничуть не расстроило, что предназначенные им украшения пришлось плести собственноручно; они самоотверженно учили меня создавать прекрасное – разве что Талани сообщила, что у меня «неповоротливые пальцы», и вложила во вздох всю тяжесть нелегкой девичьей жизни, когда я не сумел завязать стебли в последний узелок. Шаэль и Файлин не разделяли негодования сестры и, водрузив на голову венки, полдня хвастались, что братец сам соорудил для них подарки.
Вечером того дня я собирался наведаться в башню за новой порцией светских бесед и, возможно, парой букв из людского алфавита. Однако, увидев у поста Индиса гонца-полукровку, тут же почуял неладное. Богиня одаряла магией не всех, и потому не каждое дитя смешанной крови становилось друидом, как мой отец или мать Бэт; таким полукровкам оставалось лишь выбрать народ, с которым им хотелось бы провести свою жизнь. Некоторые, как Эландор, жили среди людей, но сердцем оставались верны лесу. Я видел его лишь несколько раз, и прежде он редко приносил дурные вести. Но, судя по раскрасневшемуся лицу и стекающей по лбу гонца капле пота, сообщение было срочным.
– Войска вернулись с востока, – крикнул полукровка, уже запрыгивая на лошадь. Он повторил это для меня, ведь не стал бы уезжать, подробно не отчитавшись перед постовым. – Я вернусь, как только станет известно что-то еще.
Индис хлопнул лошадь по крупу, и та, заржав, ринулась на тракт, в то время как наездник отчаянно пытался не слететь с ее спины. Эльф повернулся ко мне, и я отметил, что впервые видел его лицо таким: серым, осунувшимся, с напряженными до скрипа челюстями, отчего скулы его делались острыми, как клинок. Он поднял на меня глаза, и плещущаяся в них тревога тут же захлестнула и меня.
– Они вернулись, – повторил Индис, скорбно оглядываясь на силуэт Греи. – Зашли в город через западные ворота, чтобы не попасться нам на глаза. Амаунет пал. Перебили всех.
Войску понадобилось поразительно мало времени, чтобы не просто добраться до восточного государства, но и одолеть его. Король Аббад славился тем, что был для своего народа почти божеством; его почитали, беспрекословно выполняя приказы. Мне не верилось, что его подданные могли так легко сдать крепость чужакам.
– О, ты еще не слышал про трофеи, – горько усмехнулся Индис, заметив страх и непонимание на моем лице. – Островной принц казнил всю королевскую семью и вернулся в Грею с их головами на седле. Дикарь.
Все мое существо содрогнулось. Король Амаунета был на редкость плодовитым мужчиной – впрочем, как я слышал, на востоке это было в порядке вещей, – и количество его детей исчислялось десятками. Островитяне не внушали мне доверия, но я сомневался, что их принц настолько бесчеловечен.
Отвечая на немой вопрос в моих глазах, Индис добавил:
– Да. Всех детей – тоже.
Глава 6
Как только наступило утро, я, игнорируя просьбы и предупреждения Индиса, отправился прямиком к азаани. Мне было плевать, как с ней говорить – как с главой народа или как с матерью близкого друга, как со старшим товарищем или как с равной себе, – я чувствовал, что должен был рассказать ей все, что знал, и как можно быстрее. Я хотел защитить свой народ.
Азаани сидела на плетеном троне в главном зале Дворца Жизни. Хоть горные эльфы и даровали лесному народу камень, природа все равно внесла свои коррективы в архитектуру здания. Стены и пол зала – как и многих других комнат – были покрыты вечнозелеными травой, мхом и плющом; они питали строение силой и сами подпитывались его неизменностью и непоколебимостью. Гармония, которой могли бы достигнуть и эльфы, если бы пути братских народов не разошлись.
Эвлон, из раза в раз поражающий меня своими размерами, уткнулся носом в плечо Маэрэльд, божественным светом освещая ее лицо. Она медленно гладила оленя по голове, что-то ласково шепча. Сначала ухо священного животного нетерпеливо дергалось, намекая королеве на нежелание слушать, но затем Эвлон и вовсе затряс головой, будто выгоняя из нее все, что она только что ему поведала. Мне впервые доводилось видеть отсутствие у них единодушия. Поднявшись, олень одарил спутницу возмущенным взглядом, отошел на несколько метров и устроился на траве неподалеку от трона. Спокойный, устремивший взгляд вдаль, он был похож скорее на статую, окутанную неземным свечением, нежели на животное, и от этого его могущество изумляло лишь сильнее.
Обратив внимание на гостя, потребовавшего аудиенции в столь ранний час, Маэрэльд встала, сложила руки на животе и поприветствовала меня медленным кивком.
– Здравствуй, Териат, сын Айреда, – произнесла она тихо, не проявляя особенного интереса. – Чем я могу помочь тебе в это чудное утро?
– Жаль сообщать, моя королева, но солнечный свет не избавляет нас от тени опасности, нависшей над лесом, – начал я серьезно, с каждым словом говоря все громче. Если мои слова услышит кто-то еще, азаани будет сложнее от них откреститься. – Я знаю, мы живем в мире с людьми, и я всегда ценил это. Однако вы помните, как наши братья и сестры из северных земель сообщали о тревожащих их нападениях?
Вопрос был риторическим, потому в ответ азаани лишь кивнула.
– В Грею прибыло войско с острова Куориан, но их целью оказались вовсе не гиблые земли Эдронема, – продолжил я, замечая, как глаза эльфийки сужаются, а подбородок поднимается, открывая напряженную шею. – Они были на востоке, в Амаунете, и вернулись оттуда не бойцами, а завоевателями. Семья короля Аббада убита, как стадо скота, жестоко и бездумно, и неизвестно, сколько невинных полегло на пути войска к замку.
Маэрэльд медленно осмотрела меня, а затем оглянулась на Эвлона. Тот, в свою очередь, тут же отвернул морду, дав понять, что не собирается давать советов. Несколько разочарованная, эльфийка вновь повернулась ко мне, и на несколько мгновений дворец погрузился в звенящую тишину.
Я понимал, что едва ли первым сообщил об этом королеве, но, казалось, был единственным, кто попытался побудить ее к действиям.
– Ты предлагаешь нарушить мир с людьми? – резко спросила азаани.