немедленно уладить данный инцидент. Я тут же вскочил с кровати, помчался в аэропорт и вылетел специальным рейсом на место происшествия. Спецбортом я летел впервые – это был военный самолет, в нем отсутствовали скамейки. Вместе со мной летели сотрудники Министерства общественной безопасности и Управления гражданской авиации. Говорят, что от ЦК специально назначили опытного человека, который держал события под контролем.
Мы долетели до Харбина, оттуда на вертолете добрались до Цицикара и потом еще ехали на машине до поля в уезде Ганьнань. Шамиль Алимурадов, угонщик самолета, кажется, принадлежал к одному из национальных меньшинств Средней Азии[34]. Когда они пролетали над Ганьнанем, кончилось топливо, и пришлось садиться прямо на рисовом поле. Стояла суровая зима, мороз был невероятный. Хотя если бы все это случилось летом, то самолет, уткнувшись в рыхлую землю, наверняка бы взорвался. А так поверхность заледенела и промерзла насквозь, благодаря чему они приземлились практически без повреждений.
Руководитель консульского отдела посольства СССР в Китае тоже прибыл на место происшествия. Мы часто контактировали и хорошо друг друга знали. Пассажиры самолета сперва не хотели покидать его – настаивали, что не могут сойти без приказа из Москвы. Моей первостепенной задачей было уговорить людей выйти, чтобы они не замерзли с наступлением темноты, но никакие уговоры не помогали. Тогда мы обратились к советскому руководителю из посольства и сказали, что Москва дала распоряжение всем пассажирам немедленно покинуть борт. Он не поверил: заявил, что никаких распоряжений не поступало. Я отозвал его в сторонку и без тени улыбки объяснил: «Скоро стемнеет, а тут так много твоих соотечественников; если кто-нибудь замерзнет насмерть – отвечать будешь ты». После долгих колебаний он ответил: «Дружище Дай, так как мы давно знакомы и уже стали хорошими приятелями, в этот раз я тебя послушаю».
Стоило советскому консулу вступить в диалог, как все пассажиры тут же вышли из самолета. Мы спешно перевезли их на машине в Цицикар, разместили в гостинице и накормили. В ту ночь мы не спали ни минуты. Тогда средства связи были еще слабо развиты, и быстро связаться с Пекином составляло серьезную проблему. Приехав в Цицикар, мы запросили у администрации Хэйлунцзяна вертолет, чтобы переправить советских граждан в Пекин, где Советский Союз мог бы забрать их на следующий день. Ответственный сотрудник из Хэйлунцзяна сказал, что это невозможно. Я был всего лишь заместителем директора департамента, то есть занимал пост, гораздо меньший его по значимости, но меня все же отправили от ЦК, поэтому я достаточно бесцеремонно заявил: «Прошу прощения, но у меня распоряжение ЦК. Возможно – значит делайте, невозможно – значит надо придумать способ». В итоге они все сделали, и советские граждане на вертолетах были доставлены в Харбин.
Когда эти несколько десятков человек наконец попали в Харбин, мы сразу же устроили для них приветственную встречу, раздали всем по пуховику и гидравлическому термосу китайского производства. Сейчас эти вещи кажутся вполне обычными, но тогда они были бесценным сокровищем и чрезвычайно обрадовали советских людей. Затем СССР прислал за ними специальный борт. Установить же меру наказания для угонщика были уполномочены китайские судебные органы.
Тот факт, что в период, когда Советский Союз и Китай еще не наладили отношения в полном объеме, Китай с пониманием отнесся к произошедшему инциденту, пассажиры и экипаж благополучно вернулись домой, и даже был возвращен захваченный самолет, должным образом оценили в СССР. Это происшествие стало значительным стимулом к разрядке советско-китайских отношений.
Тогда я впервые самостоятельно взял в свои руки процесс решения чувствительного дипломатического вопроса. Это был невероятно ценный опыт, а бессонные сорок восемь часов вкупе с отсутствием связи с Пекином стали непростым испытанием моих умений и физических возможностей.
28 июля 1986 года Горбачев выступил с речью во Владивостоке. Он заострил свое внимание на советско-китайских отношениях, сделав три заявления: во-первых, сообщил, что Советский Союз выведет войска из Афганистана и с территории Монголии; во-вторых, открыто объявил о согласии с предложением провести государственную границу по середине главного фарватера реки Амур; в-третьих, выразил уважение и понимание относительно внутриполитического курса КНР. Горбачев особо отметил, что «мы соседи, у нас самая протяженная сухопутная граница, и уже поэтому нам, детям и внукам нашим предопределено жить рядом отныне и во веки веков»[35]. Он также отметил, что Советский Союз хотел бы развивать сотрудничество с Китаем во всех областях.
Речь Горбачева во Владивостоке имела огромное значение для советско-китайских отношений: СССР впервые ослабил хватку в вопросе трех препятствий, а тональность сменилась на более благожелательную по сравнению с выступлениями советского руководства начиная с 1960-х годов. Можно назвать четыре причины такой перемены: во-первых, новый лидер Советского Союза изменил внешнеполитический курс, сделав упор на улучшение отношений с Китаем. Во-вторых, Китай с начала и до конца придерживался принципиальной позиции касательно устранения трех препятствий, чем дал СССР почувствовать, что без каких-либо действий по их ликвидации желанной нормализации сотрудничества достичь не удастся. В-третьих, запущенный после III пленума ЦК КПК 11-го созыва масштабный курс реформ и открытости с упором на строительство экономики оказался очень интересен для Советского Союза. И наконец, независимая дипломатическая позиция Китая в построении связей внутри треугольника КНР – СССР – США тоже оказала положительное влияние на мнение Советского Союза о Китае.
Мир замер в ожидании, гадая, как же поведет себя Китай после упомянутой речи. Зарубежные СМИ писали, что сейчас людей интересует не столько само выступление Горбачева, сколько реакция Китая на эти слова. 13 августа 1986 года министр иностранных дел КНР У Сюэ-цзянь встретился с временным поверенным в делах посольства СССР в Китае и выразил позицию китайской стороны, а именно: призвал к осторожности; подчеркнул, что Советский Союз сделал недостаточно решительный шаг и до устранения препятствий советско-китайским отношениям по-прежнему далеко, причем особенное недовольство Китая вызывает уход от вопроса о выводе вьетнамских войск из Камбоджи; и наконец предложил возобновить двусторонние переговоры по пограничным вопросам. Таким удачным маневром Китаю удалось отбить брошенную Горбачевым подачу на советскую половину поля. Обе стороны продемонстрировали отличную реакцию, снискав поддержку на международной арене.
На экскурсии в доме-музее В. И. Ленина во время визита замминистра иностранных дел КНР Цянь Цичэня в СССР в период советско-китайских переговоров по пограничным вопросам. 22 февраля 1987 г.
К лету 1986 года Китай и Советский Союз достигли взаимопонимания практически по всем вопросам, за исключением вьетнамских войск в Камбодже. Стремясь расставить все точки над «и», товарищ Дэн Сяопин продолжал вести дипломатическую игру. 9 сентября 1986 года
