Игрушки не просто должны выглядеть мило. Нужно, чтобы они обеспечивали хотя бы возможность игрового взаимодействия: этой цели, например, служат кнопки, издающие при нажатии приятный щелчок, или выключатели, перемещение которых вверх или вниз обозначается цветом.
Все это — реликты механической эпохи, постепенно уходящие в небытие, но у них есть свои аналоги и в «мире мониторов». По мере того как у техники становится все меньше движущихся частей и механических систем управления, некоторые их аспекты обеспечиваются иными, новыми методами. Звуки, которые издает прибор, могут быть куда тоньше настроены цифровыми способами. К примеру, включение фотокамеры мобильного телефона сопровождается щелчком объектива — технически это имитация ненужной функции, которая скоро ничего не будет говорить поколению, никогда не снимавшему что-либо на пленку и не слышавшему звука механического устройства, потомком которого стала цифровая камера.
Дизайн воспринимается в первую очередь как визуальный язык. Он использует цвет для намека на игривость или брутальность, а форму — для информирования пользователей о функциях вещи и принципах ее работы. Но этим дизайн далеко не исчерпывается. Запах кожи, дерева или типографской краски преобразует нашу реакцию на интерьер машины, дома или свеженапечатанную книгу. Ароматы, создаваемые на базе знаний, накопленных за многие века, передают целый спектр «посланий», которые основаны на ассоциациях, живущих в памяти человека. Мягкость ткани, холод металла, тепло известняка, нагретого солнцем, щелканье клавиатуры, выключателя или фотообъектива тоже приобретают символические свойства, воспринимаемые и используемые точно так же, как любые другие визуальные сигналы. Кулинарию и виноделие, как правило, не относят к сфере дизайна, но они весьма тесно с ним связаны. Вкусовые ощущения определяют нашу реакцию на очень многие объекты — как, впрочем, и столовые приборы из фарфора или стекла, которыми мы пользуемся.
Самые удачные произведения дизайнеров — те, которые появились в результате одновременного использования всех этих свойств при четком понимании того, чего можно достичь с их помощью.
Глава 3
Роскошь
«Роскошь, — заметил как-то архитектор Рем Колхас, — это стабильность». Затем в характерном для него выспреннем стиле он выдал целый манифест: «Роскошь — это расточительство. Роскошь щедра. Роскошь умна. Роскошь груба. Роскошь — это внимание». По манере изложения такая тирада больше подошла бы копирайтеру парфюмерной компании, а не самому уважаемому в своем поколении теоретику архитектуры, но закончил Колхас бесспорным утверждением: «Роскошь — это не шопинг».
Вообще-то роскошь сегодня превратилась в постоянные колебания между наслаждением и отвращением к себе, как у больного булимией. Но так было не всегда. Феномен шопинга относится к самому последнему времени: он стал результатом неимоверно ускорившегося роста нашего потребления. В прошлом у слова «роскошь» были иные значения.
Некогда роскошь представляла собой придуманную человечеством отдушину в повседневной борьбе за выживание. Это было удовольствие, связанное с пониманием качества вещей, сделанных продуманно и тщательно. Это было свойство предметов, позволявшее нам разделить удовольствие, которое работа над ними доставила дизайнеру или мастеру. Это было отражение не только тактильных ощущений, но и уровня интеллекта. Утешение, которое давала роскошь, побуждало даже самих грубых и жестоких деспотов нанимать ученых, искусных ремесленников и художников, чтобы они создавали ее воплощения. Поскольку роскошь не только обеспечивала качество, но и требовала больших затрат, она стала также символом статуса, отличавшим одну социальную группу от другой.
В условиях дефицита предметами роскоши могут стать самые простые вещи. Но когда все имеется в изобилии, понять, что следует считать роскошью, становится труднее. Если воду вы берете из колодца, до которого надо идти километр под палящим солнцем, электронасос, надежный источник энергии и пластиковая труба могут обеспечить целой деревне немыслимую прежде роскошь — бесперебойную подачу воды. Но когда насос работает круглые сутки и в любом доме, стоит лишь открыть кран, будет чистая вода, это важное достижение перестает восприниматься как роскошь. Оно превращается в нечто элементарное, само собой разумеющееся, и, лишившись его, вы чувствуете, будто вас отбросили в каменный век.
Но сравните ощущение от глотка кристально чистой ледяной воды из ручья, журчащего между скал, с той возможностью, что есть у вас каждый день: наполнить стакан из-под крана и утолить жажду. Если речь идет о свободном выборе, а не неизбежной постоянной необходимости, глоток ключевой воды даст вам более яркие, эмоциональные и, можно сказать, роскошные ощущения. Сегодня в основе производства предметов роскоши в мире «воды из-под крана» лежит создание объектов, позволяющих искусственно воссоздать ощущение глотка «воды из ручья». Главный объект этого производства — постоянно увеличивающаяся зажиточная прослойка общества. В «Искусстве видеть» Джон Берджер делит человечество на две части: тех, чья роль в экономике связана прежде всего с трудом, а затем уже с потреблением, и тех, кто с помощью своих капиталов эксплуатирует людей, входящих в первую категорию. Берджер полагал, что богачи обеспечили себе освобождение от обязанности быть послушными потребителями.
Он утверждал, что им, в отличие от остальных, незачем следовать указаниям рекламы, поскольку распоряжаться своим богатством они могут по собственному выбору. Это заявление не слишком вяжется с реальностью современного мира. Число очень богатых людей резко увеличилось, и производство предметов роскоши из «штучной работы» превратилось в целую промышленную отрасль, отчасти удовлетворяющую их вкусы, а отчасти кормящуюся за счет их денег.
К роскоши сегодня стремятся куда больше людей, чем когда-либо в истории. В условиях изобилия ее роль уже не ограничивается функцией «кодированного сигнала» о привилегированном социальном положении. В 2007 году владельцы лондонского универмага Selfridges потратили 25 млн фунтов на превращение первого этажа магазина в «Зал чудес» — это название представляет собой намеренную отсылку к Wunderkammern коллекционеров XVII столетия и Музею Пита Риверса в Оксфорде, где экспозиция состояла из религиозных древностей и разных ботанических диковин. В исполнении Selfridges этот зал стал музеем, где все экспонаты продаются, а крепкие мужчины в костюмах, говорящие по-русски, следят за тем, чтобы вы не покинули экспозицию, не заплатив.
Там можно увидеть бесконечные стеллажи с кларетом; Château Lynch-Bages стоит от 550 фунтов за бутылку. Также в числе товаров — старинная банкнота в один фунт с надписью «Ронни Биггс, Рио» (по цене 750 фунтов), украшенный бриллиантами ноутбук (33 300 фунтов), целая полка мобильных телефонов Vertu по 3000 фунтов за штуку. Есть в коллекции и клатчи из прозрачного пластика со сменными внутренними сумочками (идея одного голландского дизайнера), и авторские вазы архитектора Захи Хадид. Большую часть первого этажа Selfridges занимает отдел парфюмерии: она дает наибольшую прибыль по отношению к себестоимости. Но те, кто оборудовал «Зал чудес», чувствуют себя настолько уверенно, что засеяли его обширное, словно степь, пространство, бесконечными «грядками» наручных часов. Часы дают еще большую маржу — если, конечно, найдется достаточно покупателей, готовых заплатить 5000 фунтов за хронометр, а не 120 фунтов за флакон духов.
В нашу эпоху технического прогресса и моментального «морального устаревания» вещей роскошь становится непростой темой для анализа. Когда ноутбук инкрустируют бриллиантами, кажется, что это довольно странный и неэффективный способ «очаровать» его будущего владельца. Производители часов действуют более изобретательно, поддерживая иллюзию, что их изделия по-прежнему служат не одному поколению
В нашу секулярную эпоху, когда ни магия, ни религия — первоисточники искусства — не имеют прежнего авторитета, роскошь можно рассматривать как их искусственную замену. Концепция роскоши по отношению к определенным объектам используется для создания ауры, которую раньше обеспечивало искусство. Чтобы хоть в малой степени поддаться соблазну роскоши, незачем верить в Бога или в волшебство. Впрочем, если судить по мессианскому тону Колхаса, сама роскошь еще может превратиться в религиозный культ. Совершенно очевидно, что она уже стала движущей силой экономики промышленно развитых стран Запада. Производство базовой продукции европейцы оставили Китаю, а сами сосредоточились на выпуске машин, салоны которых источают запах искусно выделанной кожи, а тяжелые двери захлопываются с тихим успокаивающим звуком. Европа специализируется на дорогой одежде и аксессуарах, невероятно точных наручных часах и сверхзвуковых военных самолетах, корпуса которых выполнены из композитных материалов и сложных сплавов.
