После проведенных внешних и внутренних процедур Карла завернули в простыню и отбуксировали в избу. Его сознание выбраться из темной ямы не могло, то ли от потери крови, то ли от ударной дозы самогона. Только на следующие сутки Карл открыл глаза и увидел довольное лицо пожилой женщины.
— Ну что, очнулся, сокол? А то мы уже решили, что ты вечно спать будешь. Ты хоть понимаешь, о чем я толкую? Все лопотал на непонятном языке чего-то. Если понимаешь, кивни головой.
Карл провел языком по сухим губам и ответил:
— Я понимаю вас… Где я? Какой сегодня день? Что со мной?
— Ничего не помнишь? — участливо спросила женщина.
— Сейчас выпьем по сто граммов, и память сразу вернется, — раздался мужской жизнерадостный голос.
Карла тут же затошнило. Женщина подбоченилась и сердито посмотрела на появившегося мужика с косматой бородой.
— Отстань от человека! Выпить да выпить, одно на уме! Не слышишь, он говорит как-то странно, небось точно — иностранец. А они не привыкли пить такими дозами, как ты пьешь.
— Да ладно, — махнул рукой мужчина. — Его мой спирт и спас-то от воспаления легких, не иначе как.
— Говорю, дай человеку сначала поесть. Больше суток же не ел ничего. Ты лежи, милок, а я сейчас что-нибудь соображу на стол, — сказала женщина и засуетилась, бегая по избе.
Вскоре Карл в какой-то холщовой рубашке, которая была явно ему мала в плечах и нещадно трещала по швам, с перевязанной головой сидел за столом вместе с хозяевами дома. Они по очереди представились своему незваному гостю.
— Карл, — ответил он им.
— Имя странное… ты иностранец? — поинтересовалась Надежда, наливая ему большую тарелку щей из квашеной капусты.
— Чех…
— Ты часом не шпион? — озабоченно спросил Тихон, косясь на бутылку с самогоном, стоящую на окне.
— Нет… я приехал в гости.
— И кто же так отдубасил человека?! — всплеснула руками Надежда.
— Я до места не доехал, меня обокрали… — поморщился Карл и рассказал хозяевам дома, что с ним произошло.
— Вот сволочи! — выругался Тихон. — Чуть не убили иностранного гостя! Что теперь о нас в другой стране думать будут!
— А ничего не будут, — подбоченилась Надежда. — Плохие люди они везде есть. Бандиты они и в Африке бандиты. Скажи спасибо, милок, что жив остался.
— Спасибо вам, — сказал Карл, — только мне вас и отблагодарить нечем, все деньги пропали, но мой паспорт был в кармане брюк…
— Если был там, значит, и есть, — успокоила его Надя, — нам чужого не надо.
— Да ерунда какая! Нам ничего не нужно и денег твоих тоже не нужно, — махнул рукой хозяин. — Вот выпьешь со мной за компанию, и ладно!
— Хватит на бутылку коситься, — гаркнула Надежда. — Давай ее сюда, а то изведешься совсем, а ты что сидишь, словно в рот воды набрала?! — досталось и ее дочери.
Лида покраснела.
— Ладно краснеть-то, это же ясно, что Карл к женщине ехал! Так что ты свою губу-то закатай, а то еще не хватало мне единственную дочь за границу отдавать, — высказалась Надежда, грозя пальцем гостю, словно он уже положил глаз на ее красавицу дочь.
— Почему вы решили, что я ехал к женщине? — поинтересовался Карл улыбаясь.
— А ты что, думаешь, мы совсем темные? Туалетными духами кто надушен был, чтобы лучше пахнуть? Ясное дело — на свиданку ехал. Наливай ему, Тихон. За знакомство! Отказать — обидеть хозяев! Вот кого-кого, а иностранных гостей мы еще у себя не принимали! А что?! Нам не стыдно. Не хуже других живем. Все свое, с огорода! — показала на стол рукой Надежда, где стояли кастрюля с горячей картошкой с маслом, соленые огурцы в банке, квашеная капуста, икра из кабачков, помидоров и баклажан и открытая по такому случаю банка тушеного мяса. Карл вздохнул и поднял свою налитую рюмку, он явно не хотел огорчать хозяев дома.
9
Яна ходила за Алевтиной, словно ее телохранитель, боясь выпустить хоть на минуту из поля зрения. Она начала нервничать… эти письма с угрозами, убийства, недоступный муж, недоступный Сергей и пропавший Карл Штольберг.
— Ну и где же твой князь? — спросила ее Алевтина, накладывая на лицо грим перед спектаклем.
Новогодние представления скоро должны были завершиться, артисты играли уже по инерции — без энтузиазма и желания. Двое коллег были похоронены, что тоже не повышало никому настроения. Останки «Снегурочки» хоронили в закрытом гробу. Убийца найден не был. Больше писем-угроз Алевтина не получала после того последнего, подкинутого в гостинице. За кулисами бродил милиционер, в зрительном зале тоже всегда с отсутствующим видом сидел сотрудник в штатском, уже совсем одуревший от детских спектаклей. Все склонялись к мысли, что в театре завелся маньяк.
— Я сама не знаю, где Карл, — ответила Яна, — он сказал, что вылетит сразу, как только сможет…
— Значит, не смог.
— Да… кому мы нужны? — согласилась Яна. — У князей свои дела.
— А он красивый? — спросила актриса.
— Почему тебя это интересует? — Яна почувствовала укол ревности.
— Яна говорила, что Карл красив, как древнегреческий бог, — проговорила Люся, входя в гримерную Алевтины.
— Да так… — расчесала щеткой пышные волосы Аля, — просто никогда не имела дела с князьями, графами и прочей аристократией.
— Тебе понравится Карл, вот увидишь, — проговорила Яна, — если он приедет…
— Мы тебя еще замуж за него выдадим, — засмеялась Люся. — Будешь работать актрисой в каком-нибудь престижном европейском театре.
— Я языки не знаю, — сразу же ответила Аля.
— Выучишь! Какие твои годы, — продолжала радоваться мама Яны, видя, как недовольно вытягивается лицо ее дочери.
— Нужна ему актриса из провинциального города России, — ответила Алевтина, пришпиливая к волосам кокошник, расшитый золотыми нитями и стразами.
— Плохо ты себя ценишь! — громким голосом заявила Люся. — Да он в ногах валяться будет! Неужели ты, профессиональная актриса, не сможешь вскружить голову какому-то князю?
— Он не какой-то там! — вступилась Яна за Карла.
— Ладно, хватит базарить, пока мы никого еще не видели! — примирительно сказала Люся. — Пока мы даже Костю потеряли из труппы, примерно, на месяц.
Алевтина вопросительно посмотрела на мать Яны. Костя Баринов был характерным героем труппы их театра.
— Почему потеряли? Почему на месяц? — спросила она.
— Они дружили с Василием, не вынес Костя его смерти и сорвался, ударился в запой, — пояснила Люся.
— А кто же будет играть сегодня принца? — спросила Алевтина.
— Придет кто-то из драматического театра.
— Точно?
— Точно, они сценарий знают и время выхода знают. Виктор Владиславович обо всем договорился. Сегодня будет работа у суфлера тети Клавы, — сказала Люся. — Да… разваливается театр, труппа совсем маленькая, молодежи нет. Одного убили, другой — в запое, и все! Работать некому!
Алевтина посмотрела на часы, висевшие в гримерке.
— Пора. Декорации проверили?
— Проверили, не волнуйся. Милиционер все осматривает каждые полчаса, и когда спектакль идет, тоже, — успокоила ее Люся.
— Я буду, как всегда, в ложе, — сказала Яна и прошла по коридору на свое место.
Ее не устраивала сложившаяся ситуация. Она понимала, то, что она сейчас делала, помощью Алевтине назвать было нельзя. Она не могла даже спокойно подумать о том, кто мог угрожать актрисе, и уж совсем не было возможности провести расследование. Она была привязана к Алевтине как телохранитель. Яна боялась отлучиться от нее даже на короткое время — сразу же появлялся страх в больших, зеленых глазах Алевтины; она понимала, что вдвоем с ней Аля чувствует себя спокойнее. Хотя, если разобраться, Яна не могла оказать существенную физическую помощь при нападении.
Карл, наконец-то вырвавшийся из хлебосольной семьи, которая взяла над ним шефство, подъехал к зданию ТЮЗа. За неимением верхней одежды, которую у него украли, Надя дала ему старый тулуп мужа. Этот тулуп, до того как оказаться на плечах князя, висел в свинарнике и предназначался для того, чтобы в мороз в нем чистили хлев и территорию вокруг дома. Поэтому выглядел этот тулуп соответственно. Да и противный, специфический запах от него разносился на несколько десятков метров. Под тулупом у Карла красовалась своя водолазка вся в мелкую дырочку и зацепках. Еще на Карле были его джинсы и старые валенки с галошами Тихона. Валенки были ему малы, и Карл нещадно подгибал пальцы на ногах, мучаясь от тесноты, поэтому передвигался он странной походкой. Хотя походка его была шаткой еще и из-за двухсот граммов самогонки, опрокинутых перед выездом в город на посошок. Тихон даже прослезился напоследок со словами:
— Успел я к тебе привязаться, чужеземец! Ну да ладно! Может быть, еще свидимся!
Они не отпускали его от себя в общей сложности четверо суток, одни из которых Карл провел в беспамятстве, а трое — в состоянии алкогольного опьянения.