– Там ужин, – после небольшой паузы признался Грид. А я ушам своим не поверила.
– Откройте.
В ларе, и вправду, оказался ужин. Шикарный такой, не помню, когда я ела нечто подобное. Чего там только не было: буженина, дичь, копчености.
Мой желудок заурчал, а рот наполнился слюной. Все это сильно осложняло работу мозга, но я была б не я, если бы сдалась просто так.
– Поясните, зачем я все это везу?
– Лорд в письме попросил передать что-нибудь на ужин. Видимо, еда в клинике его не удовлетворяет.
И сказано так, будто я этого лорда нарочно голодом морю. Не удовлетворяет – пусть валит к себе в поместье! Или в другую, человеческую клинику.
С другой стороны, я сама подустала от гречки с лапшой. А сейчас и лапши-то не осталось.
Кстати, о лапше…
– В письме еще было сказано про деньги, где они?
– К сожалению, у меня нет полномочий выписывать более пятиста марок за раз. Лорд не посвящен в подобные мелочи, так как не занимается хозяйственными делами. Но все крупные счета может подписать только он.
Значит, вместо полутора тысяч я получу только пятьсот и то исключительно потому что напомнила. Волна негодования поднималась во мне все выше, грозя выплеснуться наружу в самой нецензурной форме. Или хотя бы назло всем выкинуть ларь. Я на него не подписывалась. Но, во-первых, этого мерзкого типа я не переспорю, а во-вторых, стоит взглянуть правде в глаза – с готовкой у меня плохо, зачем наказывать и себя, отказываясь от целого ящика еды?
Так что я залезла в экипаж, захлопнула дверцу и велела ехать домой. Какие-то насыщенные у меня последние дни. Так что час покоя в комфортном экипаже точно не повредит.
Как-то так повелось, что в жизни моей постоянно творился форменный бедлам, поэтому я – человек привычный и ко многому готовый. Пожалуй, началось все еще в академии. Студенческая жизнь, в которую я ухнула с головой: учеба, практика, подработки, гулянки, куда же без них. Но последних было мало, до финального курса я являлась примерной, можно сказать, образцово-показательной студенткой. Не до гулянок как-то, когда нужно думать, на что поесть, во что одеться и как купить учебные материалы. Родители, разъяренные побегом непутевой дочери, ясное дело, никакой финансовой помощи мне не оказывали. Все думали, что я хлебну взрослой жизни и, намаявшись, вернусь домой. Но я принципиально грызла гранит науки и, не чураясь никакой работы, как-то выживала. А когда вошла в список лучших учащихся, отец приехал сам.
Разговор, первый нормальный, пожалуй даже не с побега, а за все мои сознательные годы, шел напряженно. Но свою позицию и право на ту жизнь, которую выбрала, мне удалось отстоять.
“Я понял, что ты не отступишь, – сказал тогда папа. – Надеюсь, что и не пожалеешь потом”.
Мне предложили деньги. Предложили поддержку. Ведь связи, порой, решают намного больше, чем звон монет. Но я снова отказалась. Дура, наверное. Может, не помешай мне тогда гордость и уязвленное самолюбие, имя Линды Ринолет, как одного из лучших зооцелителей, гремело бы на весь Мильдар. Или не гремело, всяко случается.
Но в одном я теперь твердо уверена: чего бы я не достигла, приятно осознавать, что сделала это исключительно собственным трудом.
У дома кучер оказался так любезен, что помог донести ящик, саквояж особых проблем не доставлял. Открыв входную дверь, я перетащила ларь на кухню.
– С возвращением, местресс, – не успела я отдышаться, на кухню спустился лорд. – Что там нам вкусного передали?
Мне прям как-то обидно стало, когда Дагье поднял крышку и с наслаждением вдохнул источаемый ужином аромат. Ну да, не всем же хорошо готовить. Кто-то и лечить должен.
– А разве я не просила вас сидеть на втором этаже и без необходимости не спускаться, – нашла повод отыграться на пациенте. – Что за нарушение договоренностей и режима? А если бы я была не одна? Или вообще не я, а мой арендодатель? Он, знаете ли, очень принципиальный в вопросах количества жильцов.
– Я чувствую себя достаточно хорошо, чтобы передвигаться по дому, – отмахнулся Дагье. – А на дверь я сигналку поставил, так что точно знал, что пришли именно вы и одна.
Вот же! И не постеснялся признаться!
– А кто это вам разрешил ставить сигналки в моем доме? – нет, ну это уже наглость, однако! – Что за самоуправство?
– Исключительно в целях нашей с вами безопасности, – принялся не оправдываться, разве можно оправдываться с набитым ртом? И что за манеры? А еще Высокий лорд…
Не выдержав (а то съест все в одно лицо), я достала посуду, достала приборы. Над сервировкой стола давно не заморачивалась, но есть руками… это ж как надо оголодать?
Ксавьер сел за стол, взял ближайшее блюдо и принялся методично уничтожать на нем оленину или что-то очень на нее похожее. Я же заглянула под каждую крышку, отобрала всего понемногу и принялась за еду. Эх, и когда я в последний раз ела так сытно, а главное – вкусно? И не припомню уже.
– Надо было бутылочку вина попросить, – сокрушался лорд. – Красное полусладкое отлично бы сейчас подошло. Знаете, ничто так не украшает стол, как правильно подобранный напиток.
– Стесняюсь спросить, а вы вообще помните, что прокляты, и у нас впереди два сеанса рунической терапии?
– Конечно помню, – беспечно отмахнулся Ксавьер. – Именно поэтому и жалею, что нет вина. Хочется проводить время так, чтобы ни о чем не жалеть, если вдруг не получится.
– Вы серьезно? – до этого момента мне казалось, Дагье полностью уверен в успехе нашей безумной затеи. – И даже так не хотите обратиться к профессионалам, чтобы эти дни не стали последними?
– Эти дни обязательно станут для меня последними, если я к кому-нибудь обращусь.Но не будет о грустном, – лорд очаровательно улыбнулся. – Не желаю разговаривать о подобных вещах с прекрасной дамой.
– Не подлизывайтесь, я регулярно смотрюсь в зеркало.
– Я тоже на зрение не жалуюсь, поэтому не спорьте, – погрозил пальцем Ксавьер.
Я понимала, что мужчина всегда остается мужчиной, а подобные слова если не дань вежливости, то неприкрытая лесть. Или попытка и впрямь хорошо провести остаток вечера – но за таким точно не ко мне. Однако это все равно оказалось приятно. И мягкий баритон, которым был сделан нехитрый комплимент, приятно щекотал внутренности. Наверное, годы одиночества не проходят бесследно, именно поэтому я сижу и бесстыдно наслаждаюсь компанией умирающего пациента, забыв обо всякой целительской этике. Впрочем, какая этика? Я тут столько нарушила за последние пару дней, что этика казалась последним, о чем стоило волноваться.
– Лорд, как вы себя чувствуете?
– Местресс, мы все время прыгаем с имени на титулы и звания. Давайте уже определимся и остановимся на именах? Я и раньше предлагал. Считайте это моим капризом.
– Вы несколько не в том возрасте, чтобы капризничать.
– Не будьте такой серьезной, Линда, и не хмурьтесь. Мы живем под одной крышей и спим на одной кровати, какие могут быть формальности?
– С кроватью, кстати, нехорошо получилось. Теперь моя помощница думает обо мне невесть что.
– Могу взять ответственность за случившееся…
– Ни в коем случае!
Я чуть не поперхнулась от ужаса.
– Вообще-то, я планировал увеличить гонорар, – не знаю, что он там планировал, но снова выглядел обиженным, как при первой встрече с пегасом.
– Вы мне и так десять тысяч пообещали. Не надейтесь, что я забыла или простила. Этого вполне достаточно.
Десять тысяч марок разом бы решили все мои финансовые проблемы. Высокий лорд в средствах не стеснен. А если стеснен – великодушно разрешу ему платить в рассрочку. Все-таки я рискую едва ли не больше него, если вскроется, чем я тут занимаюсь – мне крышка. И это реальный срок с огромным штрафом, в отличие от какой-то мнимой опасности, на которую Дагье постоянно ссылается.
Я внимательно посмотрела на лорда. Светлые почти до белизны волосы, темно-синие глаза, смуглая от природы кожа побледнела, но не настолько, чтобы скрыть южные корни. Волевой подбородок тяжеловат, но общий образ не портил.
