Это было ужасно. Рыжий выскочил из Хлева с огромной скоростью, пятками задев Обезьяна. Если бы вы не знали, что это кошка, то могли бы подумать, что это рыжая вспышка молнии. Он проскочил открытое пространство и врезался в толпу. Никому не хотелось иметь дело с кошкой в таком состоянии. Звери бросились врассыпную. Кот вскочил на дерево, крутанулся и повис вниз головой. Хвост его топорщился и был так же толст, как все тело. Глаза походили на блюдца зеленого огня. Каждый волосок на спине стоял дыбом.
– Я бы отдал свою бороду, – прошептал Поджин, – чтобы узнать, притворство ли это, или что-то действительно так его испугало.
– Тише, друг, – сказал Тириан, потому что капитан и Хитр зашептались, и он хотел услышать, о чем они говорят. Но это ему не удалось. Единственное, что он услышал, как Обезьян захныкал: «Моя голова, моя голова», и решил, что они так же удивлены поведением кота, как и он сам.
– Ну, Рыжий, – сказал капитан, – хватит шуметь. Скажи нам, что ты там видел.
– Ау-ау-у, – завыл кот.
– Разве тебя не называют говорящим зверем? – сказал капитан. – Прекрати этот дьявольский шум и расскажи нам.
То, что последовало за этим было страшнее всего. Тириан и все остальные совершенно ясно почувствовали, что кот пытается сказать что-то, но из его рта не вылетало ничего, кроме обычных пронзительных кошачьих криков, которые можно услышать от любого сердитого или испуганного кота на каком-нибудь заднем дворе в Англии. И чем дольше он кричал, тем меньше был похож на говорящее животное. Жалобный вой и пронзительный визг раздались среди зверей.
– Смотрите, смотрите! – это был голос кабана. – Он не может говорить. Он забыл, как разговаривают! Он снова превратился в немого зверя. Посмотрите на его морду.
И все увидели, что это правда. Несказанный ужас охватил нарнийцев, ибо каждый, еще щенком или птенцом, выучил, как Аслан в начале мира обратил зверей Нарнии в говорящих и предупредил их, что если они не будут добры, то могут однажды снова стать бедными бессловесными тварями, которые встречаются в других странах. «И теперь это случится с нами», – застонали все.
– Милосердия! Милосердия! – завыли звери. – Пощади нас, лорд Хитр, стань между нами и Асланом. Всегда говори с ним вместо нас. Мы не осмеливаемся. Мы не осмеливаемся.
Рыжий скрылся за деревом, и никто его больше не видел.
Тириан стоял, положив руку на рукоять меча и опустив голову. Он был изумлен кошмарами этой ночи. Временами он думал, что самое лучшее было бы вытащить меч и напасть на тархистанцев, а потом он думал, что лучше подождать и посмотреть, как дальше повернутся события. И поворот действительно произошел.
– Мой отец, – раздался ясный певучий голос слева. Тириан знал, что говорит тархистанец, ибо в армии Тисрока солдаты называли офицеров «мой господин», а офицеры обращались к старшим – «мой отец». Джил и Юстзс этого не знали, но вглядевшись, увидели говорившего, потому что пламя костра не загораживало тех, кто стоял по краям толпы. Он был молод и высок, строен и прекрасен в ярком, наглом тархистанском стиле.
– Мой отец, – сказал он капитану, – я прошу разрешения войти.
– Замолчи, Эмет, – ответил капитан. – Кто позвал тебя на совет? С каких пор мальчишки разговаривают?
– Мой отец, – возразил Эмет, – я действительно моложе, чем ты, но во мне, как и в тебе, течет кровь тарханов, и я тоже слуга Таш. Поэтому…
– Молчи, – приказал тархан Ришда, – разве я не твой капитан? Нет для тебя ничего в этом Хлеву. Это только для нарнийцев.
– Но, мой отец, – удивился Эмет, – разве не ты сказал, что их Аслан и наша Таш – одно и то же? И если это правда, разве там не сама Таш? И почему ты говоришь, что мне там нечего делать, ведь я буду счастлив умереть тысячью смертей, если смогу взглянуть в лицо Таш?
– Ты глупец и ничего не понимаешь, – сказал тархан Ришда, – это высшие материи.
Но лицо Эмета выражало упрямство: – Разве неправда, что Таш и Аслан – одно и то же? – спросил он. – Разве Обезьян лгал нам?
– Конечно, одно и то же, – подтвердил Хитр.
– Поклянись в этом, Обезьян, – сказал Эмет.
– О-о-о, – захныкал Хитр, – я хочу, чтобы все это кончилось, все, что раздражает меня. У меня болит голова. Да, да, я клянусь.
– Но, мой отец, – повторил Эмет, – я действительно хочу войти.
– Глупец… – начал тархан Ришда, но тут гномы закричали:
– Позволь ему, Темнолицый. Почему ты не позволяешь ему войти? Почему ты пускаешь нарнийцев и задерживаешь своих людей? Разве внутри что-то такое, с чем твои люди не должны встречаться?
Тириан и его друзья видели только спину тархана, поэтому они никогда не узнали, что было на его лице, когда он пожал плечами и сказал:
– Свидетельствую перед всеми, что я не виновен в крови этого молодого глупца. Входи, нетерпеливый мальчишка, и соверши опрометчивый поступок.
И Эмет, как и Рыжий, подошел к открытой полоске травы между костром и Хлевом. Глаза его сверкали, лицо было торжественно, руку он держал на рукояти ятагана, голова была высоко поднята. Джил чуть не расплакалась, когда увидела его лицо. А Алмаз прошептал королю на ухо: «Клянусь Львиной Гривой, мне нравится этот молодой воин, хоть он и тархистанец. Он заслуживает лучшего бога, чем Таш».
– Я бы хотел знать, что на самом деле там внутри, – сказал Юстэс.
Эмет открыл дверь, вошел в темную пасть Хлева и закрыл за собой дверь. Через несколько мгновений (показалось, что прошло очень много времени) дверь открылась снова. Кто-то в тархистанской одежде вылетел оттуда, упал на спину и остался лежать. Дверь закрылась. Капитан бросился вперед и наклонился, всматриваясь в лицо лежащего. Он удивился, но не подал вида, повернулся к толпе и крикнул:
– Упрямый мальчишка исполнил свое желание. Он взглянул на Таш и умер. Это урок для всех вас.
– Да, да, – отозвались бедные звери. Тириан и его друзья взглянули на мертвого тархистанца, а затем друг на друга: они были близко, и увидели то, чего не видела толпа, бывшая далеко за костром: мертвый человек был не Эмет. Он был совсем другим: старше, толще, не такой высокий, и у него была большая борода.
– Хо-хо-хо, – захихикал Обезьян. – Кто еще? Кто-нибудь еще желает войти? Ну, если вы такие робкие, я сам выберу следующего. Ты, ты, кабан! Войди. Тащите его, тархистанцы, он увидит Ташлана лицом к лицу.
– Подходите, – захрюкал кабан, тяжело поднимаясь на ноги, – испытайте мои клыки.
Когда Тириан увидел, что храбрый зверь готов биться за свою жизнь, а тархистанские солдаты приближаются к нему с кривыми ятаганами, и никто не идет на помощь, все в нем перевернулось. Он больше не думал, самый ли это удобный момент для того, чтобы вмешаться, или нет.
– Мечи наголо, – прошептал он остальным. – Стрелы на тетиву. За мной!
Остолбеневшие нарнийцы увидели, как семь фигур выскочили из-за стены Хлева; четверо из них в сверкающих кольчугах. Меч короля блеснул в свете костра, когда он взмахнул им над головой и закричал громким голосом:
– Здесь стою я, Тириан Нарнийский, во имя Аслана, чтобы доказать своей кровью, что Таш – это отвратительный демон, Обезьян – предатель, а тархистанцы заслуживают смерти. За мной, все истинные нарнийцы! Или будете ждать, пока ваши новые хозяева убьют вас одного за другим?
Глава 11.
ТЕМП СОБЫТИЙ УСКОРЯЕТСЯ
Тархан Ришда с быстротой молнии увернулся от королевского меча. Он был не трус, и мог бы бороться голыми руками против Тириана и гнома, будь в этом нужда, но он не мог сражаться с орлом и единорогом. Он знал, что орлы налетают на человека, выклевывают глаза и ослепляют крыльями. И он слышал от своего отца (который встречался с нарнийцами в битвах), что с единорогом может сражаться лишь тот, у кого есть стрелы или длинное копье. Единорог становится на задние ноги, когда нападает, и приходится иметь дело одновременно с копытами, рогом и зубами. Поэтому Ришда отпрянул в толпу и закричал:
– Ко мне, ко мне, воины Тисрока, да живет он вечно! Ко мне, все верные нарнийцы, а не то гнев Ташлана падет на вас.
Тут одновременно случились два события. Обезьян не мог справиться со своим ужасом так быстро, как тархан. Секунду или две он еще сидел, скрючившись позади огня и уставившись на новоприбывших. Тириан ринулся на жалкое создание, схватил его за загривок и потащил назад к Хлеву с криком: «Откройте дверь!» Поджин распахнул дверь. «Войди и выпей свое собственное зелье, Хитр», – воскликнул Тириан и швырнул Обезьяна в темноту. Но как только гном одним ударом захлопнул дверь, слепящая зеленовато-голубая молния сверкнула из Хлева, земля покачнулась, раздался странный шум, клекот и резкий крик, как будто кричала какая-то огромная охрипшая птица. Звери застонали, заревели и закричали: «Ташлан! Спрячьте нас от него». Многие попадали на землю и спрятали морды в крылья и лапы. И никто, кроме орла Остроглаза, не заметил, какое лицо было у тархана Ришды. Остроглаз понял, что тархан удивлен и испуган не меньше, чем все остальные. «Так бывает со всяким, – подумал Остроглаз, – кто вызывает богов, в которых не верит. Что с ним будет, когда они действительно придут?»