Я часто рассказываю студентам о культурных, утонченных японцах, которые в разные сезоны выезжают на природу — любоваться то цветущей сакурой, то летним звездным небом, то осенью хризантемами. Но ведь и нас родители приучали к тому же! Писатели целыми компаниями — Шамякины, Макаенки, Кулаковские, Василевские — выезжали весной — смотреть разливы рек, в основном Березины и Немана, собирать вербу, подснежники и другие цветы; осенью — по грибы и клюкву. Но скорее — «на костер». В 1950-е годы еще не были распространены шашлыки (началось поветрие с 1960-х), а жарили на кострах в основном сало и пекли картошку. И это доставляло огромное удовольствие и детям, и взрослым.
Карповы обязательно делали для Люды миниатюрные садики — чем не японский бонкэй! — на подносе во мху грибки, веточки брусники, красивые листочки, камешки. Так формировали у дочери художественный вкус и любовь к природе.
Замечу, что ездили-то на собственных машинах — они были только у элиты. Но дороги — ужасные. В 1950-е годы готово было довольно узкое тогда шоссе «Брест—Москва». Все остальные дороги — неизбывное впечатление детства — всегда в бесконечных объездах, они только строились. На сельских и лесных грунтовых, когда мы ездили к папиным родителям, вообще «сидели» в грязи часами, ожидая проезжавшего грузовика, чтобы вытянул. Тем не менее ездили часто. Всегда на курорты — на своих машинах. В Одессу Шамякин поехал, еще не умея водить. В Крым, в Прибалтику — считалось нормой.
Хотя отцу-водителю было сложно, а мы доезжали от Юрмалы до Минска за один день, но зато дети имели возможность многое посмотреть. Так, по дороге из Одессы Олейники повезли белорусских гостей в Умань, в знаменитый парк Софиевка, основанный графом Потоцким. Парк не был еще полностью восстановлен после войны, но все равно производил огромное впечатление. Еще запомнился на Украине высоченный курган, сплошь насыпанный, словно богатыри постарались, из огромных валунов — видимо, это был остаток Змиевых валов, о происхождении которых и сегодня спорят ученые. Сохранился ли ныне тот курган, ведь камни сегодня нувориши широко используют при строительстве своих дворцов?
У нас в Беларуси тоже было что посмотреть даже тогда. В начале 1960-х годов Шамякины, Карповы и Ходкевичи, уже не на «Победах», а на «Волгах», как-то отправились на Брестчину. В то время на машинах еще пускали в Беловежскую пущу, и мы там даже ночевали, постоянно опасаясь нападения зубров. Но видели их только в вольере рядом с музеем пущи. Кстати, мой отец всю жизнь дружил с директором Беловежской пущи, а впоследствии заместителем министра лесного хозяйства, Владимиром Романовым, тоже ветераном Великой Отечественной войны.
Осмотрели мы тогда и Брестскую крепость, где еще не создали скульптурный комплекс; и лазили на верх Белой вежи. Но, конечно же, туристических объектов, бережно отреставрированных, культурно обустроенных, как сегодня, тогда еще Беларусь практически не имела: недавно кончилась война, многие здания — в руинах, денег на все не хватало. Хотя вокруг Ленинграда, скажем, дворцы в пригородах — Петергофе, Ломоносове, Павловске — стали восстанавливать после войны, и заняло это несколько десятков лет. Стоило бы помнить, что начинали — сразу после освобождения страны. Это меня всегда поражало: казалось — до того ли?
Приученные к путешествиям, сначала на машинах, мы в отрочестве и юности стали пешими туристами. Например, пешком ходили на Нарочь и обошли озеро вокруг. О маршрутах вокруг Минского моря и говорить нечего. Среди моих коллег-преподавателей были такие завзятые туристки, что однажды две из них за лето пешком дошли до Волгограда!
Существовали пешие походы выходного дня. Отдыхая на курортах, мы никогда не валялись на пляжах среди развязной московской публики, а всегда обходили окрестности или ездили на экскурсии.
Кроме туризма были в советское время и другие виды отдыха. Шамякину нигде так хорошо не работалось и не отдыхалось, как в Терюхе. Он писал всегда только до обеда. А после — поездки на машине в лес по грибы и ягоды, на Сож и в луга, регулярно — в Гомель, Чернигов и Киев. К нам в Терюху очень часто приезжали гости — коллеги-писатели: русские, ехавшие из Ленинграда отдыхать в Одессу и Крым, и украинские — те путешествовали в Прибалтику, в Ленинград и Москву. Особенно часто заезжали именно украинцы — шумные, говорливые, остроумные. Степан Олейник, удивительно похожий на Тараса Бульбу, очень любил нашу семью, приезжал в Терюху с женой и приемной дочерью Олесей именно в гости, а не как-то проездом.
В Терюхе для гостей устраивались рыбалки на Соже и на его старицах с удивительными славянскими названиями — Казара, Качье; походы в тогда достаточно дремучие леса. Шамякины любили «угощать» и экзотикой: возили на одно из озер, где рос, думаю, доледниковый реликт — водяной орех чилим: плоды у него черные, колючие, а вареные вкусом похожи на пищевые каштаны.
Белорусские писатели, ездившие на южные курорты, тоже обязательно ночевали в Терюхе. Некоторые просто, как и Олейники, приезжали пожить — Андрей Макаенок, Алексей Кулаковский, Владимир Карпов — почти всегда с семьями.
Все молодые, веселые, шутливые. Помню постоянные розыгрыши, подначки, явную страсть некоторых литераторов к авантюрам. Никаких телевизоров тогда в деревне не водилось, и как же без них красиво и интересно жили!
Размещались на чердаке, всегда заполненном сеном, или спали в машинах. Никто не обращал внимания на отсутствие привычного комфорта. Жили радостно и приязненно — к природе, деревенским людям, друзьям...
Особенно часто заезжал Андрей Макаенок, родина которого недалеко — на Рогачевщине, и с ним обычно ездили на Сож. Родители обязательно брали меня, Лину и брата. Незабываемые там пейзажи: необъятные луга и дубравы около извилистой — не могучей, но достаточно полноводной и широкой — реки, по которой скоро стали ходить из Гомеля в Киев «Ракеты». Довольно часто выбирались на живописные старицы Сожа.
Папины знакомые лесники пропускали его с гостями в такие глухие места, куда в то время ездить запрещалось, — видимо, таились в густых борах какие- то военные объекты. Сегодня, знаю, там сплошные туристические базы и Дома отдыха. Тогда — укромные уголки, а в старицах — полно рыбы. Шамякин и Макаенок пристрастились аристократично ловить на спиннинги — им почему- то не очень везло, но охоты не отбивало.
В головах молодых Ивана Петровича и Андрея Егоровича постоянно возникали какие-то авантюрные прожекты. С большим энтузиазмом они каждое лето обсуждали будущий пеший поход по Беларуси. Все ж таки в молодости Шамякина не покидала жажда передвижения — при всей его любви к оседлости, домашней уютности (притом скромной). Над планами писателей их жены только усмехались. И правда: друзья активно собирались тридцать лет, но так и не отважились отправиться в дорогу.
Уже в 1990-е годы я знала молодую пару — журналистов, которые пешком обошли Беларусь по диагонали и по периметру, не раз совершали паломничество в Полоцк. Когда-то паломничество было нормой. Мой глубоко верующий прадед каждое лето ходил, еще до революции, из Терюхи в киевскую Лавру. Может, потому и нас, его потомков, что-то звало в путешествия, а в Киев тянуло буквально ежегодно. Меня — еще посозерцать, не в паломничество, мою дочь Машу — уже именно с этой целью.
О посещении элитой церквей по зову сердца в советское время речь, конечно, не шла. Наслаждались как художественными объектами. Но к природе отношение оказалось именно благоговейным. Многие писатели, художники, партийные работники были в то время рыбаками и охотниками. Я знала и страстных приверженцев «третьей охоты» — заядлых грибников. Среди хорошо мне знакомых — Олег Лойко, Иван Науменко. Интересно, что кто-то свое увлечение смог передать детям, кто-то — нет. Но вообще бродить по лесу, находя в этом наилучший отдых, любили очень многие.
Бывших деревенских парней и девчат тянуло к земле, к сельской идиллии. Именно потому они завели дачи под Минском. Как правило, все они сами высаживали плодовые деревья и кустарники, и в садоводстве находили радость. Отец запрещал вырубать совершенно выродившиеся яблони — считал живыми.
Художники больше стремились к оригинальному оформлению домов, дач, например, народная художница Беларуси Нелли Счастная, семья Ларисы Мележ и Бориса Семилетова, наших соседей по даче. Они постоянно находились в поиске необычных решений, деталей. Все это было, однако, принципиально не то, что проявилось позже, во время бума строительства коттеджей и особняков в 1990-е годы у представителей разной торговой и прочей мафии. Именно мафии, потому что за трудовые деньги трехэтажный особняк с бассейнами и теннисными кортами не построишь. Достаточно сравнить дачи настоящей элиты, которая имела при социализме большие гонорары, и нынешние дворцы.
