— Что сегодня на ленч? — улыбнулся Джейсон, не видя и следа слез, которые его мать только что проливала. Он был точной копией молодого Джека. Александра тоже была на него похожа, хотя у обоих были рыжие, унаследованные от Джейн волосы.
Повернувшись к ребятам спиной, чтобы они не заметили, что у нее влажные глаза, Джейн достала из холодильника поднос с заранее приготовленными сандвичами: с ветчиной, колбасой, индюшатиной и паштетом. Забрав все это и три упаковки кока-колы, молодежь удалилась, а Джейн со вздохом села за кухонный стол. Все было кончено. Для нее все было кончено. Джек все-таки победил, сам того не зная. И вдруг, словно ему передались ее мысли, она услышала на подъездной дороге шум машины и, выглянув в окно, увидела знакомый серебряный «Мерседес» и Джека, который, остановив автомобиль, бодро выскочил из кабины. Он все еще выглядел очень молодо, его светлые волосы скрывали седину, которая уже появилась, Джейн это знала. Спортивный, в хорошей форме, он выглядел гораздо моложе своих сорока трех лет, но в глазах его было что-то недоброе, в линии губ появилась какая-то твердость, которой не было прежде. Джек был внешне хорош собой, однако ему недоставало теплоты, и даже сейчас, войдя в открытую дверь кухни, он не улыбнулся жене, не заметил печали в ее глазах. Да он в них, в общем-то, никогда и не заглядывал.
— Привет, ты какими это судьбами? — улыбнулась Джейн.
Джек, стоя к ней спиной и доставая из холодильника пиво, ответил:
— У меня недалеко отсюда была деловая встреча, вот я и решил заехать домой на ленч.
Он повернулся, оглядел ее от шеи вниз, ослабил галстук и отхлебнул пива прямо из банки. Потом бросил пиджак на стул, и Джейн увидела, как под рубашкой у него играют мышцы. Джек почти ежедневно после возвращения с работы играл в теннис. Он и Джейсон были великолепны на корте. Джейн так и не стала хорошей теннисисткой, муж и сын терпеть не могли играть с ней.
— Ты сегодня не работаешь в больнице?
— У меня перерыв на лето. Ты забыл? Она снова улыбнулась. На этот раз Джек ответил ей тоже улыбкой:
— А, да. Вечно я забываю.
Он разглядывал зрелое, сочное тело жены и, похоже, потерял интерес ко всему остальному.
— Загорала у бассейна?
Джек хорошо их обеспечивал, всем обеспечивал: бассейном, машинами, одеждой; каждый год снимал дом в Ла Джолла, возил на рождественские каникулы на Гавайи, но все-таки Джейн казалось, что он очень много недодает, многим не делится. Он всегда был таким отстраненным и никогда не говорил с ней по душам.
— Я приглядывала за ребятами.
Их разговоры почти всегда ограничивались одними банальностями. Джек никогда не рассказывал ей о своей работе, не считал нужным, и редко говорил о своих сотрудниках.
— Ты купила то, что мне нужно к поездке в Ла Джоллу?
Ранее он вручил Джейн точный список рыболовных принадлежностей, которые хотел в этом году обновить.
— У меня не было времени. Сегодня пополудни этим займусь.
Но вдруг ее охватило чувство, будто мир рухнул. «А разве нет?» — думала она, в то время как Джек подошел и коснулся двумя пальцами низа ее маленьких черных эластичных трусиков. Он нащупал то, что хотел, и погрузил пальцы глубже, причинив ей боль, но она ничего не сказала.
— А на кое-что другое у тебя есть время? Это был риторический вопрос. Она никогда не говорила ему «нет». Джек уже отставил пиво и освободившейся рукой схватил ее грудь. Целуя жену взасос, кусая ей губы, он спросил:
— Трахнемся?
В последнее время Джейн привыкла к подобной манере. Грубое поведение мужа во время полового акта уже ее не шокировало и не удивляло. Просто Джек таким стал. Когда они только познакомились, все было иначе. Он был ласковее, однако после женитьбы постепенно менялся. Порой казалось, что он одержим тем, чтобы овладеть ею или войти в нее глубже и сильнее. Джек вел себя так, даже когда она была беременна, что иногда вызывало у нее страх, но все как-то обошлось. Врачу она постеснялась тогда сказать о своих опасениях.
Теперь Джек привлек ее к себе, терся об нее, кусал ее нижнюю губу. Потом он на мгновение оторвался и заметил:
— Знаешь, я все-таки рад, что заехал домой. Это лучше ленча в городе.
Джейн рассмеялась, но глаза ее в этот день не улыбались. Джек схватил ее за руку и повел по коридору в спальню, которая находилась в дальнем конце дома. Он сам так запланировал, и Джейн порой думала, что муж так сделал, чтобы дети не слышали звуков, долетавших из спальни родителей.
Когда они вошли в спальню, Джек захлопнул дверь и закрыл ее на ключ. Он никогда не опускал на окнах жалюзи, впрочем, дети и так не могли бы ничего увидеть, находясь в бассейне, да и Джейн с радостью отвела взгляд на деревья, когда он грубо опрокинул ее на пол и сдернул с нее купальник. Расстегнув лишь «молнию» на брюках, он безо всяких прелюдий, без ласк вошел в нее. Руками он, как всегда, грубо мял ей груди, а потом стал кусать соски. Случалось, он кусал их до крови, но на этот раз только теребил, пока Джейн сама не возбудилась и не стала тихо стонать в его руках. Затем, к ее удивлению, он отстранился, некоторое время ласкал ее губами, после чего обеими руками широко развел ей ноги и снова вошел, на этот раз окончательно; издал громкий крик, потом длинный мягкий стон и затих на ней. Удовлетворенный, довольный собой, он напоследок касался пальцами грудей жены и не видел слез, которые медленно текли из ее глаз.
Глава 5
Джейн вошла в знакомый съемочный павильон с тяжелым чувством. Она видела лица хорошо ей знакомых плотников, звукооператоров, осветителей, с которыми работала годами. Все они были ей дороги. Она пекла для них печенье, приносила пирожные, вязала какие-то вещицы для их детей. Она любила их всех и нуждалась в них. Нуждалась, потому что чувствовала себя с ними хорошо. Они были ее семьей, как и ее дети. Эти люди были ее единственными друзьями, а теперь она их теряла.
Атмосфера была мрачной, никто в этот день ее не приветствовал. Все знали, что грядет. Жертвы были уже предупреждены. Джейн пришлось подавлять слезы, когда с ней говорил режиссер. Он описал сцену, рассказал о предстоящей «автокатастрофе» и ни словом не обмолвился, как поступает с ней в реальной жизни, что отнимает у нее роль, которую она лелеяла на протяжении десяти лет. В самом деле, это был первый день ее одиннадцатого сезона работы в сериале. Первый и последний. Джейн даже не хотела вспоминать, как все начиналось. Мысленное возвращение к тем дням было для нее невыносимо.
Она пошла наверх, в свою гримерную, и собрала в привезенный чемодан вещи: четыре черных парика, свитер, спортивный костюм, шорты, которые иногда надевала в перерывах, пару тапочек и несметное количество баночек с гримом и бутылочек с лаком для ногтей. Все это она паковала, а сама молилась, чтобы сыграть последнюю сцену и не впасть в истерику. Джейн знала, в какой шок сцена повергнет телезрителей, и, как и Лу, считала, что режиссер совершает большую ошибку. Но слово было сказано, к Рождеству все старые персонажи должны уйти.