– Прошу прощения, – прервала Берил. – Мистер Читтеринг – полноватый, довольно некрасивый мужчина с любопытным взглядом? Читает книгу о том, как писать пьесы?
– Ну, – промолвил командор Ренуик, – что касается его внешности…
– Так я и знала! – кивнула Берил. – Деревенский сплетник!
Очевидно, командор Ренуик, хотя и проводил много времени за стойкой бара, не забывал, что он офицер и джентльмен. Он принял чопорную позу, смотревшуюся слегка неуклюже из-за пустого рукава.
– Э-э… прошу прощения?
– Все персонажи пьесы появляются в реальной жизни! – обреченно произнесла Берил. – Если старик потеряет голову и попытается застрелить… – Предупреждающий взгляд Денниса заставил ее умолкнуть.
Какое-то время слышался только стук колес. Командор Ренуик открыл рот, собираясь что-то сказать, но передумал. Однако вскоре он нарушил молчание:
– Мистер Читтеринг, безусловно… э-э… любит поговорить. Этого не могут отрицать даже его лучшие друзья. – Он снова улыбнулся. – Но я хотел сообщить вам, мисс Уэст, что, боюсь, мы никого не можем поселить в «Кожаном сапоге».
Берил вскочила на ноги.
– Понимаете, – быстро продолжал Ренуик, – в нашем районе много лет находилась военная школа, и это была запретная зона.
– Но…
– Поле для гольфа в хорошем состоянии, так как им пользовались подчиненные полковника, а с берега убрали мины и колючую проволоку. Но я пытаюсь отремонтировать старый отель, а это требует времени. Разумеется, следующей весной я буду счастлив…
– Но у вас уже есть… – Берил снова сдержалась.
– Да, – кивнул Ренуик. – У нас уже есть один постоялец. Некий мистер Брюс Эджертон из Лондона. Я предоставил ему спальню и гостиную, но, откровенно говоря, жалею об этом.
У Денниса пересохло в горле.
– Почему?
– Потому что, – ответил командор Ренуик, – я не хотел бы видеть, как его линчуют.
– Линчуют? – воскликнула Берил.
«Мы втягиваемся в ситуацию, – думал Деннис, – которая ухудшается с каждым стуком колес».
– Вчера, – продолжал командор Ренуик, – кто-то швырнул в него камнем из-за изгороди, попал в висок и едва не сбил с ног. Атмосфера не покажется вам… э-э… умиротворенной. Еще раз простите за вторжение.
Снова вежливо улыбнувшись и подняв шляпу, словно чтобы продемонстрировать серебряные пряди в густых темно-каштановых волосах, он повернулся и неловко шагнул к двери.
– Командор Ренуик! – окликнула Берил.
Мужчина остановился и обернулся.
– Я не рассчитываю на ваше понимание и сочувствие…
– Моя дорогая леди!
– Но, пожалуйста, поверьте, что для нас крайне важно остановиться в этом отеле. Сейчас я не могу объяснить причину, но это, вероятно, для меня важнее всего на свете. Не могли бы вы предоставить нам любые места хотя бы на одну ночь?
Ренуик колебался, разглядывая Берил из-под слегка набрякших век. Длинные пальцы его правой руки теребили кожаную пуговицу пиджака.
– Вы согласны терпеть неудобства? – спросил он наконец.
– Кто не терпит их в наши дни?
– Ну, посмотрю, что я могу сделать.
– Благодарю вас, командор Ренуик!
– Не за что. А этот джентльмен…
– Мистер Фостер. Он… мой солиситор.
Ренуик кивнул.
– Конечно, вы знаете вашу станцию?
– Нашу станцию?
– Вам не нужно ехать в Олдбридж, – объяснил Ренуик. – Сойдете в Сикрест-Холте, примерно за милю от города. Боюсь, я не могу вас сопровождать – я оставил свой автомобиль в Олдбридже и должен его забрать. Но если вы пройдете через поле для гольфа, прямиком попадете в отель. Он на самом берегу. Только, пожалуйста, будьте осторожны.
– Что вы имеете в виду?
– Только то, что сказал, мисс Уэст. Будьте осторожны.
Снова улыбнувшись, Ренуик вышел в коридор и закрыл дверь. Паровоз загудел опять, когда он зашагал по коридору в сторону купе мистера Читтеринга.
Берил стояла неподвижно с открытой пудреницей в одной руке и с сумочкой в другой. Потом она взмахнула руками, рассыпав пудру. И заговорила испуганным хриплым голосом:
– Боже мой! Боже мой! Боже мой!
Берил не объяснила смысл своего возгласа, но Деннис думал, что понимает его. Ее била крупная дрожь.
Глава 9
К востоку с насыпи железнодорожного полотна в Сикрест-Холте, где они стояли, открывалась обширная панорама. Было четверть пятого, и день клонился к сумеркам. С Северного моря дул прохладный ветер, донося легкие брызги подступающего прилива.
Он дул через покрытый галькой берег мимо ветхого строения, некогда белого с зелеными ставнями, которое могло быть только отелем «Кожаный сапог», вдоль низеньких покатых холмиков поля для гольфа с бункерами, похожими на доисторические могилы, поблескивающими белыми песочными ловушками[22] и зелеными лужайками под красными флажками, беззвучно шевеля влажными пожелтевшими листьями деревьев.
– Уф! – произнесла Берил.
Никто, кроме нее и Денниса, не сошел в Сикрест-Холте. Точнее, они никого не видели. Звук поезда замер в направлении Олдбриджа, сменившись тишиной.
– Берил, – резко заговорил Деннис, – что ты собираешься сказать Брюсу?
– Не знаю, – ответила она так же резко.
– Ты не намерена сообщать ему нелепую идею, будто он – Бьюли?
Какое-то время Берил не отвечала. Они спустились с насыпи по деревянным ступенькам, и море скрылось из вида. Полустанок выглядел заброшенным. Семафор не проявлял признаков жизни, собаки не лаяли. Деннис и Берил пересекли дорогу, за которой находилось открытое пространство, а пройдя через прореху в изгороди, очутились на краю поля для гольфа.
Возможно, ощущение одиночества побудило Денниса к откровенности.
– Берил, – спросил он, – ты сильно влюблена в Брюса?
– Боюсь, что да.
– А ты по-прежнему будешь любить его, если он окажется… ну, ты знаешь?
Берил повернула к нему бледное лицо:
– Если он окажется Бьюли, я убью его собственными руками.
– Полегче, Берил!
– Я говорю серьезно. Не знаю, хватит ли мне духу, но я попытаюсь. Когда я думаю об этих женщинах, чьи тела где-то гниют…
– Но мы же не знаем, как Бьюли избавлялся от тел! Вот что сводит всех с ума. Ты же не думаешь, что Брюс мог изобрести способ заставить тела распадаться на мельчайшие частицы?
– По-твоему, Деннис, моя идея нелепа?
– Да!
– Если так, объясни мне, почему сэр Генри Мерривейл так говорил? Почему он расставил ловушку для Брюса?
– Какую еще ловушку? – запротестовал Деннис. – Это всего лишь манера разговора Г. М. Он ничего под этим не подразумевал. Вероятно, сейчас он уже напрочь забыл о деле.
– Думаешь? – Берил указала вперед.
Ибо первым, кого они увидели в Сикресте, был сэр Генри Мерривейл.
Сначала великий человек не замечал их. Он стоял под ветвями каштана лицом к полю в широченных брюках-гольф, которые являли собой вкупе со шляпой-котелком кошмарное зрелище, способное заставить отшатнуться даже самых стойких. В одной руке он держал тяжелую сумку с дюжиной клюшек. Но Денниса поразило его странное поведение.
Казалось, внимание Г. М. сосредоточено на чем-то находящемся в ветвях дерева. Он смотрел вверх, а тем временем его правая нога, словно отделенная от тела, потихоньку двигалась, пока не коснулась застрявшего в канавке мяча и не вытолкнула его оттуда.
– Хм! – громко произнес сэр Генри Мерривейл и с видом заново родившегося, добродетельного и целеустремленного человека стал вытаскивать из сумки клюшку, когда новый звук заставил его конвульсивно вздрогнуть.
– Я наблюдаю за вами! – послышался грозный голос с шотландским акцентом, и мистер Доналд Фергас Мак-Фергас, точно дух совести, вышагнул из-за ближайшего дерева.
Неоднократно отмечалось, что Г. М., когда ему требовалось ввести кого-либо в заблуждение по серьезному поводу, мог выглядеть бесстрастно, как деревянный индеец. Другое дело – мелкая ложь. Выражение оскорбленного величия на лице со съехавшими на нос очками не обмануло бы даже младенца.
– Не знаю, о чем вы говорите, – заявил он.
– Отлично знаете, – возразил мистер Мак-Фергас. – Я бы не взял на себя ваши грехи за все миллионы Рокфеллера! Неужели вы не религиозный человек?
– То есть как это? Я религиозен как черт! Я…
– Мало того, – продолжал мистер Мак-Фергас, – что вы бьете по мячу за пределами поля, что вы называете не те очки, что вы выходите из себя при каждом промахе, так вы еще…
– Слушайте, сынок. Вы обвиняете меня в жульничестве?
– Да!
Отшвырнув сумку, Г. М. с клюшкой в руках подошел к мячу, лежащему на краю поля, и указал на него клюшкой. Выражение его побагровевшего лица под шляпой-котелком было неописуемо злобным.
– Посмотрите на него! – рявкнул Г. М.
– Смотрю.
– Он живой! Он ухмыляется! Сынок, в одном мяче для гольфа сосредоточено больше подлости, чем в сборище кайфующих гестаповцев.
Брюхо Г. М. начало вздрагивать.
