— Обойдусь без твоих артистов.
— Ну что ты цепляешься за этого юнца?
— Потому что знаю его. А что молод — мы с тобой тоже не стариками родились.
Никитин сказал и поморщился. Не привык он себя в ранг стариков заносить. Но ничего не поделаешь: скоро сорок стукнет — самый пожилой на лодке. Так уж жизнью заведено: подводная служба — удел молодых.
Из рубочного люка выпрыгнул старшина-радист. Лихо отрапортовал:
— Товарищ капитан первого ранга, штаб передал: «Двенадцать ноль-ноль, квадрат восемь».
Сомов взглянул на часы:
— Времени на переход — в обрез. Отправляйся в путь, командир.
— Погоди минутку. — Никитин склонился над люком: — Боцман!
На мостике показался коренастый моряк с эмблемой главного старшины на берете.
— Выбросьте буй, — приказал ему Никитин.
Вскоре у борта лодки заплясал на волне разрисованный белыми и красными полосами поплавок.
— Это еще зачем? — рассердился комбриг. — Лишнее имущество накопил?
— После подберем.
— Да уж, подберешь. Вот прикажу его стоимость из твоего кармана покрыть — будешь ценить казенное добро.
Лодка погрузилась. Спустившись в центральный пост, Сомов и Никитин уселись в креслах возле шахты перископа. В отсеке — тишина. Когда лодка идет под водой, люди неразговорчивы. Словно многометровая морская толща давит не только на корпус корабля, но и на сознание его обитателей.
Неподалеку от Сомова сидят рулевые. Он пригляделся к их работе. Стараются моряки, и выучка чувствуется. Ни одного лишнего движения. Вдруг Сомов уловил еле внятный говор.
— Комбриг нашему штурману экзамен устраивает, — прошептал один из моряков.
Офицер вспомнил: этот матрос стоял у штурвала на мостике.
— Для него, как и для всех нас, каждый поход — экзамен, — столь же тихо отозвался боцман, передвигая манипуляторы горизонтальных рулей. — А вы, чем болтать, ровнее бы курс выдерживали. Это лучшей помощью будет нашему лейтенанту.
От долгого сидения затекли ноги. Комбриг встал, прошелся по отсеку. Остановился за спиной штурмана. Его рабочее место — тесный, загроможденный приборами закуток в углу отсека. На низком столе развернута карта. В бронзовом стаканчике дюжина остро отточенных карандашей. Штурман согнулся над столом. Даже не видя его лица, можно определить, что он очень молод. Тонкая мальчишеская шея, острые плечи. Одет штурман в темно-синий китель. Поеживается от холода, а куртку не надевает. Только лейтенантам свойственно такое щегольство.
Крутов производил какие-то расчеты на листке бумаги. Ошибаясь, стирал цифры резинкой. Одни лишь штурманы пользуются резинкой, работая даже с черновиком. Аккуратнейший народ!
— Товарищ капитан второго ранга, — не оборачиваясь произнес лейтенант ломким высоким голосом, — через десять минут будем в точке.
— Хорошо, штурман, — откликнулся Никитин. — Объявляю боевую тревогу.
«А здорово он доверяет ему, — подумал комбриг. — Прокладку курса так ни разу и не проверил».
— Слышу шум винтов. Пеленг сорок, — доложил гидроакустик.
Нет, на этот раз не ошибся лейтенант. Вывел лодку точно в назначенный район, где ее дожидались надводные корабли, участвующие в учении.
— Итак, товарищ комбриг, с вашего разрешения приступаем. — Никитин сбросил реглан и поплевал на руки, как заправский забияка, вступающий в драку. — Померяемся, приятели, кто кого!
Гидроакустик все докладывал о кораблях, шедших по направлению к лодке. Их было много. Никитин покачал головой:
— Это что же, всех «охотников» против нас бросили?
— Знают, что иначе Никитина не поймать, — засмеялся Сомов.
Шум винтов уже различали все, находившиеся в отсеке. Разноголосый, грозный, он нарастал, приближался.
— Ну что ж, потягаемся! — расправил плечи Никитин. — Право руля! Боцман, на погружение, глубина восемьдесят!
Лодка беспрерывно маневрировала. Возбуждение боя охватило подводников. Общее настроение передалось и комбригу.
— Еще, еще левее! — крикнул он рулевому, когда шелест винтов настигал лодку с кормы.
— Товарищ Сомов, командую кораблем я! — мягко напомнил ему Никитин.
Сомов в сердцах махнул рукой. Действительно, забылся. Встав в сторонке, он больше не вмешивался.
Палуба дернулась. По команде Никитина электрики враз остановили двигатели, а затем дали задний ход. Шум кораблей пронесся над лодкой. Где-то впереди захлопали учебные глубинные бомбы. Взрывы были слабые: бомбы упали далеко по курсу.
— Ловко одурачил ты их, Павел Иванович! — восторженно отметил Сомов.
Но противолодочные корабли все не отставали. Лодка продолжала увертываться от ударов. То и дело бухали взрывы. Все далеко. Так лодку не поймать!
Из любопытства Сомов подошел к штурману. Тот работал с лихорадочной поспешностью. В руках у него карандаш сменялся транспортиром, циркулем, вычислительной линейкой. Ему надо было отразить на карте каждый поворот, каждое изменение хода. Тонкая паутинка курса на карте, ранее прямая, как натянутая струна, превратилась в клубок.
«Да, друг, вряд ли тебе в этой путанице разобраться», — подумал комбриг, и ему немного стало жалко лейтенанта. Испытание слишком тяжелое для начинающего штурмана. Как бы веру в свои силы не потерял. А парень, видать, дельный, настойчивый…
— Все! — громко выдохнул Никитин, вытирая платком вспотевший лоб. Обветренное лицо его сияло задорной радостью. — Вырвались, честное слово, вырвались!
— Кораблей не слышно, — в подтверждение его слов сообщил акустик.
Сомов от души пожал Никитину руку:
— Молодец, Павел!
— Нельзя иначе при начальстве. А то признает еще, что, и командира надо заменить каким-нибудь бригадным артистом!
Никитин повернулся к Крутову:
— Курс домой, штурман. Всплывем там же, где погружались.
— Есть, всплыть в той же точке! — спокойно ответил лейтенант.
В отсеке опять наступила тишина. Только из угла, где сидел штурман, доносились щелчки лага, отсчитывавшего кабельтовы пройденного пути.
— Пойдем закусим, Матвей Тимофеевич, — предложил Никитин. — Видишь, бачки понесли. Обедать время.
За столом кают-компании разговор велся о только что закончившемся учении. Заместитель командира по политической части, старпом, инженер-механик обменивались впечатлениями о действиях моряков на боевых постах, шутили над своими переживаниями. Неожиданно для комбрига штурман оказался интересным собеседником. Он с юмором разбирал ошибки «противника». Наблюдения его были глубокими и меткими.
Сейчас Сомов внимательно рассмотрел его. Не такой уж он хрупкий, как вначале показался. Пышет здоровьем. На щеках завидный румянец и глаза живые, с хитринкой. Комбригу он все больше нравился. Из этого выйдет толк. Только нужно бережнее относиться к нему. Не прав Павел, что сразу наваливает на лейтенанта непосильную ношу. Ну разве справиться ему с прокладкой курса в таком сумасшедшем танце, который закатил Никитин? Тут и у опытного штурмана голова кругом пойдет. И конечно, Крутов и сам сейчас сомневается в своих расчетах, но признаться в этом не хочет.
Так думал командир бригады и решил пособить лейтенанту.
— Павел Иванович, — предложил он Никитину, — может, всплывем на пару минут? Пусть штурман определится по радиомаякам. И ему облегчение, и у тебя на душе будет спокойнее.
Реакция на его слова была совсем не такой, как он ожидал. Смолкли все за столом. Штурман побледнел, и в его глазах комбриг прочел горечь и обиду. Лейтенант что-то собирался сказать, но его опередил командир корабля:
— Нет, всплывать раньше времени не будем. Сомнения в точности прокладки у нас нет.
Штурман попросил разрешения выйти из-за стола и исчез в люке переборки.
«А малый самолюбивый, — проводил его взглядом Сомов. — И горячий. Под стать Никитину».
Лодка всплыла после того, как штурман коротко доложил командиру:
— Пришли!
Сомов и Никитин выбрались на мокрый мостик. Туман рассеялся. Солнце уже клонилось к горизонту, но после электрического освещения отсека все вокруг было настолько ослепительно, что резало глаза.
— Слушай, Павел, — сказал Сомов, — так и быть, бери с собой в поход своего штурмана. Но черкни мне пару строк, что он тебя вполне устраивает. Это так, для успокоения совести. Ведь надо мной тоже начальство есть.
— Значит, письменную характеристику требуешь? Эх, Матвей, Матвей! Обюрократился вконец!
— Лево по курсу — буй! — прозвенел голос сигнальщика.
На малом ходу лодка приблизилась к красно-белому шару. Боцман уже поджидал его, примостившись на откинутом руле глубины.
Будто подстегнул кто-то комбрига. С юношеской ловкостью он сбежал по скоб-трапу и кинулся на нос лодки к боцману. Взяв из рук главного старшины поплавок, Сомов изумленно разглядывал его.
