— А именно?
— Клоуды. Скажем, я пойду к ним. «Простите, не будет ли вам интересно узнать, что покойный Роберт Андерхей благополучно живет и здравствует?»
Они клюнут немедленно.
Дэвид сказал презрительно:
— С них вы ничего не получите. Они все до единого сидят без денег.
— Да, но существует такая штука, как соглашение. Столько-то наличными в тот день, когда будет доказано, что Андерхей жив, а миссис Гордон Клоуд на самом деле все еще миссис Роберт Андерхей, и, следовательно, завещание Гордона Клоуда, составленное до его женитьбы, остается в полной силе…
Несколько минут Дэвид сидел молча, затем спросил напрямик:
— Сколько?
Ответ прозвучал столь же прямо:
— Двадцать тысяч.
— Исключено! Моя сестра не может трогать капитал. Она имеет только проценты.
— В таком случае — десять тысяч. Это она достанет с легкостью. Ведь имеются драгоценности, верно?
Дэвид помолчал, затем неожиданно сказал:
— Ладно.
На мгновение его собеседник растерялся. Его, казалось, удивила легкость победы.
— Никаких чеков, — резко сказал он. — Платить наличными.
— Вы должны дать нам время достать деньги.
— Пожалуйста, сорок восемь часов.
— Давайте до вторника.
— Хорошо. Вы принесете деньги сюда. — И прежде чем Дэвид успел ответить, добавил:
— Я не назначаю встречу в уединенной роще или на пустынном берегу реки, не думайте. Вы принесете деньги сюда, в «Олень», в девять часов вечера, во вторник.
— А вы подозрительны, я вижу.
— Я знаю свое дело. И знаю таких, как вы.
— Значит, договорились…
Когда Дэвид спускался по лестнице, его лицо пылало от гнева.
Беатрис Липинкот вышла из комнаты, на которой стояла цифра четыре.
Между номерами четыре и пять находилась дверь, которую очень трудно было заметить, так как ее скрывал большой шкаф.
Щеки мисс Липинкот горели, и глаза блестели от приятного возбуждения.
Она поправила свою пышную прическу чуть-чуть дрожащей рукой.
Глава 10
«Шепердс-Корт» представлял собой большое здание с роскошно обставленными квартирами и сравнительно неплохим обслуживанием. Не пострадавшая от вражеских налетов, эта своеобразная гостиница тем не менее несколько снизила свой уровень в сравнении с довоенным. Обслуживание, которое предоставлялось постояльцам, не было уже прежним обслуживанием.
Там, где раньше было два носильщика в униформе, теперь работал один. В ресторане по-прежнему сервировали обеды, завтраки и ужины, но наверх, в квартиры, подавались только завтраки.
Квартира, которую снимала миссис Гордон Клоуд, находилась на третьем этаже. Она состояла из гостиной со встроенным буфетом, двух спален со стенными шкафами и ванной комнаты, сияющей кафелем и хромом.
По гостиной метался Дэвид, а Розалин сидела на диване и следила за ним глазами. Она была бледна и казалась испуганной.
— Шантаж! — бормотал он. — Шантаж! Боже мой, разве я из тех людей, которые позволяют себя шантажировать?
Она покачала головой — растерянная, обеспокоенная.
— Если бы я знал! — говорил Дэвид. — Если бы я только знал!..
Розалин жалобно всхлипнула.
Он продолжал:
— Приходится действовать в темноте, с завязанными глазами! — Вдруг он круто повернулся. — Ты носила те изумруды к старому Грейторексу?
— Да.
— Сколько он дает?
— Четыре тысячи фунтов. Он сказал, что если я их сейчас не продам, их надо снова застраховать.
— Да, цены на драгоценные камни подскочили вдвое. Конечно, мы можем достать эти деньги. Но ведь это будет только начало, из нас будут сосать кровь до тех пор, пока совсем не обескровят.
— Давай уедем из Англии, — плакала она. — Давай уедем. Разве мы не могли бы уехать в Ирландию, в Америку… куда угодно.
Он обернулся и посмотрел на нее.
— Ты не борец, Розалин. Твой девиз: рубить концы и спасаться.
Она причитала:
— Мы поступили дурно… Все это… очень дурно… богопротивно.
— Как раз благочестия мне сейчас и не хватает! Довольно. Мы хорошо устроились, Розалин. Первый раз в жизни я хорошо устроился и не собираюсь все это терять. Слышишь, Розалин? Если б только не приходилось драться вслепую, черт возьми! Ведь ты понимаешь, все это может быть обманом, блефом. Возможно, что Андерхей прочно похоронен в Африке, как мы с тобой и думали.
Она содрогнулась.
— Не надо так, Дэвид. Ты пугаешь меня.
Он взглянул на нее, увидел страх в ее глазах и сразу же переменил тон.
Он подсел к ней, взял ее холодные руки в свои.
— Перестань беспокоиться, — сказал он, — предоставь все мне и делай то, что я говорю. Ведь тебе это нетрудно, правда? Только поступай в точности так, как я говорю.
— Я всегда так и делаю, Дэвид.
— Ну да, — засмеялся он, — ты так и делаешь. Мы выкарабкаемся из этого, не бойся. Я найду способ прищемить этого мистера Инока Ардена.
— Кажется, было такое стихотворение, Дэвид, что-то о человеке, вернувшемся обратно…
— Да. — Он оборвал ее. — Как раз это меня и беспокоит. Но я доберусь до сути, не бойся.
Она сказала:
— Ты повезешь ему деньги во вторник вечером?
Он кивнул.
— Пять тысяч. И скажу, что не могу достать сразу остальные. Но я должен помешать ему пойти к Клоудам. Думаю, что это была простая угроза, но почем знать…
Дэвид замолчал, его глаза стали задумчивыми, и мозг продолжал напряженно работать, рассматривая и отвергая различные гипотезы.
Потом он рассмеялся веселым, разудалым смехом. Были когда-то люди, ныне покойные, которые узнали бы этот смех, смех человека, приготовившегося к рискованному и опасному делу. В нем звучал вызов и радость предстоящей борьбы.
— Я могу довериться тебе, Розалин, — сказал Дэвид. — Слава Богу, тебе я могу довериться безоговорочно…
— Довериться мне? — Она вопросительно посмотрела на него своими большими глазами. — В чем же?
Он улыбнулся.
— Довериться в том, что ты поступишь в точности так, как я тебе скажу.
В этом, Розалин, секрет успеха нашей операции. — Он засмеялся. — Операции под кодовым названием «Инок Арден».
Глава 11
С некоторым удивлением Роули вскрыл большой розовый конверт. Кто, черт возьми, мог писать ему, употребляя подобные почтовые принадлежности, и как им удалось достать такую бумагу…
«Дорогой мистер Роули, — читал он. — Я надеюсь, что Вы не сочтете вольностью с моей стороны, что я пишу Вам. Прошу извинить меня, но я думаю, что происходит нечто, о чем Вы должны знать. (С удивлением он отметил подчеркнутые слова.) Дело касается нашего разговора на днях вечером, когда Вы пришли и спросили о некой особе. Если Вы сможете зайти в „Олень“, я буду очень рада Вам все рассказать. Мы все здесь говорили, как ужасно несправедливо, что Ваш дядюшка умер и его деньги достались тому, у кого они сейчас.
Надеюсь, что Вы не будете сердиться на меня, но я просто уверена, что Вам это обязательно нужно знать.
Всегда Ваша, Беатрис Липинкот».
Роули разглядывал послание, и мозг его лихорадочно работал. В чем, черт возьми, здесь дело?
Старая добрая Беатрис! Он знал ее всю свою жизнь. Покупал табак в лавочке ее отца и проводил свободное время в баре, где она стояла за стойкой. Она была хорошенькой девушкой. Он помнил, что, когда был еще ребенком, ходили разные слухи о причине ее внезапного отъезда — Беатрис отсутствовала в Вормсли Вейл больше года. Говорили, что она уезжала рожать внебрачного младенца. Может, было и так, может, и нет.
Но уже сейчас Беатрис, бесспорно, вполне респектабельная, добропорядочная дама. Масса болтовни и смешков за спиной, но внешне — воплощенное достоинство…
Роули взглянул на часы. Он пойдет в «Олень» тотчас же. К черту все эти анкеты. Он хочет знать, что же такое жаждет поведать ему Беатрис.
Было чуть больше восьми, когда он открыл дверь бара. Обычные приветствия, возгласы, кивки и «добрый вечер, сэр». Роули прошел к стойке, спросил пива. Беатрис просияла.
— Рада вас видеть, мистер Роули.
— Добрый вечер, Беатрис. Спасибо за письмо.
Она бросила на него быстрый взгляд.
— Я буду к вашим услугам через минуту, мистер Роули.
Он кивнул и задумчиво тянул пиво, наблюдая, как Беатрис заканчивает дела. Она позвала Лили и оставила ее за стойкой. Потом сказала тихо:
— Будьте любезны пройти со мной, мистер Роули.
Она провела его по коридору, через дверь с надписью «Частная квартира».
Это была очень маленькая комната, заставленная плюшевыми креслами и с множеством фарфоровых безделушек. Около радио на спинке стула висела довольно потрепанного вида кукла. Беатрис выключила радио и указала на плюшевое кресло.
— Я так рада, что вы пришли, мистер Роули, и надеюсь, вы не сердитесь, что я написала вам… Но я уже несколько дней все думала об этом деле и твердо решила поставить вас в известность о том, что здесь происходит…
У нее был счастливый и значительный вид, она была явно довольна собой.
