В 11 часов вечера неожиданно мне позвонила мисс Мальмер и спросила, почему я исчез. Я объяснил ей, что мой отпуск кончился, и у меня много работы.
— Вы должны быть у меня завтра, — сказала она строго.
Дед находит, что верх неприличия разговаривать с дамой ночью по телефону без пиджака.
10 августа. Сегодня воскресенье и прекрасная погода. Я много гулял утром. С удовольствием я констатирую, что смерть отца и все связанные с ней неприятности понемногу мной забываются. У меня появляется уже потребность в развлечениях. Лондон увлекает. Я боюсь, что боевое настроение, которое я вывез с фронта, скоро меня покинет.
В шесть часов я пил чай у мисс Мальмер. Она раздосадована, что целую неделю я к ней не заходил. В восемь часов вечера, когда все ушли от нее, мы просмотрели новую фильму. Мабель сама пустила мотор и попробовала подыгрывать на рояли. Но потом это ей надоело, она подсела ко мне, и мы сидели рядом, как в настоящем кино. Она немного облокотилась на меня и молча следила за картиной. Я не смел отстраниться, и у меня появилось желание потрогать ее руками. Но я сдержался.
В девять часов я простился с мисс Мальмер и на такси отправился в Ричмонд-парк. Там около пруда меня поджидал Гроп, такой же голодный и тихий, каким я встретил его когда-то на набережной.
Я объяснил ему, что нашлась работа государственной важности. Передал ему немного денег, просил привести себя в порядок и завтра к десяти часам утра быть в министерстве. Он сказал, что придет и притащит с собой рекомендации с прежних служб.
— Если вы мне поможете стать на ноги, сэр, — сказал он на прощанье, — я буду вашим слугой до гроба.
11 августа. Гроп произвел наилучшее впечатление на майора Варбуртона. Ему дано задание побывать у Келли. Он без страха взялся выполнить это, причем ручается за успех.
12 августа. Гроп ничего не нашел у Келли. Он принес только его старую любовную переписку, фотографии Мурмана и двенадцать фунтов денег. Все это нам совершенно не нужно. Но карьеру себе Гроп сделал. Райфилиппс согласился зачислить его агентом для поручений при нашей комиссии.
13 августа. Сегодня вечером в курительной комнате клуба армии и флота я встретил Келли. Он очень подозрительно посмотрел на меня, как бы раздумывая, следует ли ему начинать разговор. Наконец, подошел и сказал:
— Слушайте, Кент, вы никому ничего не говорили о моих намерениях? Дело в том, что вчера ночью меня посетил какой-то очень странный грабитель. Как полагается, он утащил деньги, но, судя по всему, искал он не денег. Перерыл все мои книги и даже заглядывал в энциклопедический словарь на слово "север".
Разумеется, я стал шутливо отрицать возможность связи грабителя со мной, но полковник не поддавался:
— Я знаю, что Черчилль является уважаемым лицом в Интеллидженс Сервис, и все ее агенты к его услугам. Но это меня не смущает. Я выучусь бриться, пусть даже на своей собственной бороде.
— Но ведь вы собирались, полковник, пригласить и других офицеров в ваш заговор? Может быть, среди них и был грабитель?
— В том-то и дело, что я только собирался привлечь других. Мне нужны офицеры, проделавшие северную кампанию. А кроме вас я никого не встречал. Ну сознавайтесь, Кент, может быть, вы неосторожно говорили с кем-нибудь? Мне надо знать, с кем именно вы говорили.
Если бы я сказал ему, что разговаривал с самим Черчиллем! Вот наверное он удивился бы! Но, конечно, ничего подобного я ему не сказал. Наоборот, я ответил ему, насколько мог, безмятежно:
— Чего вы пристали ко мне, полковник? Ведь не подозреваете же вы, что я работаю в Скотленд-Ярде?
— Бог вас знает, — ответил Келли неопределенно. — Здесь после войны сам черт ногу сломит. Во всяком случае, я трусить не собираюсь, и вы обо мне скоро услышите.
Мы простились очень сухо, и на этот раз он не звал меня к себе.
20 августа. Келли в газетах поднял бешеную травлю против Черчилля. Он во всем согласен с рабочими, которые требуют немедленного отозвания войск из России. Энергии у Келли достаточно. Он выступает на собраниях в качестве участника похода, кричит, что войска разлагаются на севере, так как не знают, зачем они там сидят. В нескольких журналах он поместил снимки солдат, больных цингой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Строго говоря, я даже рад этому, так как Черчилль не может заподозрить меня в ложном доносе. Но нам в комиссии приходится нелегко. Мы каждый день со страхом разворачиваем газеты, опасаясь, нет ли какого разоблачения о нашей работе. Но, должно быть, все сотрудники Комиссии на высоте. До сих пор ни одно вредное сведение не проникло в печать. Наоборот, было заявление военного ведомства, что подготовка к эвакуации ведется усиленным темпом. Несмотря на это, мы сидим, как на битом стекле.
26 августа. Работы много. Мы снаряжаем армию Юденича на Петербург. Пересылаются танки и аэропланы. Наш представитель, генерал Марч, телеграфирует, что, если все его требования по снабжению будут выполнены, победа обеспечена. Взятие Петербурга сильно поднимет наши шансы.
2 сентября. Я проводил мисс Мальмер и ее отца на вокзал. Они отправились в большое путешествие на Средиземное море, намерены посетить Корсику и Африку. Мне было очень грустно расставаться с мисс Мальмер. На вокзале я вручил ей букет и имел удовольствие видеть, как глаза ее затуманились и она спрятала нос в цветы. Конечно, я понимаю, что ей скучно путешествовать с полковником, хотя он очень предупредителен к ней. Я рассчитываю, что это путешествие убедит Мабель в неправильности ее взглядов на любовь.
Как настоящая англичанка, она простилась со мной холодно. Последние слова ее были:
— Вы должны к моему приезду решить окончательно, — вступите вы в рабочую партию или нет. Так и знайте…
14 сентября. Возбуждение общества против нашей северной экспедиции настолько велико, что правительство дало секретный приказ об эвакуации Архангельска и Мурмана. Келли добился своего.
Зато мы спешно подготовляем поход на Петербург. В октябре город будет взят.
28 сентября. Вчера английские войска покинули Архангельск. Кольцо, стягивающее Россию, разомкнулось в одном месте. Но Черчилль не унывает. Он уверен, что взятие Петербурга поправит дело. Пока будут шуметь об эвакуации Архангельска, мы сумеем овладеть более важным пунктом.
1 октября. Сегодня Мурманск брошен на произвол судьбы. Там нет больше ни одного британского солдата. Я никогда не побываю на станции Кица и не узнаю от Турецкого о судьбе его дочери.
10 октября. Получены сведения, что Колчак отступает. Сегодня Черчилль отправил ему телеграмму, что впредь мы будем поддерживать Деникина, который идет на Москву. Наша миссия будет состоять из двух тысяч офицеров. На снабжение южных армий секретно ассигновано около пятнадцати миллионов фунтов. Деникин занял уже Курск. Черчилль уверен, что Юденич и Деникин к Рождеству сомкнутся. Жить большевикам осталось два месяца.
2 ноября. Сегодня с океана на Лондон надвинулся страшный туман. Как студень, он забивает рот и оставляет неприятный, угольный вкус на языке. Я медленно шел на службу пешком, боясь с кем-нибудь столкнуться. Я шел и думал о событиях последнего месяца. Как нам не везет…
Поход на Петербург провалился. Не помогли ни наши танки, ни генерал Марч. Деникин тоже терпит неудачи и отступает. Весь расчет теперь можно строить только на изобретательности Черчилля. Конечно, он придумает новую вылазку. Но ему трудно работать. Травля, поднятая Келли, не уменьшается ни на минуту. Сумасшедший полковник, добившись эвакуации северных корпусов, теперь принялся за юг. Он требует, чтобы и оттуда была отозвана британская миссия и прекращено снабжение.
От этих горестных мыслей и тумана у меня разболелась голова. Конечно, это результат контузии, полученной на французском фронте. Раньше голова никогда не болела у меня от тумана.
У самых дверей министерства я столкнулся с незнакомцем. Он уронил сумочку и что-то рассыпал. Я хотел помочь ему, нагнулся, но он заговорил быстро-быстро:
