Действительно, по местным меркам ее нянюшка уже стара. За полтинник. Да и она себя старухой чувствует. Вот и не проснулась, когда шум поднялся.
— Хорошо. Эмма мне поможет. А остальные — вон. Тарис, друг мой, прошу вас выйти. Мне сделают перевязку — и я позову вас.
Тарис закивал и вышел вон. Глаза у него были — по рублю. Еще царских времен.
Лиля посмотрела на Джейми.
— Отвернись, рубашку сниму.
Парень покраснел, но отвернулся. Эмма помогла Лиле снять рубашку и набросить новую, без рукавов. Лиля быстро оглядела себя.
Ничего страшного.
Порез на плече, даже скорее разрез — задел, когда падал. Мышцы слегка задеты. Ну да переживем, рука все равно левая. Надо зашить и перевязать.
Без наркоза, млин! Даже без стопки фронтовых — Лиля подозревала, что ее поведет и с двадцати грамм самогонки, а голова нужна ясная.
Ууууу….
Хотелось скулить и плакать.
Нельзя.
Она — графиня. И хозяйка этого дома. Она — обязана являть пример стойкости.
Лиля стиснула зубы. И только зашипела, когда Джейми по ее приказанию плеснул самогонкой на рану. И сразу же на вторую.
Вторая, кстати, была противнее.
Чуть сухожилия не переполосовал, скотина. Что бы она тогда делала?
Не — ет… этого гада она точно повесит!
Подумала — и сама себе ужаснулась.
Ты же врач. Ты клятву Гиппократа давала…
Ага. И теперь обязана лечить скотину, которая бы меня прикончила? Щаззззз. Только шнурки завяжу!
Ты всех лечить обязана. А ты человека обрекаешь на смерть…
Но особого внутреннего протеста в душе не было.
Ну, обрекаю.
На смерть.
И что?!
Не я его убить пыталась. А даже в Библии — поднявший меч от меча и погибнет. И закончим о гуманизме.
Джейми зашивал ей рану шелковой нитью, вымоченной в спирте. Лиля комкала подушку и стискивала зубы, чтобы не заорать.
Эмма подавала всякие мелочи и проявляла сочувствие.
Наконец (лет так через пятьсот по Лилиным меркам) рана была зашита, щедро смазана медом и перебинтована. Остатками ее нижней юбки.
Так, все. Надо срочно озаботиться бинтами.
Достали уже одежду портить!
Лиля поблагодарила Джейми, и отпустила его. Эмма помогла ей одеться, сочувственно вздыхая.
— Ваше сиятельство, окаянство‑то какое…
— Да уж…
Лиля вздохнула.
А не приди Мири — и ее могли бы придушить подушкой. По — тихому. И никто бы и ничего бы…
Не доросли тут до слова 'Экспертиза'.
Да и вообще, первый ли это убийца в ее молодой жизни?
Интересно, а вот с лестницы, когда ждала ребенка — она сама упала?
Паранойя?
Товарищ, если у вас паранойя — это не значит, что за вами никто не следит. Одно другому ну совершенно не мешает.
Лиля благодарно кивнула Эмме — и отправила ее к Мири. Пусть приглядит. Лишней там она не будет. А к себе позвала Тариса Брока. Благо, тот ждал за дверью.
— Ваше сиятельство! Да что ж это творится такое?!
— покушение на убийство, — Лиля грустно улыбнулась, решив взять от ситуации по максимуму. Видимо, кому‑то я сильно не нравлюсь. Мало, что я упала с лестницы, что потеряла ребенка, что управляющий разворовал все, что только мог, что супруг навещает меня раз в полгода. Кому‑то надо меня еще и убить…
На глаза навернулись слезы. Вообще они далеко и не уходили после художественной штопки. Но Тарис растрогался и смотрел сочувственно.
— Ваше сиятельство, а ваш отец в курсе?
— Что вы, Тарис, разве я могла бы так его волновать?
— Он же ваш отец!
— Теперь перед Альдонаем и людьми ответственность за меня несет муж. Которому я безразлична.
— Ваше сиятельство, я буду вынужден рассказать вашему отцу о покушении!
Лиля пожала плечами.
— полагаю, что это ничего не изменит. Но если вы пожелаете — рассказывайте.
— Обязательно расскажу! Отец вас любит, беспокоится, а вы тут в таком ужасе!
Лиля изобразила нечто вроде 'страдающей Магдалины'. Или кто там из святых страдал? Не сильна она была в этом…
— Альдонай терпел и нам велел…
Еще минут десять беседа продолжалась в том же духе. Наконец Тарис заявил, что останется еще дня на три — пока не будет уверен, что с графиней все в порядке — и ушел.
Лиля коварно ухмыльнулась.
Все.
Ты уже мой.
Хотя сам еще этого не понял.
Здесь принято оберегать и защищать женщин. Пусть только аристократок. Но — принято. И ты будешь меня защищать. Ты уже считаешь, что это — правильно и хорошо. И отцу ты все доложишь в нужном ключе. Плюс письмо. Я‑то ему писать ничего не буду. Ты страшнее распишешь…
А теперь — в подземелье. Посмотрим, что там уже сделали с убивцем…
***
Лиля накинула сверху теплый плащ. А волосы даже закалывать не стала. Взяла подсвечник, пару лучинок — и вышла за дверь.
За дверью ее уже ждали.
Олаф и Эльг. Лиля кивнула.
— Проводите меня?
Мужчины закивали. И построились — один впереди, один — сзади.
Лиля не ходила в подземелье. Темница, пыточная…. Это ведь все было. Рядом с подвалами, где хранились запасы на зиму. Но ей не хотелось думать об этих местах. Как‑то надеялась, что не пригодится.
А вот вирмане подумали.
Петли не скрипели. Горели факелы. А Ивар, Гэл, Лейс и убийца ждали их в допросной. Правильно. Ни к чему тут прорва народа!
Лиля оценила тяжелый стол с кольцами, с желобками для стока крови, к которому и был привязан убивец — и довольно кивнула.
— Сопротивлялся?
— Денег обещал, если отпустим, — лицо Ивара было откровенно насмешливым. Лиля тоже фыркнула.
— Денег обещал? Ну что, дружок, кто тебя послал? Колись, сука!
Рядом рявкнул медвежьим басом — иначе и не скажешь, Гэл, обещая убийце что‑то веселое. Типа посадки на кол.
Рявк не произвел впечатления — и Лиля тут же успокоилась. Нечего орать, если не поможет.
— что с ним делать?
Вообще‑то она знала, что такое допрос в полевых условиях. Но самой… Не та специализация. И рука болит.
Вирмане глядели с сочувствием. И высказался Ивар.
— Ваше сиятельство, может, вы бы за дверью подождали? А мы уж тут?
Лиля покачала головой.
— нет. Он хотел меня убить. Я должна знать…
Ивар глянул с уважением. И кивнул на большую скамью.
— может, посидите там? А мы уж пока тут?
Лиля кивнула. Отошла к стенке и уселась. Сделала безразличное выражение лица и принялась разглядывать ногти. А нам все равно, а нам все равно, станем мы храбрей и отважней льва… Ивар склонился над пленным.
— рот ему завяжите.
Приказание было тотчас же исполнено.
Ивар ласково глядел в выпученные глаза.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});