но там главная героиня вызывала умиление, а не чувство опасности. Впрочем, старика Алексеева это обстоятельство, похоже, ни капельки не смущало. Не хочу сказать про кого-нибудь плохо, но красавице явно срочно требовался платок или, как минимум, большая салфетка. Слюней нотариус на белоснежной коже оставил изрядное количество. — Я безмерно скорблю по моему близкому другу Ивану Максимовичу. И я очень хочу услышать его последнюю волю. Возможно, я смогу хоть как-то отблагодарить этого прекрасного человека за все его добрые дела.
— Ещё не факт, что ты сама его не удавила, — эти слова Крамер произнёс уже громко, ничуть не стесняясь, что может быть услышанным.
— Я могу предъявить твоей семье такие же обвинения, — хрустальный голосок ведьмы буквально сочился морозом. — Но у меня нет времени на пустые препирательства. Если есть доказательства, то говори! А коль нет, то не порть мне утреннее настроение.
Я ожидал продолжения перепалки, но Крамер почему-то наоборот смешался и, бурча что-то себе под нос, отвернулся от ведьмы.
— Если честно, я и в самом деле хочу знать, кто именно причастен к смерти Ивана, — уже нормальным голосом сказал, обращаясь ко мне, Крамер. Снежана удалилась от нас на вполне достаточное расстояние, чтобы не разговаривать шёпотом, хотя если ведьма захочет услышать, о чем идёт речь, то она найдёт способ это сделать.
— Знаешь, Андрей, мы с Иваном не были друзьями, — продолжал тем временем изливать мне душу вампир, — но я всегда уважал его за честность и твёрдые принципы.
Интересно, а с чего вдруг Крамер вдруг решил передо мной исповедоваться? Согласен, открытой вражды между нами никогда не было, скорее, наоборот, нас можно было назвать приятелями, но сейчас причины его откровенности были абсолютно непонятны. Может быть, Крамер пытается отвести от себя подозрения, а на самом деле, у него то как раз рыльце и в пушку? Или у кого-то из его подручных?
— Понимаешь, Андрей, — продолжал тем временем заливаться соловьём Крамер. — Иван Максимович ни разу не поступился своими убеждениями, как бы мы ни пытались давить на него. И вот теперь его нет! Жалко….
Да уж… Сюжет очередного анекдота. Вампир, которому жалко человека. Если только в том случае, что не успел его кровью полакомиться.
Тем временем, дверь в зал снова отворилась и на пороге, внимательно оглядывая помещение, остановился грузный широкоплечий мужчина в соломенной шляпе и со старым брезентовым рюкзаком на плече. Да уж, вот ему явно никто не приседал на уши по поводу важности мероприятия и обязательности костюма.
Кирзовые сапоги, брезентовые брюки и растянутый свитер наверняка привлекли не один взгляд, пока мужчина шёл по Москва-Сити. Такой наряд гораздо больше подошёл бы берегу озера и рыбалке, чем деловому центру, но мужчину, похоже, это абсолютно не смущало.
Неторопливым, но весьма уверенным шагом, обладатель соломенной шляпы подошёл к столу, за которым сидел Алексеев, и громогласно поздоровался.
— О-о-о, — донёсся до нас изумлённый голос нотариуса. — Михей Валерьянович! Очьень йяд и очьень удьивьён! Ви тоже жьелайете узнать пьёследнюю вьёлю Ивана Макьимовьича? Но Вас же нье било в списках! Интейесно узнать, как ви сьюмели пйёйти охьяну?
— Когда мне куда-то надо, то я иду и не спрашиваю, — произнёс в ответ мужчина, стаскивая с головы шляпу и демонстрируя почтенному обществу роскошную лысину. — Ты же, наверное, и сам завещание не читал, а иначе бы не задавал таких глупых вопросов.
После этих слов человек со странным именем Михей Валерьянович развернулся и ещё раз внимательным взглядом оглядел всех собравшихся. Когда его взор ощупал меня с ног до головы, я непроизвольно поёжился. Не знаю почему, но меня обдало арктическим холодом, как будто я оказался абсолютно голый на морозе.
Мысль «Куда я полез?» с каждой секундой становилась всё сильнее. Отвлекаться от происходящего и навязчивого бормотания Крамера помогали только фантазии о том, с каким наслаждением я прямо на себе в мелкие клочья разорву пиджак и рубашку. У меня было навязчивое ощущение, что я пропотел насквозь и выгляжу абсолютным чучелом.
А дальше народ в зал повалил буквально косяками. Я чувствовал исходящие от них эманации силы, а некоторых участников сборища узнавал в лицо.
Вот ещё один глава вампирской семьи. Не помню точно, но, по-моему, его зовут Александр. Общих дел мы с ним не имели, но помнится меня с ним как-то знакомили в баре у Артёма. Артём же как раз и знакомил. Семья у этого Александра вроде как небольшая, но очень хорошо организованная и сплочённая.
А с этой ведьмой мы однажды сцепились из-за картины. Ну не совсем простой картины, конечно же. Там была изображена девушка с ландышами, вроде бы банальный портрет, но с очень противным нюансом. Картина насылала на владельцев галлюцинации, после чего шайка ведьм обирала этих несчастных в буквальном смысле слова до трусов. Весёлая вышла история, чуть было до смертоубийства не дошло, но картину я всё-таки испортил.
Когда в зал бочком протиснулся Мося, я понял, что уже совсем ничему не удивляюсь. Владелец «Гомеопатической аптеки», естественно, узнал меня, но подходить не стал, а только ограничился церемонным кивком.
Впрочем, я его не осуждал. В зале к этому моменту откровенно стало тесно, и Мосе с его выдающейся фигурой протискиваться ко мне было не очень удобно. Все сидели достаточно близко друг к другу, непроизвольно разбившись на группки. Не испытывающие друг к другу откровенной ненависти о чем-то негромко переговаривались, обмениваясь последними слухами и сплетнями. Даже Крамер нашёл для себя свободные уши и сейчас с жаром втолковывал что-то молоденькой ведьме о трудностях покупки донорской крови.
Я же в очередной раз вздохнул и с тоской подумал, что, когда не надо, время тянется мучительно медленно. К тому же не оправдались мои надежды встретить здесь тех, кто имел отношение к нападению на меня и Мерзкого. Нет, кроме меня в зале присутствовала ещё парочка оборотней, но одного я прекрасно знал, а второй, вроде как, давно и плотно сидел на крючке у Эдика, не позволяя себе без его команды сделать даже лишний шаг в сторону.
Я, конечно же, потом уточню эту информацию ещё раз, но пока что явных кандидатов на роль злодеев не находилось.
По залу пронёсся громкий звук, как будто спрятанные за ширмой старинные часы отбивали начало часа.
— Всьем дьёбрый дьень! — голос нотариуса прозвучал набатом, явно усиленный то ли микрофоном, то ли магическим артефактом. — Давайте начнём наше скорбное мероприятие.
Юрист замолчал и я понял, что в зале установилась буквально-таки мёртвая тишина. Алексеев обвёл всех довольным взглядом, а затем продолжил уже гораздо тише. Акцент
