Девушка бросила на меня вопросительный взгляд. Молодец, уже соображает кое-что… Я едва заметно кивнула, и Серебрякова последовала за Княгиней в дом по высоким ступеням.
Я оглядела свою машину. Н-да, фары и задние габариты к свиньям, резину точно придется сменить, а так все, пожалуй, даже неплохо. Как представишь, чем могла кончиться наша гонка, не подоспей вовремя дикая охота Вишни…
— Ничего, — заржал авторитет, подходя ко мне. — Вот получишь гонорар за девчонку, купишь себе новую тачку.
— И старая еще побегает, — ответила я, трижды сплевывая через левое плечо. Машина у меня была новенькая — я получила ее в прошлом году после одного дела. Тогда мой старый верный «Фольксваген» сгорел дотла вместе с двумя злодеями, взявшими в заложники целую семью с малолетними детишками. Я едва сумела справиться с наемниками, которые прямо-таки мечтали добраться до кучки алмазов, получила пулю в плечо и новую машину — взамен сгоревшей…
— Хорошая девочка, — задумчиво проговорил Вишня, глядя на наследницу. — И на папашу похожа. Такие же глаза серые. И бесстрашная. Другая бы соплями захлебывалась от страха… а этой — хоть бы хны. Серебряк такой же был — ничего не боялся.
— А вы мать девочки знали? — вдруг спросила я. По моим расчетам, Вишня был одним из немногих, кто мог знать Жанну в лихие девяностые.
— Стюардессу? — напрягся авторитет. — Знал, конечно.
— Какая она была тогда?
Вишня покрутил головой, разминая затекшие мышцы толстой шеи.
— Дура была, вот что. Красивая девка, но дура. Вбила себе в голову, что она это… Мурка из песни. Ну, и вела себя соответственно. Нет бы дома сидеть, детишек рожать, она с нами ездила.
Вишня заржал, вспоминая какой-то эпизод. Покосился на меня, словно прикидывая — стоит ли говорить, потом, видно, решил, что я своя и рассказать можно.
— Чума была девка. Однажды бошку прострелила одному фраеру. Мы его в лес вывезли, покошмарить хотели. А Стюардесса за нами увязалась. Очень ей «на дело» хотелось, дуре. Мы коммерса на коленки поставили, стволом в рожу тычем, орем в три голоса. Он уже дозрел, готов был на все согласиться. И тут эта дуреха завизжала, как резаная, схватила пистолет и вскочила на капот моей тачки. А машина только из ремонта, прикинь!
Я представила холодную ночь, несчастного «коммерса», стоящего на коленях, и Жанну с развевающимися белыми волосами, с пистолетом в руках.
— А! — кричит дура. — Дайте я сама его!
И начинает стрелять. Раз, другой, третий! Прямо в башку. Кровь фонтаном, мозги веером. Мы стоим, опомниться не можем. Никто ж его валить не собирался! И тут эта Стюардесса подходит к Серебряку и смачно так целует его в губы.
— Смотри, — говорит, — любимый, я ради тебя на все способна. Представляешь картину?
Я представила. Покачала головой. Да, я и раньше знала, что Жанна — психопатка. Но чтоб такое…
— По-моему, Серебряк сам ее боялся, — понизив голос, сообщил мне Вишня. — Он прямо перекрестился, когда она его кралю кислотой облила и прочно села. Если бы не ребенок, чалилась бы Стюардесса до сих пор…
За воротами посигналили. Вишня махнул рукой, ворота отъехали в сторону, пропуская джипы. Это были те самые машины, которые авторитет послал в погоню. Судя по всему, напрасную.
Крепкие ребятки выбрались из тачек и подошли к начальству.
— Ну? — спросил Вишня. Бычок с цепочкой на шее отрицательно помотал стриженой башкой.
— Все облазили, нигде нету, — сообщил бычок. — Как сквозь землю провалились.
— Ладно, отдыхайте, — махнул рукой Вишня и повернулся ко мне: — А ты сама что думаешь? Кто это был?
— Не знаю, — честно ответила я. — Похоже, дилетанты какие-то. В смысле, лохи, — поправилась я. — Скорее всего, кто-то из семейки Серебряковых. Но вот кто… Я их видела всего один раз — у нотариуса. Не могу сказать, данных мало.
Вишня кивнул, соглашаясь.
— Пойдем в дом. Поедим, согреемся.
Мы поднялись на крыльцо и вошли в теплые сени. Я огляделась.
Вишня заметил мой пристальный взгляд и похвастался:
— Что, нравится дом? Сам строил! Ну, в смысле, строила-то бригада, а я указания давал. Никаких дизайнеров на километр не подпускал. Красиво?
Я кивнула. Резные балки потолка из цельных стволов сделаны! Да и дом сложен из бревен. Экологически чистое жилье… не удивлюсь, если в красном углу вместо икон обнаружу какого-нибудь языческого идола — Перуна, например…
Связки заплетенного в косы лука свисали с потолка просторной столовой. Но в красном углу не оказалось ни Перуна, ни икон — вместо того там висел плазменный телевизор.
Под телевизором на скамье сидела Маша и ела уху деревянной ложкой.
— Люблю футбол, — признался Вишня, усаживась на лавку. Я присела рядом. Один за другим в столовую входили парни — те, что сопровождали нас до Тарасова, и рассаживались за столом. Видимо, порядки в доме у Вишни были самые что ни на есть патриархальные.
Статная хозяйка сама поставила перед каждым тарелку. Стол был уставлен салатницами с квашеной капустой, солеными огурцами и помидорами, подносами толсто нарезанного свежего хлеба и пирожками размером с хороший лапоть.
Только тут я поняла, насколько голодна. В доме Стюардессы есть я не захотела, и чашка кофе на заправке — последнее, что получил мой бедный желудок.
Я схватила пирожок и впилась в него зубами. Потом взяла деревянную ложку и принялась есть уху. Напряжение постепенно отпускало. Но тут я заметила, что хозяин дома быстренько опустошил свою тарелку и подсел к моей подопечной. Я поспешно дожевала пирожок и придвинулась поближе. Совершенно не собираюсь пускать дело на самотек. Вишня, конечно, нас спас, и спасибо ему за это… но кто знает, что взбредет в голову авторитету дальше? Уха у него дивная, и дом красивый, но не стоит забывать — он ведь не мальчик из хора, и трупов на нем не меньше, чем на покойном Машином папе…
Хитрый Вишня завел разговор на понятную девочке тему — стал расспрашивать о матери, о жизни в деревне, о школе. Маша простодушно отвечала, постепенно проникаясь доверием к собеседнику. Вишня внимательно слушал, сочувственно кивал — и вообще демонстрировал образец грамотной психологической обработки. Ну, давай. Пора уже…
Авторитет тоже почувствовал, что момент наступил — объект готов. Он положил лапищу на маленькую руку девушки и проговорил:
— Мы тебе очень сочувствуем, Мария. Твой отец был большой человек.
Маша взглянула в лицо авторитета ясными глазами и ответила:
— Я ведь его совсем не знала. А то я горевала бы сильнее.
Обескураженный подобной прямотой, Вишня поскреб стриженый затылок и сделал второй заход:
— И что ты собираешься делать в городе? Теперь тебе придется делами заниматься, верно? Ты ведь не привыкла. Трудновато тебе будет. Надо, девочка, чтобы рядом все время был верный человек — надежный, кто твоего отца знал. Чтобы вовремя совет дал, от ошибок спас…
Вишня явно имел в виду самого себя. Как раз он соответствовал всем требованиям, которые сам же и выставил. Ох, хитер мужик!
Но Маша опять сбила его с толку.
— Спасибо вам, но я постараюсь справиться сама. Ведь я еще не наследница, только через полгода. Я пока поживу в Тарасове, осмотрюсь. Для начала мне надо с семьей познакомиться. Я ведь никого не знаю…
Вишня заморгал. После того как сиротка ясно обозначила свои намерения, настаивать на роли советника было глупо — девочка дала понять, что сама разберется. И в то же время словно намекнула, что у Вишни есть целых полгода для того, чтобы завоевать ее доверие и расположение. Ну, дает Маша! Святая простота!
Вишня хлопнул ладонью по столу, и парни немедленно положили ложки.
— Все. Отвезите девочку куда скажет.
Вишня поднялся, и все встали. Даже Княгиня поспешно вскочила с места.
Мы спустились во двор. Вишня вышел проводить нас до машины. Когда мы спускались по ступенькам, в ворота как раз въезжал огромный черный «Гелендваген». Я невольно вздрогнула. Маша шагнула ко мне и вцепилась в мою руку.
— Спокойно, это другая машина, — вполголоса сказала я наследнице.
Это и вправду был другой джип — ни малейшего признака аварии на нем не замечалось, ни царапины на черном лаке и хромированном бампере.
Из машины выбирался крепкий пузатый тип в распахнутой дубленке. Ему было так жарко, что от его лысой головы валил пар. Я узнала этого человека, несмотря на то, что видела его всего однажды. Это был Гапон — второй из наследников полиграфического комбината, оставленного братве покойным Серебряком. С заднего сиденья его машины выбрались трое ребят, еще один сидел на водительском месте.
Гапон покачался на каблуках, засунув руки в карманы дубленки. Чем он там поигрывал — кастетом или чем-то огнестрельным, не знаю, но мне чрезвычайно не понравился его взгляд, брошенный на наследницу.
