Для Канариса мало что меняется, когда 1 декабря 1932 г. он принимает на себя командование линейным кораблем «Силезия», то есть кораблем, на котором он уже служил прежде свыше двух лет в должности первого офицера. Он — командир большого корабля. Но возникает вопрос, полностью ли он удовлетворен ходом своей карьеры в течение последних лет. Для его живого ума круг его товарищей в Вильгельмсхафене не совсем его удовлетворяет. Корабль не вызывает у него огромной радости: «Силезия» — старый корабль, построенный задолго до Первой мировой войны; он устарел уже к 1914 году, а в четвертом десятилетии XX в. вообще не имел серьезного военного значения. Несмотря на это он прилагает все силы, чтобы его командование было успешным. Так же, как прежде он был отличным первым офицером, так и сейчас он был хорошим командиром, во всяком случае для своих офицеров он не был удобным капитаном: слишком уж хорошо он знает службу во всех ее деталях, да и сам он слишком уж прилежен, слишком педантичен. Насколько бы любезным и понимающим он ни был, особенно когда дело касалось человеческих слабостей молодых людей, как бы он ни был готов помочь каждому, кто находится действительно в беде, настолько же резко и строго он пресекает небрежность и неаккуратность на службе. Нет, удобным начальником капитан военно-морских сил Канарис не был. У рядового состава, во всяком случае, опять все хорошо: о них он заботится, как и прежде, когда был первым офицером, образцово.
Через два месяца после того, как Канарис стал командиром «Силезии», рейхспрезидент назначает Гитлера рейхсканцлером. Среди молодых офицеров и очень большого числа служащих из рядового состава флота это событие воспринимается с воодушевлением. Наконец-то есть национальное правительство, которое наверняка вскоре сбросит ограничения Версальского договора и поставит флот снова на полагающееся ему место, — так думают они. Канарис также относится к новому правительству положительно, хотя он и не разделяет слепого энтузиазма молодых; для этого он слишком хорошо видит недостатки правительства. Он, пожалуй, раньше, чем большинство представителей его поколения в офицерском корпусе, понимает, что «национальное правительство» — это не настоящая коалиция и что в нем слишком сильные позиции занимают национал-социалисты в силу их господства на улицах и существует опасность, что однажды они утрут нос своим товарищам по коалиции. Однако масштабы подобного развития он предвидеть не смог. Он думал, как и многие другие, что рейхспрезидент и рейхсвер окажутся достаточно сильными, чтобы держать Гитлера в узде, если тот зайдет слишком далеко. Но тем временем, полагает он, можно использовать динамизм национал-социализма для того, чтобы, по крайней мере, попытаться ослабить путы Версальского договора, а внутри страны преодолеть хозяйственный кризис. Провозглашенная Гитлером политика мирной ревизии Версальского договора нравится Канарису, жесткая политика в отношении Москвы ему также импонирует. Военно-морской флот не имеет никакой заинтересованности в сотрудничестве с Красной Армией, представляющем интерес для сухопутного войска, и Канарис, несмотря на почитание им Бисмарка, унаследованное от отца, не в такой мере пруссак, чтобы всерьез принимать идею немецко-русского союза против Запада. Кроме того, он испытывает инстинктивную враждебность к марксизму. Ведь он вышел из среды промышленников, а кроме того, он не забыл роли коммунистов в бунтах на флоте в 1918 г. и поддержки, оказанной группе «Спартак» советскими помощниками в берлинских мятежах.
Но многое в нацистах ему все же в высшей степени не нравится. Он не может выносить «людей с подбородком дровосека». Глупая, хвастливая болтовня многих функционеров национал-социалистов действует ему на нервы. А среди высокопоставленных нацистов слишком много глупых болтунов Метод кабинетных битв, террора против соперников — вещи, о которых постоянно узнают и в далеком Вильгельмсхафене, — все это до глубины души противно человеку, который умеет достигать своих целей с помощью убеждения, шутки, хитрости или одурачивания противника и не выносит грубого насилия. Ему не трудно разглядеть надувательство с поджогом рейхстага. Он становится тем все более скептическим и озабоченным, чем дальше тянется это дело о поджоге, при котором ни с одной стороны не чувствуется серьезного сопротивления. Однако и среди нацистов есть люди, которые ему нравятся. Во время одного захода «Силезии» в Гамбург на борт корабля поднимается местный гауляйтер (национал-социалистический руководитель области в фашистской Германии) и германский наместник Кауфман. Канарис и он испытывают друг к другу определенную симпатию. Кауфман производит на Канариса впечатление очень разумного человека, с которым можно было бы делать политику. Такие люди, по мнению Канариса, должны стоять во главе страны, тогда это правительство сможет сделать что-нибудь полезное.
Но все это — чисто личные размышления морского офицера, карьера которого явно идет к концу. Осенью 1934 г. заканчивается срок его службы на «Силезии» в должности командира, и Канариса назначают комендантом крепости Свинемюнде. Городок, расположенный на среднем из трех устьев Одера, является в это время народным балтийским курортом. Там есть несколько береговых батарей и морской гарнизон. Должность коменданта крепости — это не совсем то, что мог пожелать себе честолюбивый морской офицер. Лавров там не завоевать. Свинемюнде не является ступенью, предшествующей дальнейшему подъему, это тупик. Кто получает туда назначение, тот может провести там еще пару лет, пользоваться полным окладом капитана, прежде чем уйти на пенсию контр-адмирала. Канарис тоже уже полностью смирился с тем, что после долгих лет изнурительной и бескорыстной работы теперь наступят дни для созерцания и размышления, или ему только кажется, что он с этим смирился. Осматривая свое новое поле деятельности, он решает, что широкий песчаный пляж, раскинувшийся на многие километры, очень хорошее место для скачек. Здесь он сможет заниматься своим любимым спортом сколько захочет.
Но все вышло совершенно иначе. Именно теперь, когда казалось, что карьера Канариса окончена, она, собственно, только началась. В Берлине, в военном министерстве Германии, в отделе контрразведки, возник вопрос, касающийся личного состава, который требовал срочного решения. Руководитель отдела, капитан военно-морских сил Конрад Патциг, дельный офицер с прямым характером, из-за постоянных конфликтов с рейхсфюрером СС и Гейдрихом попал в немилость к своему начальнику, бывшему в то время военным министром Германии, фон Бломбергу. Бломберг потребовал от главнокомандующего военно-морскими силами адмирала Редера сместить Патцига с его поста, так как тот был неприемлемым для партии. Часто возникает вопрос: как могло случиться, что в немецком вермахте пост руководителя разведки, а тем самым и службой осведомления, которая в основном была предназначена служить потребностям армии и персонал которой состоял большей частью из офицеров армии, — после смещения Патцига снова, уже не в первый раз, был занят морским офицером. В первое время в Германии, очевидно, играло большую роль распространенное мнение, что каждый морской офицер должен владеть очень широкими знаниями и опытом, потому что военные корабли заходят во всевозможные чужие страны. То, что только немногие офицеры могут за короткое пребывание в порту собрать сведений больше и гораздо более важного свойства, чем просто какой-нибудь турист, — это чаще всего упускают из виду. Но после того как представитель морского флота уже однажды занимал должность начальника абвера, руководство морским флотом считало важным снова ее получить. В вермахте, который в 1934 г. был еще не столь многочисленным, как позже, естественно, каждый стремился утвердить завоеванные позиции. Из морских офицеров, которые по своему званию подходили для этого поста, в тот момент был только Канарис. Он являлся единственным, от которого можно было ожидать, что он без длительной предварительной подготовки сможет войти в курс дела и освоиться с новой должностью. Его прежняя служба показала, что он владел качествами, делавшими его пригодным для должности начальника разведки, что его острый проницательный ум и его находчивость, изворотливость в соединении со способностью обращаться с людьми могли компенсировать недостаток опыта непосредственной работы в службе разведки.
Редер долго колебался, прежде чем решился доверить Канарису руководство отделом разведки. Лично ему Канарис был не по душе; он боялся работать вместе с человеком, живой ум которого он хорошо знал и который именно из-за его ловкости, из-за того, что действовал больше по интуиции, чем по рассудку, казался непроницаемым и даже жутким. Однако, чтобы закрепить разведку за флотом, Редер преодолел свои колебания. Канарису поручили должность, в которую он после многонедельной подготовки официально вступил 1 января 1935 г.
