– Ах, малец, ах, умница!.. Тут вот какой коленкор, Данила, дорогой ты мой! Мы со Шкетом договорились, что когда у него появятся новости о планах бандитов, он повесит на сук старой липы у забора Троицкой церкви обрывок газеты. Гляди!
Я посмотрел туда, куда указывал начальник. В самом деле, вдали, на одном из сучков липы, болтался на ветру газетный лоскуток.
– А местом встречи мы избрали ближний к нам магазин «Живой уголок». Там, у большого аквариума, я и переговорил со Шкетом. Минутное дело!.. Итак, наш юный секретный сотрудник передал, что сегодня вечером на премьеру спектакля в курзал пожалует пара «монастырских».
Я вспомнил, что театр в здании курортного зала был открыт только летом 1921 года.
– Курзал вроде бы пустует после революции…
– Пустовал, но Уисполком вынес постановление прибраться в нем, организовать буфет и дать силами местных профессиональных актеров несколько спектаклей «Красной правды».
– Но ведь введено осадное положение? Это же зрелище, а все зрелища под запретом.
– При вводе осадного положения зрелища запрещаются, все верно. Но уж очень пьеса злободневна. Она о контрреволюции, подготовке мятежа, выборе пути. В ней убедительно показывается, на чьей стороне правда. Посему Ревком и позволил актерскому составу поставить пьесу в курзале.
– Бандитов тоже потянуло на встречу с прекрасным? – усмехнулся я.
– На встречу с теми, кто после спектакля побредет в ночи домой!.. Так, Данила, гоп-стопников этих будешь брать ты и Карпин. Ваша задача, не привлекая внимания, появиться в курзале, потолкаться в буфете и попробовать вычислить бандитов еще до начала спектакля. Если не выйдет, определите из числа зрителей семейную пару побогаче, с серебряными часами, браслетами, перстнями. После спектакля незаметно проследите за ней, и если случится гоп-стоп, попытайтесь накрыть бандитов с поличным. Начало спектакля в 18 часов, билетами и деньгами я вас снабжу. Кстати, на премьеру идет товарищ Маркин со своей супругой. Он настоятельно рекомендовал сводить вас всех на спектакль в один из последующих дней. Вы с Карпиным будете первыми… Задача ясна?
– Более чем. А если дело дойдет до пальбы?
– Хотя бы одного оставить в живых! Для дальнейшего допроса… Еще Шкет доложил, что троица ряженых налетчиков будет сегодня ночью шерстить бывшего купца Неверова. Я, Скворцов, Гудилин и Щербинин организуем им теплый прием. В заключении наш юный друг сообщил, что Белый отлично знал о засаде в доме Талдыкиных! А?.. То-то же! Не остается никаких сомнений – либо кто-то слишком болтлив, либо попросту предатель! Поэтому после вечерней летучки, мы никуда не расходимся, а ждем своего часа здесь, в Угро.
Cветловский вышел, но скоро вернулся, держа в руках два театральных билета. Вручив их мне вместе с деньгами, он сказал:
– Вечереет, можешь уже переодеться.
Я облачился в тот же прикид, в котором щеголял в столовой. Снова прикрепил к руке браунинг, а наган сунул за пояс. Первым на вечернюю летучку явился Рундук. Его рассказ произвел на нас сильное впечатление.
– Вот что я тебе скажу, Григорий Иваныч, на станции процветает махровый беспредел! Вникнув немного в ситуацию, я понял: хищения зерна, макаронов, риса, муки, мануфактуры, нефти просто безбожны! Спекулянты обнаглели до предела, воруют вагонами, бушприт им в рыло!
Cветловский нахмурился и закурил папиросу.
– До меня и раньше доходили сигналы, что там свито змеиное гнездо. Спиридон Прокофьевич, дружище, надо хорошенько его поворошить и выйти на расхитителей.
– Этим я и собираюсь завтра заняться, – сказал Рундук и посмотрел на меня. – Но мне нужен помощник, и Нечаев вполне подойдет.
– Хорошо, – согласился Светловский. – Однако к вечеру, Данила, ты должен быть в столовой на бывшей Дворянской. Продолжай следить за дворянчиками.
– В таком случае на утренней летучке мне делать нечего, – заявил Рундук и снова взглянул на меня. – Я буду ждать тебя завтра в 8 часов утра у Вознесенской церкви на стоянке легковых извозчиков. Придти ты должен точно в таком же наряде, как сейчас, с бородкой и усами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Прошло немного времени, и в кабинет, один за другим, вернулись другие сотрудники. Упомянув о тщетном обыске у Рукавишникова, Светловский попросил их дать отчет об итогах дневной работы. Оказалось, ничего такого, что могло бы заинтересовать его, не случилось. Начальник затем объяснил, в силу каких причин, сотрудники не расходятся по домам.
– Монастырские знали, что у Талдыкиных засада, – сказал он, пристально поглядывая на нас. – В голову закрадываются подозрения, напрашиваются кое-какие выводы… Так что, утечка информации нам сегодня ни к чему… Карпин, переодевайся! Вам с Нечаевым уже пора выдвигаться в сторону курзала.
Мы с товарищем, одетым в костюм-тройку cеро-голубого цвета, спустились в нижнюю часть города, пересекли Красную площадь и подошли к двухэтажному зданию постройки середины XIX века.
Внешний облик курзала был в точности таким, каким его изображали на старинных открытках и фотографиях – с рустовкой нижнего этажа, пилястрами, лепной отделкой по верху. Пройдя через крыльцо в виде портика и гардероб, мы оказались в обширной длинной зале. Буфет находился за перегородкой слева, туда я и направил свои стопы, втягивая носом призывные запахи. На прилавке пузатился многоведерный самовар, стояли блюда с пирожками, бутербродами с рыбой, колбасой и сыром. У меня мгновенно разыгрался аппетит. Все, хватит голодать! Театральный буфет, конечно, не столовая, наесться от пуза не удастся, но я, наконец-то, как следует, оторвусь!
Через минуту я хлебал горячий чай из граненых стаканов и уплетал еду с такой быстротой, что мой спутник, заказав себе пирожок и стакан чая, не переставая, покачивал головой.
– Ну, ты даешь, Нечаев! – крякнул он, поглаживая накладные усы и бородку. – Пять бутербродов умял, шесть пирожков!
– Поголодать бы тебе с мое, запел бы по-другому! Небось, на базаре-то есть, чем разжиться?
Мы сели за столик с таким расчетом, чтобы видеть все помещение буфета. До начала спектакля еще было далеко, но почти все столики были заняты. Слышались приглушенные разговоры, смешки, стук стаканов. Кого здесь только не было! Сидели или чинно прохаживались военные с дамами под ручку, молодые и средних лет служащие, пожилые женщины в длинных платьях, девицы с накрашенными губами в модных юбках, дворяне в безукоризненных костюмах и пенсне, бывшие купцы и мещане в сюртуках, косоворотках и картузах. В дальнем углу сидела троица охотников в прорезиненных плащах, шумно обсуждавших повадки дичи.
– Вон там торчит парикмахер, – говорил мне вполголоса мой спутник. – Мастер своего дела. Рядом с ним расположился летчик, об аэропланах знает все. Счетоводов разных ведомств полно, монтеров, дантистов, учителей. И все с женами, а на тех, погляди-ка, сколько всякой бижутерии!
Через парадный вход вошел застегнутый на все пуговицы выходного френча Маркин, держа под руку свою высокую статную супругу в красивом платье с блестками. Следом за ними прошествовала группа серьезных молодых людей в кожаных куртках, перепоясанных ремнями, галифе и начищенных сапогах. Возглавлял ее голубоглазый крепыш лет тридцати пяти.
– Яркин со своими чекистами! – шепнул мне Карпин.
Мне пришло на ум высказывание Ф.Э. Дзержинского о том, что у чекиста должно быть горячее сердце, чистые руки и холодная голова. Идейность, неподкупность, трезвый расчет! Вид этих ребят, особенно их лидера, говорил о том, что с этим у них все в порядке. А слова Светловского о перерожденце в их рядах? Ну, все может быть, не все сосны в лесу корабельные!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я тщательно оглядывал каждого, кто переступал порог курзала и направлялся в буфет. Спустя некоторое время мое внимание привлекла пара молодых парней, расположившихся у одного из окон. Их манера держаться и настороженно-жесткий взгляд мне сразу запали в душу. Один, что повыше ростом, обладал смазливой физиономией и гибкой фигурой. Его низкорослый спутник был широк в плечах, коренаст, с виду неповоротлив. На обоих были картузы, серые пиджаки, брюки и летние полуботинки. Я толкнул Карпина и указал на них кивком головы.
