Я вернул ей газету и нахмурился. Что-то меня беспокоило, что-то было не так. Тщательно исследовав свои чувства, я, впрочем, ничего особенного не обнаружил. Просто мне было не по душе, что Саманта вынудила меня использовать Кит подобным образом. Вне зависимости от того, кем был ее отец, что он совершил и что еще мог совершить, девчонка мне нравилась.
— Ну, идем, — сказала Саманта. — Нас ждут в Нью-Йорке на учебной базе ФБР.
Мы поднялись на борт. Пассажиров было всего четверо: мы с Самантой и двое замотанных, засыпающих на ходу бизнесменов.
Салон первого класса был пуст, и я пересел на правую сторону, чтобы в иллюминатор было видно Атлантическое побережье. Самолет взмыл в небо и довольно быстро поднялся на высоту десять тысяч футов. Освещенный огнями Портсмут был виден отсюда как на ладони.
Гавань, река, паутина шоссе. Потом под нами появился узкий, вытянутый вдоль берега остров, и я подозвал стюардессу:
— Скажи, детка, это, случайно, не Плам-Айленд?
С помощью крошечной рации стюардесса связалась с командиром экипажа.
— Да, сэр, это он, — подтвердила девушка.
Я снова посмотрел вниз. Саманта была права: дочь Джерри Маккагана была нашим ключом, отмычкой, но у отмычки было имя, и она была живым человеком — очаровательным и умным.
И я сомневался, что Кит была — или когда-нибудь станет — моим врагом.
3. Снова в «Большом яблоке»
Нью-Йорк... Его описывали, наверное, уже миллионы раз. Вы наверняка знаете, как он выглядит, даже если никогда там не бывали. Но август в Нью-Йорке — совершенно особая пора, и все, что вы о нем слышали, следует возвести в квадрат или даже в куб. А если и этого недостаточно, попробуйте представить большой город, в котором по выходным невозможно вызвать врача, электрика или водопроводчика. Это и будет Нью-Йорк в августе.
Дэн ухмылялся. За окном позади него дрожали, тонули в жарком мареве Башни-близнецы, Крайслер-билдинг и Эмпайр-стейт, но они были далеко. Наше здание затерялось среди пустырей Куинса, где линии подземки обозначены буквами из самого конца алфавита, а в лавках видеопроката непременно есть отдел фильмов на урду.
Глотнув кофе из чашки, Дэн покачал головой.
— Ты вляпался в здоровенное дерьмо, Майкл, — сказал он не без некоторого злорадства, но в его словах не было ничего обидного. Я знал, что нравлюсь Дэну, просто иногда он начинал думать, что я приношу больше неприятностей, чем пользы.
Дэн был моим куратором в ФБР и работал в связке с Федеральной службой маршалов и другими организациями, осуществляющими Программу защиты свидетелей. Коротко говоря, он был обязан следить за тем, чтобы меня не прикончили. Но сейчас Дэн вел себя совсем не так, как я ожидал. Он, похоже, не собирался ничего предпринимать, хотя я на его глазах проваливался в яму со змеями. Дэн, правда, сказал, что эти дела не в его компетенции, но я знал, что люди всегда говорят так, если они напуганы или им лень оторвать задницу от стула.
— Если меня шлепнут, тебе туго придется, — заметил я.
— Никто тебя не шлепнет, — уверил Дэн. — Во всяком случае, не в мою смену...
Я ничего не ответил. Его шуточки совершенно меня не успокоили, мне требовались гарантии посолиднее.
Дэн потер щеки и снова улыбнулся:
— Мне нравится твоя новая прическа. Очень современно. Теперь, когда старина Кобейн откинул копыта, стиль, которого вы с ним придерживались, быстро выйдет из моды. Гм-м... Тебе бы немного подзагореть, ты был бы похож на израильского спецназовца, — добавил он.
— Это была их идея. Такие уж у них представления о маскировке.
И я тоже глотнул кофе. Он был куплен в ближайшей забегаловке за углом, и готовил его явно какой-то иммигрант, который знал, как и из чего надо варить кофе, но понятия не имел, какой вкус должен иметь приготовленный им напиток.
— Не могу пить эту бурду, — сказал я. — И вообще, что мы здесь делаем?
— Скажи спасибо, что ты не попал в Юнион-сити или в Уихокен. Все второстепенные подразделения Бюро давным-давно убрали с Манхэттена, так что тебе, считай, повезло.
— Ах вот как! Ты считаешь, что мне повезло? Черт побери, Дэн, они хотят, чтобы я внедрился в боевую ячейку ИРА, которой руководит этот твердолобый радикал Маккаган! Какое же это везение?
— Зато ты не вернулся в Мексику. Как я понимаю, этот вариант тебе тоже предлагали? — Дэн самодовольно усмехнулся.
— Да, предлагали, но этот вариант меня не прельстил. С другой стороны... Я боюсь, что если я останусь в Штатах, то рано или поздно могу оказаться в лапах мистера Даффи, а это, дружище, уже по твоей части. На твоем месте я бы давно позвонил Дженнет Рино и сказал, что вопрос носит принципиальный характер и что меня необходимо защитить от этих чертовых британцев, которые делают все возможное, чтобы поставить меня под удар. Но вместо этого ты... Словом, ты меня разочаровал, Дэн.
У Дэна сделалось обиженное лицо. Он был крупным, даже несколько полноватым белокурым тридцатилетним парнем, обожавшим просторные рубашки-поло и короткие брюки-гольф, в которых он выглядел еще толще. А когда он обижался, зрелище было и вовсе душераздирающее.
Дэн нервно потер подбородок:
— Я понимаю, Майкл, ты, конечно, считаешь, что ты — пуп земли, но это не так. Думаешь, Дженнет тебя выручит? Как бы не так! Она уже не помнит, кто ты такой, а если я напомню, Дженнет скажет, что ты сам виноват, что вляпался в этакое дерьмо, и теперь должен сам о себе позаботиться. Наша задача — следить, чтобы тебя не убили люди, которых ты сд... которых ты помог упрятать за решетку. А твои испанские неприятности — это только твоя проблема. Кстати, если помнишь, я советовал тебе не ездить за границу.
— Мне нужно было развеяться.
— В следующий раз попробуй купить билеты в Диснейленд.
— Ты меня не понимаешь, Дэн. Тебе трудно представить, каково это — быть человеком, за которым охотится мафия.
Он закатил глаза.
— Ну, что касается мафии... — начал Дэн, но тут дверь приоткрылась и в комнату заглянула Саманта.
— Ну как, Майкл, все в порядке? — спросила она. — Поторопитесь, пожалуйста, потому что нам нужно заняться нашими баранами. Время не терпит.
— Ничего не в порядке! — ответил я. — Дэн никак не хочет помочь мне разорвать наш мефистофельский контракт.
Дэн сосредоточенно посмотрел на меня. Слово «мефистофельский» он явно когда-то слышал, но не мог припомнить, что оно означает. В телевикторине «Риск» он наверняка стал бы тем парнем, который не попал в финал, потому что имел отрицательную сумму очков. А Саманте мое замечание показалось оскорбительным, так как роль Мефистофеля отводилась ей; я же в данном случае исполнял благородную роль доктора Фауста. Распахнув дверь до конца, она решительно шагнула через порог. Сегодня на ней был весьма соблазнительный желтый сарафанчик, который — если взглянуть на него под определенным углом — становился совершенно прозрачным.
— Мы, кажется, заключили договор, — сказала она. — И нечего сердить меня с самого утра, понятно?!
— Подойди-ка поближе, а то я плохо слышу! — сказал я, изображая агрессию, но она приняла мою игру за чистую монету. Саманта вообще была не из тех, над кем можно безнаказанно подшучивать. Ткнув меня перочинным ножом в ногу, она преисполнилась уверенности, что отныне я буду относиться к каждому ее слову с предельной серьезностью, но теперь ей, вероятно, почудилось, что я снова что-то задумал. Подойдя ко мне вплотную, она уставилась на меня с высоты своих пяти футов и шести дюймов, так что я вынужден был отодвинуться. Теперь угол зрения был тот, что надо: я прекрасно различал под платьем очертание ее грудей. Не знаю уж почему — быть может, это чисто английская заморочка, — Саманта порой вовсе не надевала лифчик. Так было и сегодня. Ее увесистые светлые груди под желтым сарафанчиком, казалось, умоляли о прикосновении. Кроме того, я бы покривил душой, если бы пытался утверждать, что она не была красивой женщиной. У Саманты было привлекательное лицо и соблазнительно-томные глаза с тяжелыми веками, а ложбинка между грудями была как раз такой глубины, какая была в моде при дворе Людовика XV. Даже на Дэна эта ложбинка подействовала — он принужден был отвернуться, однако я успел заметить, как по его лицу разлилась идиотская улыбка.
— Отрабатываешь задний ход, Майкл? Не выйдет. В данных обстоятельствах ФБР и правительство США полностью на нашей стороне, так что ты останешься в нашем распоряжении до тех пор, пока я сама не скажу, что больше не нуждаюсь в твоих услугах, — отчеканила она, властно сверкнув глазами.
Интонации ее голоса живо напомнили мне речь Тэтчер перед вторжением на Фолкленды.
— Или до тех пор, пока меня не убьют, — пробормотал я вроде бы себе под нос, но достаточно громко, чтобы Дэн услышал.
— Совершенно верно, — равнодушно подтвердила Саманта. Холодность на ее лице и отталкивала, и возбуждала, и я почувствовал себя совершенно сбитым с толку.
