– Очнулся, – как будто с облегчением выдохнул Котто.
– Что произошло?
Ерко дернулся, пытаясь освободиться.
Помедлив несколько секунд, сержант Котто убрал колено с груди Ерко и знаком велел остальным отпустить его.
Николай сел и растерянно посмотрел по сторонам.
Выражения лиц тех, кто окружал его, были настолько разными, что, глядя на них, трудно было что-либо понять. Один только Дрожкин насмешливо ухмылялся.
– Ты что-нибудь помнишь? – спросил Мияги.
– Что я должен помнить? – недоумевающе посмотрел на него Николай.
– Ты набросился на сержанта с такой злостью, будто собирался разорвать ему горло. Мы все вместе с трудом смогли остановить тебя. Ты был похож на дикого зверя.
– На бешеного зверя. – Котто одернул на себе порванную куртку. – Между прочим, куртку ты ногтями располосовал.
Ерко удивленно посмотрел на свою руку, совсем не похожую на лапу хищника, и попытался вспомнить, что произошло после того, как он увидел стоп-кадр со вставшей на ребро монетой. Никаких визуальных образов. Только воспоминание. Воспоминание о страхе. О диком, животном ужасе, вырвавшемся из черных глубин подсознания. Это было куда страшнее тех монстров, что в прошлый раз пытались преградить ему путь на выходе из транса. Как будто он вдруг натолкнулся на то, что несло с собой мучительную и неминуемую гибель… Нет, то, что поджидало его на выходе из транса, как раз и было самой смертью. Он должен был умереть. Либо слиться со смертью в единое целое, чтобы самому стать смертью.
Ужас пронзил тело, словно ледяная игла. Между лопаток, щекоча, побежали капли пота. Не давая сделать вдох, грудь сдавил упругий обруч. Ерко чувствовал смерть внутри себя. Только чья это была смерть, он пока не знал.
– Ты не приходил в себя полторы минуты. – В голосе Мияги звучала неподдельная тревога.
Опершись рукой о пол, Ерко медленно поднялся на ноги. Казалось, каждое движение давалось ему с неимоверным трудом. Он словно преодолевал сопротивление колоссальной, совершенно немыслимой в условиях Марса силы тяжести.
– Что это значит? – спросил он, глядя в пол.
– Какой-то побочный эффект. – Мияги пожал плечами, поскольку совершенно не был уверен в том, что говорил.
– А как насчет монеты? – спросил Дрожкин, по-прежнему продолжая глупо ухмыляться. – Ты ее видел?
Ерко даже не взглянул в сторону того, кто задал вопрос.
– Два евро.
Мияги тихо языком цокнул – удивленно, а может быть, восхищенно.
– К черту все, – отчаявшись привести в порядок разорванную куртку, сержант Котто сорвал ее и, скомкав, кинул в угол. – Не знаю, что с тобой происходит под «шахом», Ерко, но лучше никогда больше его не пробуй.
– Да, – согласился Мияги. – Трудно сказать, к чему все это может привести.
Ерко молча кивнул. Он был уверен, что больше никогда не положит на язык кусочек фильтра, пропитанного «шахом». Он не хотел снова встречаться лицом к лицу со смертью, потому что знал, что смерть сильнее его. Несоизмеримо сильнее и коварнее. В борьбе с ней у него не было ни малейшего шанса на победу.
* * *
И все же Николаю пришлось снова попробовать «шах». И не один раз.
Каким-то образом об удивительных способностях рядового Ерко стало известно полковнику Остринскому. Сержант Котто подозревал, что это Дрожкин постарался, но прямых доказательств у него не было.
Убедившись в том, что под воздействием «шаха» Ерко действительно может видеть то, что недоступно взору, полковник Остринский решил использовать удивительную способность рядового с целью сбора разведданных. Достоверная информация о системе обороны траггов дала возможность нанести внезапный удар именно на том участке, где противник менее всего этого ожидал.
Война на Марсе давно зашла в тупик, из которого, казалось, не существовало иного выхода, кроме переговоров с противником. Но командование такой вариант не устраивал. Война должна была закончиться полной и безоговорочной победой землян. В противном случае все то, что происходило на Марсе на протяжении последних двух лет, теряло какой-либо смысл. Даже если бы удалось выбить траггов из зоны Сырого провала, вряд ли эта победа серьезно повлияла бы на дальнейший ход боевых действий, но она была необходима для поддержания духа армии землян. И полковник Остринский полагал, что ради этого стоило рискнуть. Его не пугало то, что буйство, в которое впадал Ерко на выходе из транса, от раза к разу становилось все более неистовым и продолжительным. В целях безопасности полковник приказал Ерко надевать наручники перед тем, как он примет «шах». Коме того, на сеансах ясновидения, которые теперь проходили в кабинете Остринского, присутствовали четверо солдат, удерживавшие Ерко, когда он впадал в буйство. По мнению полковника, приступы бешенства Ерко не стоили того, чтобы обращать на них внимание.
После них парень быстро приходил в себя. А то, что чувствовал он себя после сеансов ясновидения разбитым и подавленным, так это можно было просто не замечать – любая работа отнимает силы. Серьезная проблема заключалась в том, что во время транса Ерко видел лишь небольшой фрагмент территории, на которую мысленно пытался проникнуть. Только на то, чтобы отыскать основной рубеж обороны траггов, у него ушло девять сеансов. А сколько еще «шаха» нужно будет проглотить для того, чтобы в конце концов собрать законченную картину из тех разрозненных фрагментов, что ему удавалось увидеть? По сути, у Ерко не было выбора – откажись он от предложения полковника Остринского, и оно легко трансформировалось бы в форму приказа. Но, если вначале он с внутренним содроганием клал на язык пропитанный «шахом» кусочек фильтра, заранее представляя себе тот невообразимый ужас, у которого не было ни формы, ни названия, что непременно будет поджидать его на выходе из транса, то со временем он стал чувствовать только злость. Злость помогала ему вырваться из холодных когтей виртуальной смерти, которая не желала отпускать его назад, в реальный мир. Но она же и не давала ему становиться самим собой после выхода из транса.
Со временем погружение в транс превратилось для Ерко в некое подобие состязания, в вызов, который он уже по нескольку раз на дню бросал тому ужасу, что поджидал его за краем радужного водоворота, до центра которого он так ни разу и не сумел добраться. Ужас рвал его душу на части, выворачивал наизнанку, скручивал, мял и топтал, превращая в нечто совершенно непотребное.
Порой, глядя на свое отражение в зеркало, Ерко ловил себя на мысли о том, что человек, которого он видит по ту сторону стекла, незнаком ему. Когда-то очень давно он его знал. Но сейчас Ерко не мог даже имени его назвать.
Все это было похоже на галлюциногенный бред, продолжающийся наяву.
* * *
Эксперименты с «шахом» и попытками рядового Ерко мысленно проникнуть за оборонительные рубежи траггов продолжались одиннадцать дней. На двенадцатый день случилось то, что до сих пор с ужасом вспоминают в командовании Марсианской группировки.
Днем внезапно оборвалась спутниковая связь с 12-й пехотной ротой под командованием полковника Остринского. В семь часов вечера к месту дислокации роты был выслан десантный бот с группой быстрого реагирования на борту.
Бот приземлился на выровненной площадке перед штабным блоком. Войдя в корпус, десантники обнаружили шесть трупов, среди которых было и тело полковника Остринского. Насколько можно было судить при беглом осмотре, все шестеро были убиты без применения оружия – ни колотых, ни огнестрельных ран. У одного из солдат был вырван глаз и пробито дно глазницы, у другого разорван живот, у третьего проломлена грудная клетка. У полковника Остринского была вырвана гортань. Остальные также имели различные травматические повреждения, несовместимые с жизнью. При этом в комнате отсутствовали признаки борьбы. Мебель и вещи стояли на своих местах, лишь только стул был опрокинут. Глядя на все это, можно было подумать, что шестеро взрослых мужчин были убиты одновременно, не успев даже понять, что происходит.
Продолжив осмотр штабного блока, десантники обнаружили еще два тела. Это были офицеры, убитые точно так же, как и остальные, без применения оружия.
Не отыскав в штабном блоке ни единой живой души, десантники направились в казарменный корпус.
Картина, которая предстала их глазам, когда они вошли в казарму, была поистине ужасна. Помещение было завалено трупами, лежавшими в жутких, неестественных позах. У многих мертвых были оторваны конечности и свернуты шеи. А в центре всего этого побоища, на крошечном свободном от трупов участке пола, с ног до головы перемазанный кровью, сидел на табурете рядовой Ерко. Глаза его были закрыты, руки лежали на согнутых коленях, а тело слегка раскачивалось из стороны в сторону. Ерко находился в состоянии транса, и все попытки десантников вернуть его в реальность не увенчались успехом.
