— Предлагаешь идти вместе?
— А чем плохо? Мы друг друга худо-бедно уже знаем, а вдвоем ни в одной ватаге не пропадем.
— И куда двинем?
— Да куда захотим. Можно завербоваться в караван на запад, в Шеан или Кхор, а можно и обратно на север, в Приморье или Норфей.
— Две серебряные марки до Шеана, — вспомнил Герт слова Лунда, — за участие в бою — еще полмарки, за кровь — две…
— Таковы правила! — пожал плечами Шенк.
— Я могу предложить тебе больше.
Шенк Герту нравился, однако пригласить идти с собой — это совсем другое. Впрочем, кто не рискует, тот не достоин удачи, не так ли?
— На сколько больше? — вопрос правильный, по существу, и не задай его Шенк, Герт бы встревожился.
— Пятьдесят серебряных марок.
Ему, и в самом деле, нужен напарник. Дело ведь предстоит непростое, и может случиться, что второй меч понадобится скорее, чем хотелось бы думать.
— Пятьдесят марок серебром… И ведь это мы еще не торговались…
— И не будем! — отрезал Герт. — Я предложил хорошую цену за достойное тебя дело. Так что, нет, Шенк. Пятьдесят, и это все. Во всяком случае, пока.
— То есть, возможны варианты?
— Возможно все, — пожал плечами Герт. — Возможно ты не успеешь их даже потратить… Эти деньги, я имею в виду. Но, может быть, в конце пути я смогу предложить тебе настоящий приз. Так что, да! Ты прав, возможны варианты.
— Хорошо! — кивнул Шенк. — Я почти согласен.
«Почти? Ну, кто бы сомневался!»
— Деньги я заплачу вперед, — ответил он вслух на невысказанный Шенком вопрос. — Всю сумму. Вот доберемся до города, найдем банкирский дом Сафоев, и я тебе сразу заплачу.
— Верю…
— Что-то еще? — прищурился Герт.
На самом деле, он прекрасно знал, о чем спросит Шенк и был даже несколько удивлен, что вопрос этот все еще не прозвучал.
— Чем мы займемся? — спросил Шенк. — Чем и где?
— Легче сказать, где, — усмехнулся Герт. — Везде по эту сторону гор. А может быть, и по ту.
— Звучит заманчиво! И что это будет?
— Месть, — одним словом ответил Герт.
Разумеется, он не был уверен, что дело сведется к одной лишь мести. Но как еще он мог объяснить Шенку то, что и сам представлял себе пока лишь в самых общих чертах. Поэтому, просто месть. Почему бы, и нет?
— Месть, — повторил за ним Шенк, словно, пробуя это слово на вкус. — Что ж, дело не хуже любого другого. Но знаешь, Карл, что говорят об этом умные люди?
— Просвети, будь добр!
— Зверь мести — жестокий зверь, Карл. Так говорят у нас, в Ливо. Его порождает ненависть, и зачастую он пожирает и того, на кого его напустили, и того, кто его выпустил.
Все верно. Так оно и есть. И присказку эту Герт знал задолго до того, как Шенк появился на свете. Однако он знал и другое присловье, и оно ему нравилось куда больше.
— Зверя ненависти, Шенк, — сказал он, завершая разговор, — можно убить, только накормив его досыта!
2. Ладжер, шестого первоцвета 1649 года
— Ладжер большой город, — сказал ему Шенк, имея в виду не только и не столько размеры, сколько нечто другое. То, что одним словом не выскажешь, и не сразу объяснишь.
«Большой город, — повторил за Шенком Герт. — Большой город, большие возможности!»
В банк они, разумеется, не пошли. Не стали даже искать.
— Успеется! — бросил Шенк, и это слово было основательнее подписанного по всем правилам договора. — Первым делом мы пойдем в баню.
— Ну, в баню, так в баню! — согласился Герт, который нынче был бы рад и ведру с горячей водой.
Но Шенк имел в виду совсем другое. А что именно, он имел в виду, Герт узнал немного погодя.
— У меня два кхорских золотых, и тринадцать марок серебром, — сказал Шенк, выводя Герта на городской торг, который, как выяснилось, продолжал жить своей сумбурной рыночной жизнью и в дождь. — А у тебя сколько?
— Будешь смеяться, — улыбнулся Герт, — но у меня тоже два золотых, имперский и шеанский. Да еще дюжина монет серебром. Есть и норфейская в три марки, но есть и две полушки из Семиградья. На круг, я думаю, немногим больше, чем у тебя.
— А нам много и не надо! — отмахнулся Шенк. — И этого за глаза хватит.
Что ж, похоже, он хорошо знал, о чем говорил.
В одежном ряду купили одежду. Не все новое, но все чистое, стиранное, да и стиль другой. Уже не наемник с севера, а дворянин из небогатых, каких на юге гораздо больше, чем в Приморье.
Герт купил себе камзол красного сукна со стальными посеребренными крючками и петлями, с отложным воротником и рукавами с обшлагами, украшенными пуговицами, и батистовую сорочку со стоячим воротником и кружевными манжетами на запонках. Запонки для воротника и манжет он выбрал серебряные, черненые. Целое состояние, если подумать, но не устоял. Заплатил. Очень уж захотелось вдруг почувствовать себя прежним Гертом, хотя тот, другой, давешний Герт серебра не носил. Брезговал.
А еще он приобрел расшитый алой нитью плотный дублет из темно-синей шерсти на льняной основе, светло-коричневый колет, бриджи из тонко выделанной лосиной кожи, и высокие черные сапоги. Однако меч и кинжал, да еще стальные шпоры и дорожный двойной плащ из плотной шерсти, он оставил прежние, то есть те, что получил в наследство от убитых им наемников или купил в Але на следующий день после памятной встречи с мастером Шерваном.
— Ну, я готов! — сообщил он Шенку, взвалив узел с новыми вещами на плечо. — Что дальше, мой проводник по злачным местам города Ладжер? Идем в баню?
— Не торопись! — остановил его Шенк. — Сначала следует перекусить…
— Перед баней? — удивился Герт.
— Ну, не на голодный же желудок! — хитро прищурился новый друг, и Герт в некотором замешательстве осознал, что и в прежние-то времена не слишком хорошо знал жизнь «простых» людей. Что уж говорить о нынешних?
— Ладно, — согласился он, тем более, что в последний раз они ели ранним утром, и не так, чтобы досыта. — Веди!
Просить дважды не пришлось. Шенк великолепно знал город, и вскоре они уже седели в маленьком трактире, примостившемся у задней стены храма Единому, и ели невероятно вкусное рагу из утки, запивая его крепким темным пивом. Ну, а к рагу и пиву прилагались утренней выпечки белый хлеб и твердый овечий сыр, посыпанный крупной солью. Так что трапеза получилась на славу, но, как и обещал Шенк, была она не слишком плотной. Не осоловели, одним словом. Наоборот. Герт, наконец, почувствовал себя по-настоящему молодым, здоровым, свободным и счастливым.
— Куда теперь? — спросил он, подумывая о том, что после бани, не худо бы сходить в бордель.
— А вот теперь, и впрямь, в баню! — ответил Шенк и повел его по извилистым улочкам, через площади и мосты, и привел, в конце концов, к просторному мрачному дому за каменной стеной, обращенному фасадом к тихой улочке, а задами, едва не погрузившемуся в невеликую, но шумную речку, вращавшую чуть дальше по течению огромное мельничное колесо.
Постучались в тяжелую дверь. Шенк обменялся «парой слов» с хмурым бородатым мужиком, выглянувшим в зарешеченное оконце. Передали в качестве пропуска серебряную марку за двоих, и прошли, наконец, внутрь, за толстую скрепленную сталью дверь, в темный коридор, и дальше, мимо еще одного охранника, вооруженного увесистой дубинкой и бандитским тесаком, в новую дверь, и по лестнице куда-то вниз, откуда шло живое тепло и разные вкусные запахи, в которых Герт был готов разбираться, как меняла в монетах, хоть целый день. В конце их недолгого путешествия, Герт и Шенк оказались сначала в крошечном внутреннем дворике, в котором, как ни странно, клубился горячий банный пар, а затем в просторной комнате, обшитой свежими березовыми досками, с большим дубовым столом, заставленным кувшинами и глиняными кружками, блюдами с пирогами, мясом и сыром, и деревянными тарелками с немудреной зимней «зеленью» — мочеными яблоками, солеными арбузами и маринованной морковью.
— Ну, вот мы и на месте! — довольно улыбнулся Шенк и обвел рукой лавки, табуреты и сундуки, расставленные без всякого порядка вдоль стен и у стола. — Проходи, Карл! Раздевайся! И не бойся! Здесь у тебя ничего не украдут. За то и платим!
В комнате было тепло, но не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, за дверью в дальней стене — куда жарче!
«Хорошее место! — согласился Герт. — И к блядям, судя по всему, идти не придется. Сами придут!»
И точно! Не успели раздеться и пройти сквозь банную дверь, а в клубах пара уже мелькают белые женские тела. Девки оказались, как на подбор, молодые и крепкотелые, — две блондинки и брюнетка, — и дело свое знали не просто хорошо, а так, как и должно быть за хорошие деньги. Герт и оглянуться не успел, как его уже намыливали. И как-то так вышло, что уже через пару мгновений, он толком не знал, одна девка осталась с ним или все трое. А еще через какое-то время — и не так, чтобы пауза длилась и длилась, — Герт не мог уже сказать с определенностью, моется ли он все еще или имеет какую-то из блондинок. Впрочем, скорее всего, не он ее имел, а она его, так споро и ловко это у нее выходило. А он лишь хватал горячий воздух ртом, и вроде бы стонал, как раненый, и рычал, как дикий зверь, и исторгал семя, и боги знают, что еще. Но в конце концов, а Герт твердо знал, что все когда-нибудь кончается — даже жизнь, — он обнаружил себя в давешней комнате за столом с кружкой в одной руке и задницей брюнетки — в другой. То есть, все они — и Шенк, и девки, и Герт — расположились вкруг стола. И у всех было налито — и это было не пиво, а крепкое шагорское вино, густое и темное, и, разумеется, хмельное, — и все смеялись, и брюнетка, которую звали Кэт, сидела на его ладони, и ему, как ни странно, не хотелось даже ее отыметь. Он был умиротворен и счастлив. И это все о том дне и о том вечере.
