Жаль, конечно.
- Скажи, этот Фрэнч, - Дюссандер постучал ногтем по конверту, - он сталкивался где-нибудь с твоими родителями?
- Кто? Калоша Эд? - презрительно переспросил Тодд. - Да кто его позовет туда, где бывают мои родители!
- А в школе? Он их раньше не вызывал?
- Вот еще. Раньше я был среди первых. Это сейчас...
- Тогда что он о них может знать? - Дюссандер в задумчивости рассматривал почти пустую кружку. - О тебе-то он знает предостаточно. Весь твой послужной список к его услугам. Начиная от детских баталий. А вот какой, интересно, он располагает информацией о твоих предках?
Тодд отложил ручку.
- Ну, он знает их имена - раз. Сколько им лет. Знает, что мы методисты. Вообще, про это в анкете писать необязательно, но мои всегда пишут. Мы и в церковь-то почти не ходим, но он так и так в курсе. И где отец работает - тоже... в анкете есть графа. Каждый год анкету надо заново заполнять. А больше там ничего и нет.
- Если бы твои родители плохо ладили, как думаешь, он бы знал об этом?
- То есть как это плохо ладили?
Дюссандер выплеснул в кружку остаток виски.
- Ругань. Ссоры. Отец спит на диване. Мать попивает. - Он оживился. - Назревает развод.
Тодд вскинулся:
- У нас ничего такого нет! Даже близко!
- Разумеется. Ну а если бы было? Если бы у вас в доме стояла пыль столбом?
Тодд, насупясь, ждал продолжения.
- Ты бы наверняка переживал за родителей, - развивал свою мысль Дюссандер. - Еще как переживал. Потерял бы аппетит, сон. Об учебе и говорить не приходится. Так ведь? Нелады в семье отражаются, увы, на детях.
В глазах Тодда забрезжило понимание... и что-то вроде молчаливой благодарности. Дюссандер это оценил.
- Что может быть печальнее, чем когда рушится семья, - патетически произнес он, снова наполняя кружку. Он был уже хорош. - Сколько таких драм, сам знаешь, нам показали по телевизору. Язвят, огрызаются, лгут. А сами страдают. Да, мой мальчик. Ты даже не представляешь, в каком аду живут твои папа и мама. Им даже некогда поинтересоваться, что там за неприятности у их единственного сына. Да и что они значат в сравнении с их неприятностями? Вот улягутся страсти, заживут рубцы - тогда и займутся сыном. Ну а пока с этим Фрэнчем пускай объяснится дедушка.
В продолжении монолога огонек в глазах Тодда разгорался все ярче.
- А что, - бормотал он, - может сработать, да, может, может срабо... - и вдруг оборвал себя на полуслове, и глаза вновь потухли. - Не сработает. Мы же ни капельки не похожи. Калошу не проведешь.
- Gott im Himmel - Дюссандер рывком вылез из кресла и прошествовал (не совсем твердо) к кладовке, откуда достал непочатую бутылку старого виски. Открутив колпачок, он широким движением плеснул в кружку. - Я думал, ты смышленый мальчик, а ты, оказывается, настоящий Dummkopf. Давно ли внуки стали похожи на своих дедов? У меня волосы какие? Седые. А у тебя какие?..
Он подошел к мальчику и с неожиданной резвостью схватит его за вихры.
- Ладно вам! - огрызнулся Тодд, больше для виду.
- А вот глаза у нас обоих - голубые, - продолжал Дюссандер, опускаясь в кресло-качалку. - Ты мне расскажешь свою семейную хронику. Тетушки, дядюшки. С кем работает твой отец. Чем увлекается мать. Я запомню. Всю информацию. Через два дня я благополучно все забуду... память стала совсем дырявая... но на два дня меня хватит. - Он мрачно усмехнулся. - Людей Визенталя столько лет водил за нос, самому Гиммлеру очки втирал... уж как-нибудь одного наставника в начальных классах сумею обмануть. А не сумею - значит, зажился я на этом свете.
- Очень может быть, - раздумчиво сказал Тодд, и по его глазам старик понял, что он уже с ним внутренне согласен. Глаза Дюссандера радостно заблестели.
- Еще как будет!
И, видимо, представив себе, как это будет, он начал хохотать, раскачиваясь в кресле. Тодд несколько оторопел и даже испугался в первую секунду, а затем тоже прыснул. Так они на пару и хохотали - Дюссандер в своем кресле-качалке возле открытого окна, через которое в кухню врывался теплый калифорнийский ветер, и Тодд, поднявший стул на дыбы, так что спинка уперлась в эмалированную дверцу духовки, всю в угольно-черных штрихах, ни дать ни взять абстракция вдохновенного курильщика.
Когда дедушка Тодда Боудена переступил порог кабинета и закрыл за собой дверь из зернистого стекла. Калоша Эд предупредительно поднялся, однако не вышел из-за стола. Он помнил про свои кеды. Старички, они частенько не понимают, что это, может быть, психологический прием, рассчитанный на трудных подростков... старички встречают тебя по одёжке, а до остального им и дела нет.
Орел, орел, подумал Фрэнч, разглядывая гостя. Седые волосы зачесаны назад. Костюм-тройка как из магазина. Сизоватого цвета галстук завязан безукоризненно. Черный зонт в левой руке (с воскресенья зарядил мелкий дождик) смотрится эдаким офицерским стеком. Пару лет назад Калоша Эд с женой, большие поклонники Дороти Сэйерс, решили перечитать все, что вышло из-под ее пера. И вот сейчас он подумал: перед ним стоит живой лорд Питер Уимсей, словно сошедший со страниц высокочтимой писательницы. Да, семидесятипятилетний лорд Уимсей. Не забыть рассказать жене.
- Мистер Боуден, - почтительно сказал он и протянул руку.
- Очень рад, - сказал Боуден, в свою очередь протягивая руку.
Эдвард Фрэнч не стал сжимать ее изо всех сил, как он поступал, имея дело с отцами своих учеников. По тому, с какой опаской старик протянул руку, было очевидно, что у него артрит.
- Очень рад, мистер Фрэнч, - повторил Боуден и сел напротив, не забыв поддернуть на коленях идеально выглаженные брюки. Поставив зонт между колен, он оперся на него подбородком и сразу стал похож на очень старую и исключительно деликатную хищную птицу, пролетом приземлившуюся в кабинете школьного наставника. У него легкий акцент, подумал Фрэнч, но без характерной для английской аристократии и, в частности, для лорда Уимсея энергичной артикуляции, скорее континентальный, более плавный. Как, однако, Тодд похож на деда. Тот же нос. И глаза.
- Приятно, что вы смогли прийти, - сказал Фрэнч, садясь - хотя в подобных случаях я рассчитываю, что мать или отец.
Заготовленный дебютный ход. За десять лет работы классным наставником Эдвард Фрэнч хорошо усвоил: если в школу приходит дедушка или кто-то из дальних родственников, значит, не все благополучно дома, и здесь почти наверняка кроется корень зла. В каком-то смысле Калоша Эд бьи даже рад подобному обороту. Неприятности в семье - само собой, не подарок, но, скажем, наркотики для мальчика с такими отличными мозгами, как у Тодда, - это было бы в сто раз хуже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});