— Прости, просто… Не хотел тебе грубить. — Я откашлялся. — Как твой отец?
— Я думала, мы больше не будем этого делать.
— Я ведь извинился, о’кей? — И так каждый раз, черт возьми. — Ну так что с Кети? Я могу поговорить с ней?
— Сейчас понедельник, без двадцати четыре, как ты думаешь, сможешь ты поговорить с ней или нет?
— Только не говори мне, что она.
— Аа, она в школе.
— А что, кто-то умер?
— Она хочет на месяц поехать во Францию.
— Что?
— Я сказала, что она хочет..
— Как она может поехать во Францию на целый месяц? — Я сделал пару шагов по коридору, повернулся и пошел в обратную сторону, сжимая в кулаке мобильный телефон. — А как же школа? Она там почти не появляется! Ради всего святого, Мишель, почему все время я должен быть злым полицейским? Почему нельзя…
— Это школа организует, по обмену, она будет жить во французской семье в Тулузе. В школе думают, что это поможет ей сконцентрироваться. — Снова вернулся резкий голос. — Я думала, что ты проявишь больше понимания.
— Они хотят упаковать ее на месяц туда, где мы не сможем приглядывать за ней. И тебя это совершенно не волнует?
— Я… — Вздох. — Мы уже все перепробовали, Эш. Ты прекрасно знаешь, что она собой представляет.
Я надавил пальцами на воспаленные глаза. Это не очень помогло.
— Она не самый плохой ребенок, Мишель.
Ради бога, Эш! Когда ты повзрослеешь? Она уже больше не твоя милая маленькая девочка с тех пор, как Ребекка бросила нас.
Потому что именно тогда все пошло наперекосяк.
Я толкнул двустворчатые двери и вышел в тихий коридор. В дальнем конце стояла доктор Макдональд — она прислонилась к радиатору отопления и смотрела в окно. Снаружи два крыла каслхиллской больницы формировали шестиэтажный каньон из грязного бетона. По небу расплескался кроваво-красный огонь, и низкие облака ловили последний свет умирающего солнца. Но доктор Макдональд не смотрела вверх — она смотрела вниз, в темноту. Прижала кончики пальцев левой руки к повязке на лице:
— Вы знаете, что в Олдкасле самый высокий уровень психических заболеваний в целом по стране, выше даже, чем в Лондоне… ну, в процентном отношении, конечно. Пятнадцать официально подтвержденных серийных убийц за последние тридцать лет. Пятнадцать, и это только те, о которых мы знаем. Многие утверждают, что это из-за инбридинга,[42] но что более вероятно, это из-за фабрик по производству хлора. Инбридинг здесь не так чтобы очень распространен, правда?
Явно ей не доводилось бывать в Кингсмите.
— Если хотите, — предложил я, — познакомлю вас с Хитрюгой Дейвом Морроу. У него на ногах пальцы сросшиеся.
— Вам запомнилось что-нибудь необычное в книгах, которые Хелен Макмиллан держала в своей спальне?
— Гарри Поттер, вампирские любовные истории и всякая фигня вроде этого? А у Кети, например, Стивен Кинг, Дин Кунц и Клайв Баркер.[43] Так что мое представление о том, что нормально для двенадцатилетних, будет не совсем верным.
— Есть в этом какая-то ирония, вам не кажется? Олдкасл выпускал и выпускал без остановки газообразный хлор, и все думали, что работают на победу в Первой мировой войне, а заводы все сбрасывали и сбрасывали в окружающую среду тонны ртути, этим самым гарантируя поколениям и поколениям психические заболевания… — Она встала на цыпочки и, приложив к стеклу сложенные ковшиком ладони, посмотрела вдаль сквозь импровизированную амбразуру.
Я подошел к ней и тоже заглянул вниз, в черную глубину.
На самом дне бетонного каньона вспыхнули и осветили дорогу автомобильные фары, за которыми проследовал серебристый «мерседес»-минивэн с надписью на борту «МАКРЕЙ И МАКРЕЙ — РИТУАЛЬНЫЕ УСЛУГИ». Проехав под окном, он сбросил скорость и, съехав на пандус, исчез в глубине больничного цокольного этажа.
— Это Лорен Берджес, как вы думаете? — Доктор Макдональд переступила с ноги на ногу, кеды скрипнули по линолеуму.
— Может быть. — Я взглянул на часы.
При условии, что Мэтт извлек ее из земли до того, как археолог-криминалист вернулся с ланча.
— К тысяча девятьсот шестнадцатому году в Олдкасле производилось хлора больше, чем где-либо еще в Европе, а сейчас не осталось ни одной фабрики. — Она отошла от окна. — Когда будут делать аутопсию?
— Вскрытие, не «аутопсию».
Она вдруг запела тоненьким девчоночьим голоском, чуть громче шепота:
— Я говорю — морг, ты говоришь — покойницкая.Ты говоришь — вскрытие, я говорю — аутопсия.
Снова встала на черную линию и пошла по ней к тому месту, где она исчезала под помятыми металлическими дверями лифта. Рядом с ними висела табличка: «ТОЛЬКО ДЛЯ МЕДИЦИНСКОГО ПЕРСОНАЛА. РОДСТВЕННИКАМ И ПОСЕТИТЕЛЯМ НЕ ВХОДИТЬ».
— Завтра утром Профессор Твининг всегда начинает в девять, минута в минуту.
Доктор Макдональд снова прикоснулась к повязке на голове:
— Знаете, в здешней почве, наверное, еще осталось столько ртути, что ее хватит, чтобы у местного населения сносило крышу до следующего тысячелетия.
— Смотрите на вещи оптимистически. — Я повернулся и пошел к выходу. — По крайней мере, вы и я без работы не останемся.
— Спасибо.
Доктор Макдональд захлопнула дверь машины, потом повернулась и похромала по покрытой гравием подъездной дороге к дому, который должен был стоить миллионы. Подобно другим домам на Флетчер-роуд, это был большой особняк в викторианском стиле, с башенками, расположенный посреди громадного сада и скрытый от окружающего мира трехметровым забором.
На голых ветвях древних дубов сверкали гирлянды белых огоньков — это было не то место, где можно было поставить неонового оленя или надувных Санта Клаусов. Я открыл заднюю дверь «рено» и вытащил ее багаж — два ярко-красных чемодана, один громадный, другой — среднего размера. Их колесики загромыхали и заскрежетали по влажному гравию.
В крытой галерее стояла женщина лет сорока пяти — пятидесяти, залитая ярким светом пары экипажных фонарей. Ее коротко стриженные и уложенные с помощью геля светлые волосы торчали сосульками, причем только с одной стороны головы, с другой стороны все было в порядке. В носу сверкала пуссета с бриллиантом. Драные синие джинсы и кожаный жилет на голое тело. Как будто она пришла на прослушивание для участия в клипе «хеви-метал». Для полноты образа ее прикид дополнялся целым набором татуировок: нечто цветочное спускалось о плечу, на одной ноге — ласточка, на другой — якорь.
Женщина стряхнула пепел с сигареты и отхлебнула прозрачной жидкости из хрустального бокала, заполненного льдом. Произношение не местное, а скорее напоминает кого-то из Арчеров.[44] Она развела руки в стороны и заключила доктора Макдональд в свои объятия. Потом отступила назад и нахмурилась:
— Эй, что ты сделала со своей головой? Это что, рана? Да, похоже на рану. Иди в дом и налей себе выпить. Там в холодильнике чудесная бутылочка «Бельведера»,[45] и тоник не забудь.
Из открытой входной двери, тяжело дыша, вышел старенький терьер, и доктор Макдональд радостно улыбнулась:
— А где дядя Фил?
— Повез Элли и Колина в Глазго смотреть новую мальчишечью группу. Это очень… правда, о вкусах не спорят, так, кажется, говорят. — Женщина еще раз пыхнула сигаретой, пристально посмотрела на меня сквозь облако сигаретного дыма. — Это тот самый придурок, который тебе врезал? Хочешь, я спущу на него собак?
— Не говори глупостей. Джесси ему глотку вырвет. — Она улыбнулась гериатрическому[46] терьеру. — Правда, Джесси?
Пес вообще-то даже и не сидел — было похоже на то, что задняя половина его тела завалилась набок. Он сипел, кряхтел и вываливал наружу язык.
Доктор Макдональд махнула в мою сторону рукой, как будто собираясь представить зрителям необычный фокус:
— Тетя Джен, это детектив-констебль Эш Хендерсон. Тетя Джен, она ветеринар.
Тетя Джен фыркнула:
— Тебе что, пожестче нравится? Вроде как староват для тебя, Элис? Ты так не думаешь?
Корова наглая.
— Доктор Макдональд помогает нам в расследовании, — сказал я максимально вежливо.
— Хммм… — Еще один пристальный взгляд, на этот раз в сопровождении глотка чего-то там, что было у нее в бокале. Потом протянула руку: — Дженис Рассел. К чаю у нас китайское. Готова поспорить, вы не откажетесь от хорошей порции курицы чау мейн?[47] Таким большим парням это нравится.
И упустить возможность смыться к чертовой матери подальше от Доктора МакПридурь?
Я выдавил огорченную улыбку:
— Я бы с большим удовольствием, но у меня еще тонны бумажной работы этим вечером.
