Егоров выбежал на лестницу. Но по лестнице поднимались Воробейчик и еще какой-то парень в дорогой пыжиковой шапке и в борчатке с мерлушковым воротником, с таким же мерлушковым, как на шапочке и на воротнике у Ани Иващенко, которую Егоров встретил вечером, несколько часов назад. Но теперь ему казалось, что это было очень давно.
Воробейчик подталкивал парня, а парень оглядывался и огрызался.
За ними шли еще два человека, не знакомых Егорову.
— Вот он, гроза морей, — втолкнул в коридор парня Воробейчик.
— Прямо из Читы прибыл? — спросил парня Жур. — Папаша говорит, что ты в Читу отбыл…
— Я его с крыши ссадил, — кивал на хозяйского сына Воробейчик. — Он залез вон на ту крышу и постреливал вот из этой штуки, — Воробейчик достал из-за пазухи тяжелый пистолет кольт. — А я его тихонько из-за трубы, как кошка мышь. И еще счастливый его бог. Я бы сделал из него покойника, если бы он оказал сопротивление…
— Эх! — снял пыжиковую шапку хозяйский сын и шлепнул ею об пол. Потом стал расстегивать борчатку с оторванной полой.
Полу он оторвал, когда Воробейчик сталкивал его с крыши.
Под борчаткой у него были синяя косоворотка, опоясанная шелковым шнурком с кистями, синие же брюки галифе и белые, измазанные в саже бурки, обшитые полосками коричневой кожи.
Егоров с интересом смотрел на него.
Это был первый крупный бандит, которого вот так близко увидел Егоров, — настоящий бандит. Он только что прострелил ухо шоферу и мог убить шофера. Мог убить кого угодно. И, наверно, убивал.
Однако ничего особенного все-таки Егоров в нем не заметил. Хозяйский сын был похож на обыкновенных нэпманских сыновей, что торгуют в лавках на Борзовском базаре. И у него такие же, как у них, нахальные, насмешливые глаза. Он и сейчас не испуган, не растерян. Он только огорчен.
Вынув из кармана брюк расческу, он, глядя в зеркало, стал расчесывать мокрые волосы, кольцами слипшиеся на лбу.
— Для чего же ты учинил стрельбу? — спросил его отец, как спросил бы, наверно, всякий отец набедокурившего сына.
— Вы, папаша, не суетитесь, — ответил сын, собирая с расчески опавшие волосы. Потом подул на расческу и спрятал ее в карман.
— Ну ладно, купцы, показывайте ваш товар, — улыбнулся Жур. — Ломик, надеюсь, у вас найдется?
— Девок тут развел! — закричал на отца сын. — Они все сыскные. Для чего они были тут нужны?
— Ломик, — повторил Жур. И спросил: — Сами будете поднимать пол или нам придется?
— Я у вас на службе не служу, — огрызнулся сын. — И служить не буду…
— Это определенно, — подтвердил Жур. — Служить ты у нас не будешь, нет.
Зайцев уже где-то в коридоре добыл топор и долото.
— Это что тут, в углу? — показывает Жур. — Надо разобрать.
Зайцев разгребает какие-то тряпки, мочало — сперва ногой, потом руками, Егоров начинает ему помогать. Они вытаскивают из кучи тряпья ватное одеяло, тянут матрац, набитый мочалом.
И вдруг в самом углу испуганно заплакал ребенок. Голый, худенький, лет, наверно, трех, со всклокоченными волосами.
— Ну, ты, сопляк! — сердито отодвигает его Зайцев. Он сердится сейчас на все, на всех. Он уверен, что таким сердитым и должен быть всегда работник такого учреждения.
Ребенок встает на тоненькие ножки, жмурится от света, но не уходит из угла.
— Мальчик, — удивляется Егоров.
— Уберите ребенка, — обращается к женщинам Жур. — Чей это ребенок?
На свет лампы выползает страшная, как баба-яга, старуха. Точно такую Егоров видел в криминалистическом кабинете на снимке. А эта только что спала на печке.
— Кто его знает, чей он? Верка его мать. Она уехала во Владивосток. Оставляла мне ему на харчи, но чего она там оставила…
— А как Веркина фамилия?
— Кто ее знает, как! Верка и Верка. Княжна ей была кличка…
Егоров поднял ребенка с полу, и ребенок цепко ухватился за его шею.
— Глядите, признал отца, — засмеялась женщина в цыганской шали.
Егоров покраснел.
— Кешка, — сказала Дуня мальчику, — это твой отец нашелся. Поцелуй папочку.
Мальчик еще крепче обнял Егорова и действительно поцеловал.
— Ничей? — спросил Егоров старуху. — Совсем, совсем ничей? — и повернулся к Журу.
— Работай, — нахмурился Жур. — Тут не детский дом. Положи ребенка…
Егоров посадил мальчика на сундук около кирпичной плитки и прикрыл его плечики байковым одеялом.
Зайцев уже оторвал топором плинтус и стал вырубать первую от стены доску.
— Подожди-ка, не так, — взял долото Егоров. — Она так может расколоться…
— Ну и пусть, — продолжал орудовать топором Зайцев. — Жалко, что ли…
— Подожди, — опять сказал Егоров.
И подсунул долото в то место, где забиты гвозди. Надавил коленом на ручку долота. Доска скрипнула протяжно и подалась, сильно пахнув старой, слежавшейся пылью и плесенью, от которой трудно дышать. И в то же время чуть расколотая смолистая доска вдруг запахла свежей лиственницей или сосной, будто под слоем тлела, таилась жизнь. И вот она обнаружила себя.
Егоров ловко отрывал долотом одну доску за другой, точно не один год провел на этой работе. Он делал теперь это с явным удовольствием. Но вдруг над его головой закричал Воробейчик:
— Ящик!
Под полом оказалось три ящика — два длинных и один квадратный.
В длинных ящиках лежали короткие японские карабины, обмазанные по стволам вонючей желтой мазью и обернутые в вощеную бумагу. В квадратном ящике — обоймы с патронами.
Алексей Ефимов
КОМАНДИРОВКА
Вечером 18 декабря ответственный дежурный срочно вызвал меня в МУР. Когда назвал товарищей, которых в тот вечер собирал у себя начальник Московского уголовного розыска Виктор Петрович Овчинников, я понял — случилось нечто чрезвычайное. Вызваны были Георгий Тыльнер, Филипп Безруков, Николай Осипов, Дмитрий Колбаев, Иван Свитнев, Виталий Реутов, Иван Челядко. Это был в какой-то мере ударный отряд МУРа.
Ожидая Овчинникова, мы обменялись предположениями, ни одно из которых не подтвердилось. Могли ли мы догадаться, что будем расследовать преступление, совершенное в сотнях километров от Москвы.
— Времени у нас мало, поэтому буду краток, — сказал Овчинников. — Всем вам, очевидно, известно о преступлении в Мелекессе. Там убита и ограблена депутат Чрезвычайного VIII съезда Советов Пронина. Убийство совершено около десяти часов вечера. В поезде Пронина встретила знакомую, они с вокзала вместе отправились домой. Недалеко от кладбища их встретили трое. Знакомой Прониной удалось бежать. Вот, собственно, и все. По указанию правительства мы должны организовать бригаду и расследовать это преступление. И сегодня же, повторяю, сегодня же, выехать в Мелекесс.
От Овчинникова мы узнали, что в Мелекессе над расследованием уже неделю работают бригады оперативных работников из Куйбышева, из Центророзыска, ну и, разумеется, местная милиция. Результатов пока нет.
— Будем находиться в Мелекессе до тех пор, пока не раскроем убийство, — сказал Овчинников. — О работе независимо от результатов мы должны ежедневно дважды докладывать в Москву. Беспрепятственная связь нам будет обеспечена.
— Мне хотелось бы задать один вопрос… — начал Тыльнер.
— Отвечаю сразу — я не могу на него ответить. Сейчас вы знаете столько же, сколько и я, — Овчинников невесело улыбнулся.
В чужом незнакомом городе предстояло раскрыть преступление, совершенное десять дней назад, когда свежих следов не осталось. К тому же до нас там уже работали несколько групп оперативников.
— Разрешите? — В кабинет вошел начальник секретариата МУРа Виктор Петрович. — Поезд на Куйбышев отходит в двадцать три тридцать. Билеты на всю группу заказаны.
— Отлично. Товарищи, сейчас двадцать часов. Даю вам два часа на сборы. Соберемся здесь же в двадцать два часа. Всем иметь при себе оружие. Взять все необходимое для оперативной химической лаборатории.
— Я уже подумал об этом, — сказал Челядко.
— Самые ходовые растворы и реактивы возьмите в двойном количестве. И еще, товарищи, подумайте о версиях… В поезде обсудим.
Начальник МУРа Виктор Петрович Овчинников был прекрасным специалистом. Лишь одно его присутствие заражало коллектив энергией, создавало атмосферу уверенности. Ему было всего девятнадцать лет, когда он начал работать в ВЧК. В двадцать лет Овчинников вступил в партию большевиков. Он принимал активное участие в подавлении эсэровского мятежа, участвовал в аресте так называемых «анархистов подполья», которые совершили немало диверсий и ограблений. Близкий соратник Ф. Э. Дзержинского, Виктор Петрович неоднократно получал от него задания по ликвидации особо опасных банд. Под его руководством была обезврежена шайка Мишки Курносова, которая терроризировала некоторые районы Москвы и области. Он же организовал и ликвидацию банды Гаврилова, по кличке Землянчик, грабившего кооперативы, магазины в Москве и Твери. Овчинников задержал и особо опасного преступника Шрага, который орудовал под всевозможными вымышленными фамилиями и одно время выдавал себя даже за сотрудника Дальневосточного ОГПУ.
