Директора приходят и уходят – Третьяковка остаётся
Первая гендиректорская пятилетка Ирины Лебедевой заканчивается
Фото: РИА "Новости"
Пять лет назад новое руководство ГТГ заявило "новый курс" развития. Что получилось?
В 2009 году в Государственной Третьяковской галерее сменилось руководство. Генеральным директором стала Ирина Лебедева, до той поры работавшая заместителем, курировавшим «второй остров архипелага» ГТГ - здание на Крымском Валу с постоянной экспозицией искусства ХХ–ХХI веков.
Третьяковка – одно из любимых мест жизни, начиная с самого нежного, почти млечного, детства, какое-то сказочное пространство, где, несмотря на пролетевшие десятилетия, всё так же пробирается через лесную чащу васнецовский Иван-царевич на огромном волке, всё так же вот-вот разойдутся и никак не расходятся тучи над туманами Плёса, и до сих пор не кончается мелодия свирельки коровинского пастушка, которая слышна только заворожённым девушкам в красных сарафанах, стоящим под молодым месяцем[?] С некоторых пор этот мир стал потихоньку, потихоньку меняться. Поначалу – в гомеопатических дозах, а потом – всё более заметно. Это воспринималось сначала как недоразумение, как болезнь родного дома, брёвна которого вдруг начал подтачивать какой-то зловредный жучок и одновременно какая-то противная плесень. Причём болезнь эта началась с новой «домашней пристройки» или нового «острова» Третьяковки – здания музея на Крымском Валу. Но ведь даром и прыщ не вскочит. На всё есть свои причины, тем более – любого заболевания.
А началось оно уже в условиях нового политического, идеологического и культурного ландшафта России послесоветской. Люди постарше хорошо помнят, что это время текло под лозунгом, который можно свести к двум словам: «бей прошлое». С ним воевали всерьёз. И новые историки, и новые политики, и новые культурологи, составившие напористую когорту жрецов всего «нового и прогрессивного». Им было присуще навязывание так называемых новых форм во всех сферах общественной жизни. Кляня и ненавидя прошлое за «консерватизм», «совковость», «русопятство», модернизаторы с необычайной энергией от слов перешли к делу. Естественно, это отразилось на культурной политике нового государства, и в первую очередь, конечно, в области массовой культуры, которая должна была стать пищей духовной новых поколений. В подобной практике, кроме грубого приёма «корчёвки» старого, существует ещё одна довольно эффективная, хотя и растянутая во времени технология – постепенное замещение старого и традиционного. Преимущество этого метода в том, что ввиду своей «плавной мягкости», неторопливости поначалу он не вызывает у приверженцев традиции бурной протестной реакции: ну, ладно, ведь это – чуть-чуть, это не меняет общего состояния дел, пусть добавят чего-то другого!
Вторжение так называемых новейших течений, взявших на себя право тоталитарно представлять всё современное русское искусство XXI века, аккурат и началось с появлением ерофеевской коллекции по воле и прямому указу тогдашних «культурных властей» и вопреки воле, даже к ужасу, третьяковского руководства. Это был уже изрядно подтухший и поднадоевший на Западе соц-арт – расписанные фразами и незамысловатыми картиночками холодильники, грязные ванны, стоптанные прохудившиеся валенки, грубоватые простенькие инсталляции, словно карикатура на открытия русского авангарда, и представлявшийся «актуальным искусством». Вообще интересная особенность – культура подобного сорта всегда агрессивна. Она, её носители и её демиурги не могут существовать без вытеснения и подавления, демонстрируя те самые тоталитарные качества, которые они декларативно ненавидели все прошлые годы в образе старой страны и её культуры. Ведь вторжение в Третьяковку произошло неслучайно: требовалась возгонка «качества», а для этого, как нынче принято говорить, бренд «Третьяковская галерея» подходил как нельзя лучше.
Это же размещено в самой ГТГ!! Музейный уровень! Вот это и есть паразитизм в рафинированном виде: присоединиться, взять под локоток, втиснуться на один диванчик с великими, с талантами, одарёнными – наверняка ведь заметят! Особенно в условиях, когда неотъемлемым свойством современной массовой культуры глобализма является саморекламная беззастенчивость. От этого, а больше всего от самого содержания и эстетики такого искусства можно заболеть или плохо себя почувствовать. Это часто приходилось слышать от людей среднего и старшего возрастов, да от тех же музейных смотрителей. Молодёжь, как видно, привыкает к этому проще, естественнее, в силу юной неразвитости, недообразованности, грубости, так же, как она привыкает к наркотикам, алкоголю, разврату. А заболеть есть от чего. Одно из объяснений этому феномену дал ещё столетие назад знаменитый врач-психиатр Чезаре Ломброзо. В работе «Гениальность и помешательство» он сделал однозначный вывод – рисунки пациентов дурдомов типологически и по форме удивительно напоминают работы художников-абстракционистов. А если это так, то подобное искусство – аномалия, отклонение от естественного. И сегодня уже не хочется зубоскалить, как это было в приснопамятные советские времена, над реакцией, в общем-то, простого по происхождению и воспитанию человека – Никиты Сергеевича Хрущёва – на выставку «Новая реальность» (наверное, каждому поколению всё это пытаются каждый раз втюхивать как «новое») в 1962 году в Манеже с участием художников-авангардистов. Как вспоминали очевидцы, пройдя зал несколько раз и пообщавшись с художниками, он произнёс несколько пассажей, которые выражали иногда вопрос, а иногда – утверждение:
– «Слушайте, вы – пидарасы или нормальные люди?! Это пидарасы в живописи».
– «Что это за лица? Вы что, рисовать не умеете? Мой внук и то лучше нарисует!»
Впрочем, пора вернуться из далёкого 1962-го в наше время, а точнее – в 2009 год. Сегодня совсем не лишне вспомнить основные обещания и объявленные намерения «свежеиспечённого» директора Третьяковки Лебедевой и тот событийный фон, который этому предшествовал. Очень важно припомнить ту «стартовую черту» её директорства, откуда должен был начаться «инновационный» рывок музея в будущее.
К тому времени экспозиция в здании на Крымском Валу уже несколько лет включала и так называемые новейшие течения (под которые были выделены отдельные залы), «тоталитарно» представлявшие развитие отечественного искусства последних десятилетий. И у посетителя естественным образом складывалось впечатление, что он оказывался в совершенно ином музее, западного типа, ничего общего не имеющего с сокровищницей шедевров национальной изобразительной культуры. И что весь поступательный процесс развития нашего искусства (воплощённый в произведениях Дионисия, Рублёва, Брюллова, Венецианова, Иванова, Куинджи, Перова, Шишкина, Саврасова, Сурикова, Репина, Врубеля, «мирискусников» и «голуборозовцев», тех же классиков русского авангарда, мастеров советской эпохи – Корина, Пластова, Герасимова и второй половины ХХ века, 60-х и 70-х) каким-то причудливым образом выродился, вне национальной традиции, в уродливые проявления болезненного псевдоискусства, скорее шоу-бизнеса, коим являлись залы «новейших течений». Попросту говоря, даже при поверхностном изучении экспозиции этих «течений» обычный, так называемый массовый посетитель, далёкий от искусствоведческой фразеологии, скажет вам, что увидел набор каких-то предметов, ничего не говорящих объектов, неких аппликаций и в лучшем случае каких-то плакатов с определённым политическим подтекстом, кроме того, фотоинсталляций, коллажей, лишённых художественной формы «картин». Кстати, о форме, на наш взгляд, очень точно высказался известный православный богослов профессор Алексей Осипов: «Дух творит себе форму, и если повреждён дух, не может быть доброй формы». Это в полной мере относится к таким «шедеврам», которые присутствовали в постоянной экспозиции «течений». Например такой: на стене прикреплено прямоугольное красное полотнище, по формату напоминающее флаг СССР; левый угол занимает портрет Ленина в профиль, выполненный в классическом агитационном советском стиле; середину и правую часть пространства занимает надпись по-английски:
Coca-Cola: it"s the real thing
Lenin
(«Кока-кола – настоящая вещь» Ленин).
«Приговщина» в Третьяковке (фото автора)
Под «знаменем» на стене установлен «триптих» писсуаров, очевидно, венчающих физиологический смысл «произведения». Нет никакого желания рассуждать о философии автора, сотворившего это, однако, вероятно, его работа может натолкнуть создателей сантехнических приспособлений на мысль о том, как резко увеличить их продажную стоимость: нужно лишь «музеефицировать» этот товар. Вероятно, способ может быть универсальным и распространяться и на другие предметы, в том числе и на бесхозно валяющиеся на земле, как то: в мусорных баках, на собачьих площадках (на Западе мы уже имеем тому примеры), заброшенных стройках. Всем этим полезным вещам можно сообщить фантастическую прибавочную стоимость! Вообще формирующие инфернальную картину мира «шедевры» актуального искусства своим появлением в постоянной экспозиции музея национальной художественной культуры обязаны «закачке» в фонды ГТГ ерофеевской коллекции из «царицынского бункера». И вот спустя несколько лет естественным продолжением и «культурным наследием» деятельности куратора и начальника «новейших течений» стала выставка «Запретное искусство». Она представляла в Париже современное отечественное изо от имени Третьяковской галереи и при непосредственном участии И. Лебедевой (в дальнейшем, правда, ответственным за скандальный проект был назначен тогдашний гендиректор музея Валентин Родионов, вследствие скандала снятый с должности в июне 2009 года; тогда же и произошло назначение Лебедевой – то ли за отсутствием иных кандидатов, то ли ввиду верности как тогдашнему минкультовскому уныло прозападному руководству, так и «новейшим течениям»). «Хитом» и символом выставки «Запретное искусство» стала работа, на которой изображались два мужика в милицейской форме, изо всех сил обнимающие и тискающие друг друга (целующиеся милиционеры), созданная группой «Синие носы». Всё-таки прав был, похоже, прозорливый Никита Сергеевич!.. Скандал не прошёл даром для начальника «новейших течений» А. Ерофеева, который был изгнан из ГТГ под аккомпанемент мощного хора «плакальщиков» либеральной общественности и СМИ. А Лебедева продолжила свою деятельность, отмежевавшись от скандального проекта и его куратора Ерофеева. Как раз в своём первом «директорском» интервью, не называя его имени, она обошлась эвфемизмами: «У нас был опыт работы с людьми, работающими в области современного искусства, но не понимающими смысла деятельности и задач музея… опыт работы с кураторами, пусть с креативными и успешными, но не понимающими сути музея как целостного организма, оказался неудачным… поэтому мы и расстались».
